Алекс только усмехнулась его представлениям о «красной угрозе», ибо прекрасно знала историю и менталитет русских. Отчасти этот менталитет был присущ и ей самой.

— А по-твоему, — съязвила она, — Советам больше нечем заняться, кроме как завоёвывать весь мир? Посмотри, что сейчас творится в Чехословакии. Они даже в своем блоке не контролируют ситуацию, зачем им ещё головная боль в виде всей Западной Европы?

— А если генсек однажды проснётся и подумает, а почему бы не напасть на ФРГ или, скажем Финляндию, потому что это отвечает стратегическим интересам компартии?

Алекс только разочарованно покачала головой:

— Последний коммунист, который мог и хотел это сделать, был Троцкий. А он уже почти сорок лет как в могиле. А сейчас никому в СССР твоя Европа и даром не нужна. У них уже есть Организация Варшавского Договора, для собственной военной безопасности этого более чем достаточно.

— Всегда может захотеться больше.

— Это американцам может захотеться, — отрезала Алекс. — Их Штаты лежат по ту сторону Атлантики, а НАТО для своего спокойствия они сколотили именно в Европе. Начнись настоящая война между Штатами и Советами, первые, кому достанется новая Хиросима, будут те европейские страны, которые разрешили поставить у себя базы НАТО. — Постепенно этот разговор начал её не на шутку расстраивать, и Алекс вопросила, — И вообще, зачем в ядерной войне диверсанты? Кому мы будем подстраивать гадости на выжженной земле посреди ядерной зимы? — и почти плаксиво добавила, — Слушай, Джейсон, забери меня отсюда, я не хочу воевать с русскими, ты меня об этом не предупреждал.

— Ну, ладно-ладно, — ласково подбодри её мужчина, гладя по плечу, — если не хочешь, тебя никто не заставит. Ты права, мне надо было спросить тебя раньше. Это мой промах. Прости.

И Алекс простила. На следующий день они отплыли в Португалию. Там Джейсон привёл её в новый лагерь для продолжения обучения. О советской военной угрозе там никто не заикался, зато курсанты и инструкторы были явно зациклены на возможности прихода коммунистов к власти в западных странах законным путём через выборы в парламент. В этом учебном лагере, полным профессиональных португальских военных и рафинированных итальянских интеллектуалов, Алекс не могла взять в толк, что плохого, если большинство избирателей желает коммунистического правления в своей стране. Но тут ей быстро объяснили, что демократия есть не меньшее зло, чем коммунизм. Одним словом, лекции по политинформации ей по-прежнему не нравились. Зато Алекс пришлись по душе занятия по взрывному делу. Тут она узнала о куда более удачных способах употребления взрывчатки, нежели стряхивание на неё пепла от сигареты. Попутно Алекс обучилась и самостоятельному изготовлению взрывчатых веществ и не без удовольствия, ибо было в этом много от химии, а химия сама по себе увлекательна, если знаешь в ней толк.

— Тебя действительно не волнуют коммунисты? — спрашивал её Джейсон.

— Ни капельки, — обняв его за шею после маленького кровопийства, призналась Алекс. — Я их не боюсь, и, стало быть, мне плевать на них.

— А кого ты боишься? — спросил он, ласково глядя ей в глаза и обнимая за талию.

— Не знаю.

— А если подумать?

Алекс вздохнула. Она начала вспоминать годы войны. А ведь и тогда она не боялась русских коммунистов, как ей ни пытались внушить трепет и отвращение батальонные пропагандисты из НСДАП. Она видела их воочию по ту сторону линии фронта, видела из окопа, видела в десяти метрах от себя, бегущих в наступление, бегущих её убивать. Может, ей и было тогда страшно, но это не сравнится с ужасом и безысходностью во время английских авианалетов на мирный Хамельн — сожженные дома, горящие библиотеки, и трупы, трупы, трупы… С фронта можно дезертировать — из охваченного пламенем города не убежать. Сражение на поле боя двух армий — это и есть война. Бомбежка женщин, стариков и детей из безопасной кабины самолета — циничное убийство. Русские так не поступали, хотя и могли. Нет, это было кредо англичан.

