Вернулась домой, думала, опять буду угощать начальников в финской бане или в «охотничьем домике». Так, собственно, и было. Но теперь вдобавок к этому, когда министры приглашали председателя на семейные торжества, я должна была его сопровождать. Вместе с картошкой. Чтобы приготовить на месте и всех потрясти. У большинства начальников торжества были обыкновенные. Но у того длинного, у которого госпожа все уровнями мерила, приходилось выкладываться на все сто. Как и положено у министра министров, у которого в руках будущее нашего «Единства». Публика была немногочисленная, но тщательно отобранная. Разные там начальники. Один композитор и одна певица — спеть новейшие песенки. Один прозаик, одна актриса — прочесть новейшие рассказики. Один поэт, без исполнительницы, тот сам читал. Разумеется, все мужья с женами. А жены с мужьями. Мой председатель тоже с благоверной. Только я без Стефана. Нечего, мол, стряпухе в таком обществе своего автомеханика демонстрировать. Ладно, что мне?

Начинают с коктейля. Потом солистка поет, а за роялем композитор. Попили, пососали из соломинки — поэт читает. Снова попили — актриса выступает. Посредине погрызут что-нибудь хрустящее. Потреплются о политике, о деревне, о театре, литературе, должностях. Обо всем понемножку. Пощупают, пробегутся по верхам.

Певцы, чтецы, музыканты то и дело выпархивают из гостиной в холл, где мы с домработницей госпожи расставляем на подносах готовые блюда. Кинут в рот какой-нибудь лакомый кусочек, умнут ломтик мяса. Одними хрустящими угощениями вперемежку с восклицаниями «Разве это уровень!» сыт не будешь. Музыкантам, артистам у нас нравилось больше, чем в гостиной, где все сидят как в витрине. Проглотят они кусочек и торопят друг друга: «Давай, давай, пора духовную пищу подавать!»

Когда все насосались коктейлей, пробежались скороговоркой по всему, что происходит на свете, министр министров торжественно объявляет: «Уважаемые гости, сегодня среди нас находится знаменитый председатель знаменитого колхоза «Единство» со своей супругой Лаумой. «Единство» — хозяйство по выращиванию картофеля. Вместе с председателем приехала и колдунья по превращению бульбы в изысканные лакомства — Зелтите. Поблагодарим судьбу, что и нам выпала честь отведать тех вкусных блюд, которыми питается колхозное крестьянство». Сказал и скалит зубы, думает — сострил. Все, конечно, сразу рассмеялись. И чтобы еще больше потрафить ему, зааплодировали. Не в честь картошки, разумеется, ту они еще не пробовали, а — колхозного крестьянства, которое живет кум королю и ест такие вещи, о которых даже министры не имеют представления.

Я подавала на стол свои забавы: половинки крестьянских колбасок в картофельном мундире, нечищеные печеные клубеньки с начинкой, томленые подушечки с корочкой из карамельки, картофельный рис. Успех был грандиозен — раз в сто больше, чем у актрисы и поэта вместе взятых.

Председатель, который хорошо если за весь вечер произнес семь фраз, мою стряпню не ел. Но как только я подносила что-нибудь новое, обязательно напоминал: «Зелтите, ты бы рассказала, как это готовят».

Я рассказывала, шпарила наизусть рецепты. Отвечала на вопросы. Ну и вопросы были, скажу вам! Одна, например, интересуется, как получают столь гладкую карамельную корочку. Другая спрашивает: только ли вдоль можно разрезать картошку перед фаршировкой, а поперек нельзя? А какие аплодисменты раздались, когда я объявила: «Картофельный пудинг с миндальной горчинкой!» Как все удивлялись, когда объясняла: «Пудинг обычно запекают, но я предпочитаю водяную баню». Еще спросили: «Действительно ли для клубничной подливки ягоды нужно разрезать на четыре части, а не иначе?»

Нас не только министр министров приглашал на семейные праздники. Другие тоже не хотели отставать. Бывало, по два раза в неделю выезжала стряпать. А тут еще председатель наказал: «Заруби на носу — ни одно блюдо не должно повторяться. Разве если специально закажут».

