По улице Чайна-таун проходили люди, а Сарваш и старый китаец всё сидели на ступеньках магазина и молчали.

   - Я слушал тебя внимательно - наконец произнёс старик, - и многое понял. Ты прошел пустыню Такла-Макан, был в горах Кунь-Луня, видел тибетских магов бон и их погребальный обряд рланга, слышал предание о Шамбале и побывал в обители богини Си Ван Му. Но ты так и не сказал о золотом эликсире, что подарил тебе вечную жизнь тогда, и что есть небесная роса, которой ты питаешь своё тело теперь.

   Сарваш озорно улыбнулся:

   - Я видел в твоем магазине статуэтки Владычицы Запада. Из того, что продаешь ты, и что видел я, сходится только зелёное платье и заколка в волосах. Владычица правильно предостерегала меня не верить мифам. Вот и ты не верь. Нет никакого эликсира и небесной росы тоже нет. Она до омерзения земная.

   Старик лишь покачал головой.

   - Но ты стал мудрецом, разве этого мало?

   Сарваш лишь устало улыбнулся:

   - Возможно, я становлюсь им, но лишь год от года. Только время, а не подземная Олмо Лунгринг дала мне знания. Знай я тогда, что значит на самом деле дар Владычицы Запада, я никогда не приблизился бы к Кунь-Луню.

   - То тогда, - закивал старик, - а сейчас, зная всё наперед, захотел бы ты изменить свою судьбу?

   Сарваш ничего не ответил, только загадочно улыбнулся. Теперь, может, и нет. А тогда он был молод и пуглив. Он ведь не рассказал старом китайцу, что в пещере Владычицы были и смертные люди, и что своей заколкой она вспарывала им кожу, чтобы пить их кровь, ту самую росу, как говорили о ней даосы.

   - А что же дальше, - спросил старик, - ты нашёл дорогу домой?

   - Да, не скоро, но нашёл.

   - А невеста, дождалась ли она тебя?

   - Нет, - пожал плечами Сарваш. - Больше года прошло, как я вернулся. Все считали, что я погиб в пустыне, а её выдали за другого.

   - Но ты увидел Кайфэн?

   - Да, но только через тридцать лет, когда смог добраться до тех краев.

   - И как? Понял ли, почему твой дед вернулся туда?

   - Понял. На его месте я бы тоже сбежал из Буды. Впрочем, именно это я и сделал.

   На этом они и расстались. Сарваш был спокоен, что старик исполнит его поручение, а если и разболтает своей родне секрет вечной молодости Сарваша, то вряд ли кто-то воспримет этот рассказ всерьёз - не те нынче времена.

   Через неделю в Нью-Йорк вернулся Синдона. Больше бумажных журавликов он не собирал, только ходил по кабинету, не находя себе места.

   - Ездил в Белый Дом, просил поддержки у администрации Никсона, - монотонно говорил Синдона, словно зачитывал отчёт о проделанных действия. - Я предложил им миллион долларов для президентской компании. Они отказались.

   - Разумеется, отказались, - произнёс Сарваш. - Подобные вещи противоречат закону.

   Синдона скривился:

   - Я тебя умоляю... Проще вести дела с единоличными диктаторами вроде Сомосы, чем с демократически избранными правительствами. У них слишком много комитетов и контролирующих органов, да ещё они всё время норовят воззвать к честности - хуже для банковского дела и не придумаешь. Между прочим, Банк Рима даёт мне 128 миллионов долларов, - произнёс "Акула" и добавил. - И этого мало.

   Сарваш молчал и выжидающе смотрел на Синдону, а того потянуло на откровения.

   - Добрые люди сказали, что министерство финансов уже потирает руки и готовит ликвидаторов для моего банка в Милане.

   - Ну, это ведь такая малость.

   - Что ты имеешь в виду? - удивился его дерзости Синдона.

   Сарваш пожал плечами и улыбнулся со словами:

   - Хотя бы то, что вам могут припомнить вывод валюты за пределы Италии, а это финансовое преступление.

   - Что за морализаторство? - фыркнул Синдона. - Знаешь, Изаак, тебе никогда не стать настоящим банкиром только потому, что у тебя есть принципы. А ещё тебе невдомёк, как пользоваться надежным оружием - оружием шантажа.

