- Кардинал Вийо так сказал? - поразился Мурсиа. - Постойте, но это же нелепо. Для кого, в конце концов, мы составляли этот доклад, как не для понтифика?

   - И нашлись те, кому это не понравилось, кому не стыдно опуститься до воровства в Апостольском-то дворце... Кардинал Вийо распорядился передать ему все материалы, которые остались после инспекции. Придётся подчиниться. У вас остались какие-нибудь записи?

   Услышанное ввергало в отчаяние. Отец Матео с таким положением вещей смириться не мог. Одно дело, когда о молчании просит папа, другое дело когда того требует всего лишь статс-секретарь.

   Нарушение обета понтификальной тайны грозит отлучением от Церкви. Но стоит ли этого бояться отцу Матео, если уже несколько лет он тайно служит тридентскую мессу, которая запрещена папой?

   И он решился отправиться в обеденный перерыв к телефонному автомату, что стоял поодаль от границ Ватикана и сделать телефонный звонок на британский номер, который меньше всего желал когда-либо набирать.

   - Что случилось? - всполошился Ник Пэлем, стоило ему только услышать голос альвара. - Гипогеянцы пролезли ночью в Собор Святого Петра? Покусали кого-нибудь из кардиналов?

   - А вы фантазёр, мистер Пэлем. Нет, ничего, что связано с вашей работой сегодня я сообщить вам не могу. Я просто хотел обратиться к вам с просьбой.

   - Правда? А какой?

   - Весьма деликатной. Помнится, вы говорили, что у вас есть связи с журналистами в ватиканском пуле?

   - Да, есть такое. А что?

   - Если я сообщу вам маленькую сенсационную новость, вы сможете донести её до ваших знакомых?

   - Ух ты, - только и проговорил Ник. - Так вы хотите сделать утечку информации?

   - Пожалуй, да. Но подробностей не будет, только обтекаемые фразы, сами понимаете, моё увольнение нам не нужно.

   - Да, не нужно, - поспешил согласиться оперативник. - Так что передать?

   - Передайте, что сегодня в Апостольском дворце был взломан рабочий кабинет одного архиепископа и похищены рабочие документы.

   - Вот это да, - задумчиво прокомментировал Ник, видимо записывая слова священника. - Да у вас там тёмные делишки творятся почище, чем в лондонских доках.

   - Кто бы сравнивал, мистер Пэлем, - ехидно заметил Мурсиа.

   - Ну, знаете ли, - возмутился тот, - у нас в Фортвудсе ещё никто не додумался взломать кабинет полковника Кристиана и пошариться в его сейфе. Мы в Фортвудсе в большинстве своём хоть люди и не набожные, но у своих не воруем.

   - Рад за вас. Так вы выполните мою просьбу?

   - Да-да. Когда лучше передать сию новость?

   - Скорее, слух. И чем быстрее, тем лучше.

   - Понял. Ждите.

   И Ник Пэлем не обманул. Уже к вечеру журналисты штурмовали пресс-бюро Ватикана в надежде подтвердить или опровергнуть слухи о краже. Стена молчания была сломлена, и на следующий день "Римскому обозревателю" пришлось напечатать краткую заметку: "Речь идет о самой настоящей и постыдной краже. Неизвестные разбойники проникли в кабинет одного из прелатов и похитили документы, которые хранились в специальном ящике с двойным запором. Стыд и позор!"

   Краткое, ничего не значащее и не проясняющее сообщение, но отец Матео с полной уверенностью в своей правоте смог сказать архиепископу Ганьону:

   - Пропажа доклада уже не тайна. Хранить обет нет смысла. Я уже начал восстанавливать текст.

   - Правда? И где он?

   - У меня дома. Может там он будет в большей сохранности.

   Две недели по ночам, когда простому служащему альвару было нечем себя занять, отец Матео набивал на машинке им же написанный и утраченный текст, слово в слово с точностью до буквы.

   А в это время в Ватикане начали происходить странные вещи: в течение недели после пропажи доклада из разных ведомств курии были переведены девятнадцать прелатов - кто в свои родные диоцезы, кто с евангельскими миссиями в Африку и Азию.