Так мы оба с ним катались из одного начальственного дома, с одних семейных торжеств на другие. Лаума тоже нас сопровождала, пока всем не надоело. Тогда перестали звать. Видно, нашли другую труппу для развлечений. Сиек, бедный, вообразил, что его приглашают, потому что сам им интересен. Как бы не так. Когда председатель понял, сделался мрачнее дождевой тучи. Я по своей наивности еще спросила: «Ну когда поедем картофельные блюда демонстрировать?» Рассвирепел. Первый и единственный раз наорал на меня: «Мужа отбить захотела у какой-нибудь министерши?» Что мне? — молчу, раз не в духе. Прошло. Опять смотрит на меня светлым лицом. «Надо будет на той неделе с картошечкой поколдовать». — «Куда поедем?» — «Никуда, здесь будем принимать». Ага, понимаю. Раз здесь, то без жен. Мне же легче. Не будут приставать с вопросами, на сколько частей разрезать клубнику. Меньше говорить придется о рецептах, больше о всяких происшествиях, связанных с картошкой.

Кое-чему я в Елгаве научилась, кое-что от матери слышала, в книжках вычитала. Так что подаю еду и рассказываю какой-нибудь малоизвестный случай. В сумочке у меня всегда записная книжка. Поднесу угощение — перелистываю на кухне. Ну точно в школе перед экзаменами.

Захожу к начальникам и говорю, например: «В семнадцатом столетии в Бургундии запрещалось есть картошку — болезни, мол, всякие от нее». У всех глаза на лоб: «Какие еще такие болезни?» «Ну, мало ли примеров, — говорю. — Во дворе у английской королевы Елизаветы Первой (до сих пор помню по школе годы ее правления: 1558—1603), так вот на приеме у этой самой Елизаветы почти весь двор отравился. Только сама королева избежала этой участи. Колдовства никакого не было. Придворным подавали маленькие, как горошины, клубеньки. А в них яд — соланин. Королева только потому не отравилась, что у нее в этот день болел живот и она к горошинам не прикасалась». Все смеются, всем весело. А я несу следующее блюдо и опять подаю факт из блокнотика: «Пуритане картошку не признавали, потому что о ней ничего не сказано в Библии».

Однако до каких пор можно картофельными блюдами поражать? Пора вроде и остановиться. Министры и другие начальники весь мир объездили, где только не побывали, чего только не перепробовали. Однажды Арманд Сиек спрашивает меня: «Как ты думаешь, наши гости какие?» — «Как какие? Солидные. Большие начальники». — «Я не о должностях спрашиваю — о внешности». — «Хорошо одеты». — «Да нет, телом, телом какие?» — «Ну, такие кругленькие, упитанные». — «То-то же, вот и подумай в этом направлении».

Смекнула я, куда гнет председатель.

В следующий раз ставлю на стол печеную тыкву. Гости в изумлении. А я говорю: «Боюсь, как бы не навредить вам этими картофельными блюдами. Бульба не такая безобидная, как вам кажется. Если встанете на весы, многие потянут выше нормы». Ага. Ну, слушают все — аж в рот глядят. Еще бы. У каждого второго живот через ремень переваливается. Спрашиваю: «Что ест человек с избыточным весом?» Удивляются: я, мол, ничего такого. Я только картошечку с подливкой, жирного в рот не беру. «Скажите, отчего свинья в весе прибавляет? Намнешь ей вареной картошки, намесишь муки в водичке. Разве это не то же самое, что картошка с подливкой? А посмотрите, как поросенок жир наращивает».

Прямое попадание. Сановные мужи уставились друг на друга. Говорят друг о друге. Каждый о себе. О весе. О животах. Наворачивают печеную тыкву — глядишь, уже и похваливать начинают.

На одном охотничьем вечере я целую лекцию прочла. Не в лоб, с перерывами. Записная книжечка распухла, растрепалась. Зайду, дождусь паузы и подкину: «Видали летом, сколько тучных людей на пляже? Это все от неправильного питания. Что такое пищеварительный тракт? Транспортерная лента, которая снабжает строителя кирпичами. Если подает по кирпичику, строитель посмотрит, подумает, куда его класть, а если навалит целый грузовик, — аврал, штурмовщина! Организм ведь использует без остатка все, что чуть лучше блошиной кожицы!» Министр министров игриво прерывает меня: «Нам тоже хочется того, что получше блошиной кожицы!»