— Говорит, понимает ответственность момента, но… Может, что-то в связи с Шурановой?..
— Да. Иду…
Когда Звонарев представился и доложил о цели своей командировки, в каюте воцарилось тягостное молчание. Пожилой грузный помполит тяжело заворочался в кресле, переложил папиросы из одного кармана в другой.
— Кури уж! — раздраженно махнул на него рукой капитан и обернулся к Звонареву: — Вы как-нибудь связываете исчезновение Шурановой с этим делом?
Звонарев ответил вопросом:
— Могла она, скажем, покончить с собой?
Помполит поперхнулся дымом.
— Значит, Шуранова здоровый, уравновешенный человек, так? Врагов у нее не было?..
— Какие там враги…
— Любовник?
— Чепуха! — отверг капитан. — Девочка скромная и, честно говоря, не очень красивая.
— Это ничего не значит. Может быть, стала кому-то в тягость… Была у нее связь?
— Вряд ли, — пробасил помполит. — Судно, знаете… Тут все на виду…
— Как же она оказалась за бортом? Вы ведь там ее собираетесь искать?
— Мо-о-ре, — задумчиво сказал капитан, в точности повторяя Любину интонацию.
Звонарев развел руками.
— Понимаю, оно коварно… Но это один из вариантов ответа на вопрос. Мы обязаны рассмотреть все…
Капитан согласно кивнул.
— Что ж, давайте. Предположим, Шуранова сообщница? Фу, глупости какие! — перебил он сам себя. — Зина Шуранова одна из самых аккуратных и дисциплинированных членов экипажа! Все ее любили… — Он запнулся и, смутившись, поправился: — Вернее, любят!
Отодвинув кресло, капитан встал, энергично зашагал по каюте.
— Вот что! Давайте проясним для себя главный момент — время исчезновения Шурановой. Тогда я буду точно знать, где искать. Идемте на камбуз!
— Юра, вы не заметили… Шуранова… как она выглядела в этот момент? Не была ли угнетена чем-нибудь? Озабочена?
Пекарь Михайлов растерянно переминался с ноги на ногу. Они были в помещении для мойки посуды — Звонарев, капитан, помполит. В коридоре камбуза толпилось несколько членов команды.
— Нормально выглядела, — Михайлов тяжело выдавливал из себя слова. — Как всегда…
— Значит, вы заглянули в эту дверь и вошли?..
— В эту. В какую же еще…
— Потом?
— Ну что потом… Обнял легонько. Проверил на прочность. Постойте! — Михайлов вдруг ожил. — Вроде бы она напугана чем была… Меня испугалась. Точно! Побледнела так… Я, правда, сам ее малость пугнул. Как рявкну сзади своим басом: «Контрабанду, — говорю, — прячешь, Шуранова?»
— Тю! А контрабанда здесь при чем? — спросил помполит…
— Да ни при чем. Шутка! Шутил я. Вижу, сверток какой-то заворачивает в целлофан…
— Как выглядел сверток? — Звонарев переглянулся с капитаном.
— Да вы что? Про Зинку даже подумать такое грех! Обычный мешок из целлофана. Черт его знает, что там. Она спиной ко мне стояла, загораживала табурет…
— Покажите как.
Михайлов подошел к табурету, нагнулся.
— Вот так. Потом повернулась…
Вошел старпом, тихо сказал капитану:
— Связались с «Бургасом», болгарским сухогрузом. Они в пятидесяти милях от нас. Идут нашим курсом. Будут искать…
Капитан кивнул.
Старпом собрался выйти, но тут взгляд его наткнулся на откинутую крышку бака с водой. Старпом оглянулся, ища кого-нибудь, чтобы сделать внушение. Не нашел, сам взял в руки крышку.
Тут только все обратили внимание на растерзанный автоклав.
— Минутку! — Звонарев встал на табурет, заглянул внутрь бака. Пальцем он подцепил обрывок лески, потянул за него.
— Вот и ответ! — сказал он.
Капитан глазами указал Михайлову на дверь:
— Подожди там.
— Итак, — продолжил Звонарев, когда дверь за Михайловым закрылась. — Надо полагать, Шуранова нашла здесь контрабанду. Место подходящее…
— Нашла ли? — засомневался старпом. — Зачем бы ей снимать крышку, вода сюда непрерывно поступает. Стало быть, знала…
— Ну а если сверток свалился вниз? — Звонарев рассуждал, стоя на табурете и заглядывая в бак. — И преградил доступ воды в кран?