— Это ведь самая жестокая нация на земле, — распаляясь, объясняла она. — Вся английская история только и говорит об этом. Сначала они извели своих крестьян, потом принялись грабить ирландцев и морить их голодом. Они подсадили китайцев на опий, ограбили Индию и перерезали там миллионы людей. Они убили всех до единого аборигенов Тасмании. Одни убийства, голод, смерти. — Алекс не на шутку разволновалась, и голос её дрогнул. — И всё ради денег, денег и только денег. Как так можно? Разве оно стоит того?

Джейсон поспешил её успокоить:

— После войны у Британии нет прежнего влияния.

— Лев затаился перед прыжком, — парировала она.

— Ты действительно так ненавидишь англичан?

— С чего мне их ненавидеть? — удивилась Алекс такому переиначиванию своей мысли. — Люди есть люди, они в любой стране одинаковые и кровь у всех красная. Вся разница только в правительстве и нравах. Английские правители все как один — сборище кровавых маньяков. Что Кромвель, что Пальмерстон, что маршал Харрис — все убийцы. Мир стал бы лучше, если бы правительственный район Лондона провалился под землю вместе со всеми его обитателями.

Джейсон провел ладонью по её непослушным упругим кудрям.

— Я понял тебя. Когда закончишь изучать диверсионный курс, я знаю, куда тебя отвезти.

После трёх недель в Португалии Алекс и Джейсон снова пустились в морское путешествие. Каково же было её удивление, когда она поняла, что пунктом назначения оказался британский остров Джерси.

— Ты что, привёз меня сюда, чтобы сдать англичанам? — оглушенная таким поворотом событий вопросила она. — И всё из-за того, что я тогда наговорила тебе о них?

— Ах, Александра, Александра… — Джейсон покачал головой. — И после двух месяцев, что я не покидаю тебя, ты так плохо обо мне думаешь?

— А о чём я сейчас должна была подумать?

— О том, что я очень ценю тебя и дорожу тобой. После всех твоих слов о миролюбивых коммунистах и кровожадной Британии я бы мог посадить тебя на ближайшее грузовое судно и отправить обратно в Колло к Аднану. Но я этого не сделал, потому что австралиец, а не англичанин. Просто я понял, что ты нужна именно здесь.

— Кому нужна, для чего? — недоумевала она. — Джейсон, я уже перестала понимать, для какой войны и с кем меня готовят. Уж куда-куда, а в Англию коммунисты не десантируются и в парламент их избрать не дадут, даже если каждый житель страны проголосует «за».

— Ты сказала, что не презираешь британцев, а только их власти. Мне было этого достаточно, чтобы понять твою боль и обиду. Александра, здесь никто не заставит тебя воевать с простыми людьми. Ты нужна здесь, чтобы защитить их.

— От кого? Собственного правительства?

— Может случиться и такое. У тебя есть редкий дар понять чаяния обывателя…

— Я простой человек из низов. Разумеется, я понимаю других простых людей.

— Тебе осталось только выучить их язык и обычаи.

— Зачем? Чтобы прикинуться англичанкой? — И она невольно усмехнулась.

— В Великобритании живет немало народностей. Можешь выбрать себе любую.

На миг Алекс задумалась:

— Уж лучше быть ирландкой в этом гадюшнике. Презираемой, но не сломленной.

Джейсон довольно улыбнулся.

— Я знал, что ты сделаешь именно такой выбор.

А потом был ещё один тренировочный лагерь, на этот раз последний. Здесь американские инструкторы присвоили ей кодовое имя Кастор-573 и по-другому больше не называли. Она была единственной ученицей, и повышенное внимание инструкторов американо-ирландского происхождения немного тяготило её.

Дни проходили в непрестанном обучении английскому языку в его британской, а не средиземноморско-контрабандной версии, шлифовке произношения на ирландский манер и зубрежке новейшей истории Британских островов. Не давали ей забыть и о физических упражнениях, заставляя бегать по утрам марафоны, стрелять в тире и практиковаться в борьбе.

Прошло полгода, когда Джейсон, наконец, объявил:

— Твоя подготовка окончена, поздравляю.