   Сарваша это признание немало развеселило. Это он не банкир? Это он не умеет шантажировать? Видимо Синдона разбирается в людях ещё хуже Карлы.

   - А у вас, значит, есть рычаги давления на министерство финансов Италии?

   - Есть, - не без гордости признался Синдона, - они бы были и у тебя, не будь ты так глуп и упрям, когда отказывался присоединиться к братству достойных людей.

   - Я привык рассчитывать только на свои силы.

   - Вот и плохо. Так ты мало чего добьешься в профессии.

   Сарваш лишь покачал головой:

   - Я не временщик, дон Микеле, и собираюсь прожить долгую жизнь и потому имею полезную привычку загадывать на несколько десятилетий вперед.

   - Ещё скажи, что собираешься жить вечно, - усмехнулся "Акула".

   - А ещё я не выжимаю из банков все соки без остатка.

   Синдона злобно посмотрел на Сарваша:

   - Что ты понимаешь? Я тебе плачу не за оскорбления, сукин ты сын, а за то, чтобы ты дал мне дельный совет.

   - Попробуйте купить швейцарский паспорт, - сострил Сарваш, - Будет где укрыться от итальянских следователей.

   Но Синдона воспринял его слова всерьёз и буквально.

   - Да, ты прав, так я и сделаю. Умберто Ортолани уже предлагал мне нечто подобное...

   - Так вы, наконец, меня уволите? - на всякий случай поинтересовался Сарваш.

   - Что, как крыса хочешь сбежать с тонущего корабля? Не выйдет. Нас разлучит только прокурор.

   И Сарваш остался при своей должности в Франклинском национальном банке. С Карлой он виделся всё реже и реже. Когда он встречал её в коридоре или холле, по виду женщины было понятно, что её что-то гложет, что она хочет с ним поговорить, но этого так и не происходило. Видимо, гордость не позволяла ей первой делать шаг навстречу. И Сарваш сам не спешил к примирению, он чувствовал, что сейчас не самое лучшее для этого время, и надо подождать.

   И вот настал долгожданный день, когда старик из Чайна-тауна разослал письма адресатам в четырёх странах, и механизм банковского краха пришёл в движение. В миланском банке Синдоны обнаружился убыток в триста миллионов долларов, и министерство финансов Италии начало процесс принудительной ликвидации банка. Через пару дней появился ордер на арест дона Микеле и он сбежал с новеньким швейцарским паспортом из Милана в Женеву. До Нью-Йорка он добрался точно к знаменательной дате - краху Франклинского национального банка. Это банкротство назвали крупнейшим в американской истории - шутка ли, два миллиарда долларов пропали неизвестно куда.

   Сарваш стоял в холле на первом этаже и не без интереса наблюдал, как полиция выводит из здания в наручниках всё высшее руководство банка. Не было среди них только гражданина Швейцарии Микеле Синдоны. Но к вечеру он позвонил Сарвашу из отеля "Пьер", где всегда останавливался:

   - В миланской прокуратуре лежит выписка о распределении дивидендов в Частном банке, - отчеканил Синдона. - Ещё у них есть авизо на триста миллионов долларов, с не совсем точными данными...

   - Поддельные, - уточнил за него Сарваш.

   Синдона вмиг переменился в голосе и пошипел:

   - Это ведь ты, стервец, украл у меня эти документы и отправил их в Милан, так?

   - А я думал, - беззаботно произнёс Сарваш, - вы так и не встретились с прокурором, раз бежали в Женеву. Откуда информация, что в его распоряжении именно авизо?

   - От добрых людей.

   - А, - понимающе кивнул сам себе Сарваш, - тех самых, что при галстуках и фартуках, с угольниками и мастерками. Ну что, сильно они вам помогли?

   - Запомни, - угрожающе продолжал Синдона, - отсчёт твоих дней уже пошёл. Никто не смеет насмехаться надо мной, слышишь? На кого ты работаешь? Кто надоумил тебя подставить меня?

   Тут Сарваш не сдержал т смеха, чем ещё больше разозлил "Акулу".

   - Единственный человек, кто вас подставил, это вы сами, дон Микеле. Если б не ваша фантастическая жадность и тяга к мошенничеству...

   - Ты не жилец, понял, не жилец, - только и ответил Синдона, - у меня есть люди, они разберутся с тобой, поверь мне...