   - С пятерыми из этих людей я беседовал лично, - сообщил архиепископу Ганьону отец Матео. - Они рассказали очень интересные вещи, которые я вписал в доклад. С четырнадцатью остальными, полагаю, беседовали другие священники из конгрегации. Видимо всех наших собеседников высылают из Ватикана за эти самые разговоры.

   Это означало только одно - следы заметают. В похищенном докладе не было имён информаторов, но их всё же верно вычислили и проговорившихся спровадили подальше от Ватикана, чтобы во второй раз они не взболтнули комиссии Ганьона лишнего. Но необходимости в повторном опросе не было - отец Матео помнил всё показания дословно.

   Настал день, и он передал подшивку машинописных листов архиепископу Ганьону. Тот вновь попросил аудиенцию у папы. И вновь получил отказ. Он оставил документ статс-секретарю Вийо в надежде, что тот всё же передаст его папе. Но этого так и не произошло.

   - Скорее всего, папе нашептали, что текст утрачен, - поделился своими соображениями отец Матео, - и о докладе нужно навсегда забыть. Вот он и забыл.

   - Может и так, кто знает, - произнёс архиепископ Ганьон. - Как бы то ни было, а я принял решение - возвращаюсь домой в Монреаль.

   - Как так? Вас... попросили?

   - Нет, что вы, я сам принял такое решение. Что проку от моей работы, если её уничтожают и делают вид, что её не было вовсе? Нет, это не по мне. В епархии моё присутствие куда нужнее и полезнее. Не отчаивайтесь, отец Матео, вы очень способны и трудолюбивы, Господь не забудет вознаградить вас за все лишения.

   И архиепископ Ганьон действительно уехал в Канаду, а отец Матео вернулся к рутинной работе личного секретаря монсеньора Ройбера. Каждый день он читал самые невероятные жалобы на священников и слушал их горячие оправдания. Удивительные вещи творились и в Священной конгрегации доктрины веры, какие не могли произойти в бытность кардинала Оттавиани тамошним про-префектом и уж тем более во времена, когда эта конгрегация носила имя Святой Инквизиции.

   Нынешнее же руководство Священной конгрегации доктрины веры задалось вопросом, нужно ли католикам запрещать состоять в масонских ложах или же пора снять этот запрет. Для поиска ответа планировалось создать комиссию, которая и выяснит, изменилось ли за последние века масонство и стоит ли в ответ менять церковный канон. Отец Матео встретил эту новость без всякой радости, только лишний раз вспомнил намёк покойного кардинала Даниэлу, что в Ватикане имеется своя тайная масонская ложа.

   Но не только эта проблема занимало мысли отца Матео. Изредка до его ушей долетали ватиканские сплетни. Говорили, что на роскошном банкете, устроенном папским советником Синдоной, публично повздорили заместитель статс-секретаря архиепископ Бенелли и президент ИРД епископ Марцинкус.

   Не прошло и недели, как Италию сотрясла новость - финансовая империя Микеле Синдоны рухнула. И началось невообразимое: епископа Марцинкуса и его заместителя Меннини итальянские власти то и дело вызывали на допросы. У последнего даже изъяли паспорт, чтобы он не вздумал бежать из страны, как это уже сделал Синдона. Говорили, из-за махинаций папского советника, Ватикан лишился 240 миллионов долларов. Епископ Марцинкус же упорно настаивал, что ИРД не потерял ни цента и к спекуляциям Синдоны никакого отношения никогда не имел.

   Однажды, возвращаясь из Губернаторского дворца по дорожкам ватиканского сада, отец Матео случайно повстречался с самим Паскуале Макки, личным секретарем папы. Кратко поприветствовав священника, он вовсе не ожидал, что тот обратится к нему, назвав по имени:

   - Мы помним о вашей бдительности, отец Матео, - тихим вкрадчивым голосом говорил Макки. - помним, как вы предупреждали о непорядочности Микеле Синдоны...

   - Простите, отец Паскуале, но я никогда ни о чём подобном никому не говорил.

   - Ну как же, а ваше донесение, что Синдона втянул епископа Ортинского в предприятие на Багамах? Да, мы знаем об этом, и итальянские власти теперь тоже знают.

   Уж в чём-чём, а в том, что в совет директоров багамского отделения банка Марцинкуса никто не тянул, а он сам охотно к нему присоединился, отец Матео ни минуты не сомневался. Зато Макки сейчас изощренно пытается внушить ему как раз-таки обратную мысль.