— Резонно, — согласился старпом. — Когда уходили из Одессы, качало. Леска могла оборваться…
— И в этом случае, что бы она стала делать?
— Развернула пакет…
— И увидела блестящий белый металл… А тут этот пекарь… Вот почему она испугалась! Шуранова приняла его за хозяина свертка. Время?..
— Около девяти, полагаю, — сказал помполит. — Михайлов прямо отсюда пошел в кино. В девять оно начинается для экипажа…
— Дальше?..
— Дальше, — продолжил помполит, — такой человек, как Зина Шуранова, начнет бить во все колокола. Скорее всего, побежит к капитану…
— Тогда давайте пройдем ее дорогой! — предложил Звонарев.
Они миновали коридор камбуза, поднялись по трапу и оказались на верхней безлюдной палубе.
— Другого пути нет? — спросил Звонарев.
— Сколько угодно, — усмехнулся старпом. — Но так короче всего.
— Предположим, — продолжал Звонарев, — где-то в дороге ей встретился хозяин свертка. Или даже шел за ней… Смотрите!..
Они как раз вошли в тень теплоходной трубы. Вокруг не было ни души, только ветер подвывал под брезентом на шлюпках да покачивал фонари ходовых огней.
Звонарев ступил в пространство между двумя шлюпками, перегнулся через борт. Сюда, на высоту пятиэтажного дома, едва доносился плеск воды за кормой.
— Уютный уголок… — начал было Звонарев легким тоном, но остановился.
Все молчали, завороженные одной и той же мыслью.
Вдруг послышались шаги, в светлом проеме трапа возникла фигура человека в морском кителе, он приблизился, и Звонарев узнал директора ресторана.
— Иван Афанасьевич, на два слова…
Он отвел капитана в сторону и что-то горячо и быстро зашептал ему на ухо.
— Так почему же, черт вас дери, сразу не доложить, не рассказать, если ты честный человек, а не шкурник, если совесть есть и башка на плечах!..
Капитан в ярости метался по каюте, наступал на горбящегося Клячко. Вид у того был жалкий, затравленный. Только сейчас Звонарев увидел, что он уже не молод — цыплячью шею над воротником избороздили глубокие морщины.
— Испугался я…
— Испугался-а?! — Щеки капитана налились багровой краснотой. — Сукин сын! От страха, значит, убил Шуранову?
Клячко вздрогнул, ошалело посмотрел на капитана.
Звонарев отвернулся, невозможно было смотреть на это изуродованное страхом лицо.
— Не я… не мог я… — бормотал Клячко, отступая к двери.
— Сядьте! — приказал капитан. Он выглянул в коридор. — Боцмана ко мне! Вы… — Он снова повернулся к трясущемуся Клячко. — Вы хуже убийцы! Два часа назад Шуранову можно было спасти. А теперь? Где мне ее теперь искать?!
— Итак, — вставил слово Звонарев, — когда вы, не найдя в красном уголке помполита, вернулись назад, Шурановой уже не было?
— Да, да… — торопливо, захлебываясь от страха, заговорил Клячко. — Я спустился к ней в каюту. Никого. Я решил, что она сама нашла Василия Егорыча. — Он кивнул в сторону помполита. — Мне сказал пассажирский помощник, что он у капитана… Я подумал, она сама ему все доложила, что так даже лучше, зачем мне ввязываться в это дело?.. И пошел к себе в каюту…
— И спокойно лег спать, — вставил капитан.
— Нет, я не спал, я не мог спать, — взволнованно оправдывался Клячко, как будто это обстоятельство — спал он или нет — решало все дело. — Мне было очень нехорошо, я сердцем чувствовал — что-то не так…
— Однако, когда все вокруг искали Шуранову, вы не могли уже не понять…
— Да, я, конечно, понял. Понял, что случилось непоправимое, и испугался за себя. По-настоящему, по-человечески испугался…
— По-человечески! — Капитан в бессильной ярости хлопнул кулаком по столу.
Вошел здоровяк боцман.
— Прибыл, товарищ капитан!
Капитан указал пальцем на Клячко.
— Арестовать! В каюте задраить наглухо иллюминатор, снять койку, матрац — на пол… Все крючки поснимайте, ремень у него из штанов выньте… В двери прорезать глазок!
