- Ты прав, - подтвердил другой, - мне кажется даже, что мы перестарались.
И Гаутландцы, бросив работу, толпой направились в замок.
Не слыша больше грохота камней над своей головой, Синфиотли понял, что их оставили одних, и осторожно ощупал руками сноп, который ему бросила мать. В нем лежал меч, тот самый меч, который когда-то принадлежал Сигмунду, а потом был отнят у него Сиггейром. Синфиотли еще ребенком часто видел его у пояса отца и часто слышал от матери, что он может разрубить любой камень.
"Сейчас я проверю, правда ли это", - подумал юноша и изо всех сил ткнул острием меча в гранитную плиту, отделявшую его от Сигмунда. К удивлению Синфиотли, чудесный клинок пробил ее насквозь, словно она была из мягкого дерева, и чуть было не поранил товарища по несчастью.
Услышав скрежет стали о камень, Сигмунд ощупью нашел в темноте торчавшее из плиты лезвие и сразу понял, что они спасены. Работая мечем, как пилою, оба богатыря в несколько минут разрезали преграду, которая их разделяла, и бросились друг другу в объятия.
- Дорогой отец! - воскликнул Синфиотли, прижимаясь к груди Сигмунда. - Позволь мне отныне называть тебя так, потому что другого отца, кроме тебя, мне не нужно!
- Охотно позволяю, сын мой, - отвечал Сигмунд, - но давай сначала подумаем, как нам отсюда выбраться, чтобы камни, которые лежат у нас над нашими головами, не раздавили нас.
Он взял из руки Синфиотли свой меч и, подойдя к одной из стен ямы, осторожно разрезал им с двух сторон крайнее из бревен. Оно с треском упало на землю. Сигмунд прислушался, но все вокруг было тихо. Тогда он принялся долбить мечем лежавшие над прорубленным им отверстием камни. Их обломки градом посыпались вниз. Оба богатыря укладывали их ровным слоем на дно ямы и, становясь на них, поднимались все выше и выше. Постепенно они достигли верхнего края приготовленной для них могилы и, раскидав руками последние преграждавшие им путь камни, вышли на волю.
Была уже ночь, и на небе ярко сверкали звезды. Сигмунд долго смотрел на лежавший перед ним замок, в котором, как видно, все давно уже спали, а потом повернулся к Синфиотли.
- Пойдем, - решительно сказал он. - Там, где не помогла сталь, поможет огонь.
Юноша понял замысел своего названого отца, и его глаза сверкнули. Оба направились в лес и стали поспешно собирать хворост. Охапку за охапкой носили они его к замку и укладывали вокруг стен, не оставляя ни одной свободной щели, ни одного прохода.
Удовлетворенный своей местью, Сиггейр спокойно спал, когда его разбудил внезапный шум и грохот. Весь замок был в огне. Длинные языки пламени лизали сухие сосновые бревна, из которых были сложены его стены, и поднимались багровым венцом над черепичной крышей. Застигнутые врасплох Гаутландцы, наталкиваясь друг на друга и потеряв голову от страха, метались по двору. Некоторым из них удалось проскочить сквозь огонь, но тут их настигал меч Сигмунда.
- Сиггейр, Сиггейр! - кричал франкский богатырь, и его громовой голос доносился до самых отдаленных уголков замка. - Ты слышишь меня, Сиггейр? Это я, Сигмунд, тот самый Сигмунд, которого тебе так хотелось погубить, и мой меч снова в моих руках. Пришел час расплаты, Сиггейр!
Вождь Гаутланда, который задыхался от дыма, страха и злобы, отвечал ему лишь глухим проклятием.
Вдруг из густой завесы огня и дыма, которая все больше и больше окутывала замок, появилась женщина.
- Наконец-то, сестра! - радостно воскликнул Сигмунд, узнав в ней Сигни. - А я уж боялся, что ты не успеешь спастись.
- Я пришла проститься с тобой и Синфиотли, - отвечала Сигни. - Спасибо тебе, что ты отомстил Сиггейру за смерть наших родных. Прощай и постарайся заменить Синфиотли отца. Это моя последнее просьба к тебе.
- Как! - вскричал Сигмунд, догадываясь о намерении сестры. - Ты хочешь оставить нас и погибнуть вместе с нашим врагом?
- Никто из моей семьи не может сказать, что я мало сделала для того, чтобы отомстить Сиггейру, - гордо отвечала Сигни. - Этой мести я посвятила всю свою жизнь, ради нее я пожертвовала двумя старшими сыновьями, которые сейчас гибнут в пламени, зажженном тобой. Но долг есть долг, и жена должна до конца следовать за мужем, как сказал мне на прощание мой отец... хотя бы этого мужа мне дали насильно, - добавила она тихо.
Сигни порывисто поцеловала брата и сына и, прежде чем те успели ее удержать, снова исчезла в огне.
Долго, до самого восхода, горел замок Сиггейра. Уже давно рухнули его стены, похоронив под собой вождя Гаутланда и всю его семью, а Сигмунд все стоял и стоял и в суровом молчании смотрел туда, где в последний раз видел Сигни, достойную дочь своего благородного отца - .. Амунсий закончил свою песнь и смахнул рукой капли пота с лица.
Все зрители, а было их немало, завороженно открыв рты слушали эту басню, или баладу, да хрен поймешь как тут такие сказки называются. Но ведь у местных людишек не было ни кинотеатров, ни интернета, ни даже газет, поэтому вот такие как Амунсий сказатели-скальды тут пользовались большим успехом.
- А что стало с Сигмундом? - спросил я - он что стал конунгом Гаутланда?
- Да нет - отмахнулся Амунсий - Сигмунд действительно провозласил себя конунгом, но потом забрал всех воинов павшего конунга Сиггейра, забрал все корабли и ушел в земли своего отца, а тут на острове остались только купци, что ходили за товаром в северные земли.
Ну слава богу, а то я уже испугался, нихрена себе тут страсти бушуют, Шекспир блин отдыхает. Не дай бог, мне тут такие враги попадутся, что двадцать лет будут планы мести строить и свою сестру трахать, что бы потом воспитать рожденного сына и одним ударом лишить своего врага всего и сразу.
- А как давно была та история? - спросил я.
- Да почитай при моем деде и была.
Вот блин, так это было совсем недавно. А если этот самый Сигмунд был правнуком Одина, так тут недавно сам бог викингов разгуливал, вот это номер, а я думал, что про Одина это легенды, а вот люди его помнят и про родственников самого Одина помнят.
А еще меня напрягло начало этой истории, про какого то вождя Рерира, что был морестранником и владыкой Вранов. А если этот Рерир сидел на острове Руян, а враны - может это будущие варяги, или это намекает, что у него в услужении были все враны?
Да наверное тут что то другое, если Амунсий сказал про Брунхольд, то это остров где то между будущей Данией и Швецией.
Глава восьмая. ГОТЛАНДСКОЕ ГОРОДИЩЕ.
Я был в тяжелых раздумьях. Что делать, пристать к берегу, так разбегутся мои гребцы. Я посадил на весла почти сотню местных крестьян, пообещав им что увезу их в свои земли. Но вот захотят ли они идти, ведь могут воспользовавшись темнотой просто сбежать и всё.
Нападать на мою команду они не будут, оружие я все отобрал, да и люди у меня все бронные, все кроме арбалетчиц. Но вот плыть в ночи я не не собираюсь, и придется приставать.
Я выбрал неплохое место и подал команду причаливать к берегу.
Причалили, вытащили казаны, я выставил два поста наблюдателей подальше от берега и приказал готовить ужин.
Блин и как мне теперь разговаривать с местными, ведь единственный толмач ушел с Радомиром, ну и ладно, покормлю и загоню всех на галеру.
- Путята - позвал я десятника и по совместительству боцмана - покормите первыми наших гребцов и загоните их всех на нижние палубы, а потом выставь охрану и будем кормить наших людей.
- Да не переживай князь - махнул рукой Путята - я ходил посты проверять, так они чуть за горкой и я проверял с далека наши костры не видно, мы в ложбинке сидим.
- Хорошо, что в ложбинке, что то мне не весело в чужой земле ночевать - тихо произнес я - ты скажи пусть все брони оденут и посты проверяйте укрупненными патрулями почаще.
Утром проверили гребцов и оказалось, что семь человек таки сбежали, ну и черт с ними, пусть бегут. Остались именно бывшие рабы, то есть те кому в принципе терять нечего, и кто не считает этот чудо остров своей землей.
