Она покачала головой и вышла встречать незваную гостью. Мариша внимательно прислушивалась к голосам во дворе. Травяная настойка, которую дал ей выпить доктор, еще не подействовала. Девушка была на взводе, и кусок не лез ей в горло. Она отложила ложку.
– Не легчает? – посочувствовал Кирилл.
– Что за жуткие звуки раздаются на пустыре? Будто сама смерть рычит и воет.
Он пожал плечами. О криках на пустыре говорила не только Мариша, но и другие люди. Он сам пару раз слышал отголоски каких-то надрывных звуков, для которых слова не подберешь. В чертей он не верил, в чупакабру тоже. Может, в развалинах поселилась выпь или бешеная лисица?
– Где твой квартирант, баба Зина? – донесся из сеней взволнованный голос соседки. – Веди меня к нему! У меня брат помирает!
– «Скорую» вызывай…
– Пусти!
Анюта решительно потеснила хозяйку и ворвалась в кухню. Мариша ошалело уставилась на растрепанную, испуганную женщину.
– Кто умирает?.. Где? – поднялся из-за стола Бортников.
– Бежим…
Он без лишних вопросов собрался, взял свою врачебную сумку и вышел на крыльцо.
– Я с вами, – увязалась следом Мариша. – Может, моя помощь понадобится.
Анюта бежала впереди, они торопливо шагали за ней.
– Это, случайно, не провизорша из аптеки? – на ходу спросил доктор.
– Ну да, – подтвердила девушка. – Анюта Слепцова! Ее все знают.
– У нее больной брат? Чем хворает?
– Она вроде бы с сыном живет. Тут, неподалеку. Вон ее дом!
Анюта привела их к постели брата. Тот выглядел ужасно: глаза мутные, трясется в ознобе, горит.
– Ангина у него. Хроническая. Я его наутро к вам вести хотела, но вышло наоборот. Вы к нам пришли. Христом Богом прошу, помогите! Я вам заплачу! Один он у меня из всей родни остался, кровиночка.
Она не сказала про холодный чулан, где брат просидел, неизвестно сколько, по вине Пашки. Язык не повернулся родного сына подставить. С Пашкой она сама разберется. Главное – чтобы Мишаня поправился. Не дай господи, он по ее вине помрет. Тогда хоть в прорубь! Хоть в петлю!
– Градусник, – потребовал Бортников, осматривая пациента. – Да, горло неважное. Я бы сказал, страшное горло. А что он принимает?
– Вот его таблетки, – сказала провизорша, указывая на стол. – Он их пачками глотает. В принципе эффективные лекарства. Только на него почему-то не действуют.
– И давно у него проблемы с горлом?
Анюта наморщила лоб, припоминая, когда братец первый раз заболел.
– С пятнадцати лет.
– А что послужило причиной? Холодную воду пил? Или застудился сильно?
– Застудился. Отец наш агрономом работал, часто брал Мишаню с собой в поля. Хотел, чтобы сын по его стопам пошел. А брат мечтал стать путешественником, клад отыскать. Отец его и так, и сяк от этих мыслей отваживал. Но Мишаню не перепрешь. У нас в роду все упертые!
– Что же он ангиной заболел, в знак протеста?
– Нет. Отец его однажды в «кукурузник» посадил, покататься. Думал, Мишаня увидит сверху деревенские угодья, и у него дух захватит. А получилось по-другому. Брата ветром продуло, и он в тот же день с лихорадкой свалился. Тяжелейшую ангину подхватил. Пришлось его в больницу везти. Пролежал там неделю, не меньше. С тех пор чуть что – горло. Так и пошло!
– Какой в «кукурузнике» ветер? – удивился Бортников. – Разве там кабина открытая? Это же транспортник, который людей перевозит.
– Ну, я не знаю… – развела руками Анюта. – Так родители говорили. Я-то сама в «кукурузнике» не летала. Только в небе видела. Самолет с двойными крыльями.
– Значит, с той поры и началась хроника?
– Ага! Мишаня как чувствовал, ни за что не хотел в «кукурузник» садиться. Но отец его уговорил. Теперь он самолетов видеть не может.
– Интересно…
Бортников выслушал больного, велел полоскать горло, ставить компрессы, заваривать травы, пить кислый брусничный морс, лежать в постели, греться. Обычное лечение. У него были вопросы к Михаилу, но задавать их сейчас бессмысленно.
– Скажите, доктор, он поправится? – с замиранием сердца осведомилась хозяйка.
– Полагаю, да. Температура высокая, но не критическая. Горло отекшее, воспаленное, но серьезной угрозы это не представляет. Мне не совсем понятно, чем вызвано состояние стресса у вашего брата… Как будто он пережил сильное потрясение. Я ему настой зверобоя рекомендую: и воспаление снимет, и нервы успокоит. Впрочем, вы фармацевт, вам это должно быть известно.
У Анюты свалился груз с души. Зря она подняла панику. Мишаня просто устал с дороги, вымотался. А тут еще казус с чуланом! Угораздило же его поддаться на Пашкину хитрость. Она ломала голову, как сыну, который явно под мухой, удалось провернуть этот дурацкий фокус.
Мариша молча наблюдала за процессом, слушала, мотала на ус. В привычной ситуации оказания медицинской помощи она немного успокоилась, забыла о своих страхах.
За все это время больной не произнес ни слова. Он словно отсутствовал, погрузился в свое недомогание и почти не реагировал на окружающих. Он дал осмотреть себя, но делал это машинально, не понимая, что происходит.
– Где можно помыть руки?
– Идемте, доктор…
Хозяйка отвела Бортникова к умывальнику, дала чистое полотенце. Мариша осталась с пациентом. Тот лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал. Она убрала фонендоскоп в сумку и тихонько вышла.
– Я зайду еще раз, – говорил доктор Анюте. – Проведаю вашего брата. Я должен убедиться, что динамика положительная. Надеюсь, никаких неприятностей не будет. Но в случае чего вызывайте неотложку…
* * *
Проводив доктора и медсестру, Анюта глотнула самогонки для успокоения и взялась за сына. Пашка сидел в своей комнате сам не свой. Он почти протрезвел и, когда увидел разъяренную мать, приготовился к худшему.
– Ну, ты и скотина! Ты же человека мог угробить! Дядьку своего!
– Да ты че, ма…
– Ты мне не чекай! Зачем ты Мишаню в чулане запер? Как ты мог до такого додуматься?! Наградил меня боженька идиотом! За какие грехи, спрашивается?
Она бушевала, а непутевый отпрыск хлопал глазами и мотал головой. Анюта с трудом сдержалась, чтобы не дать сыну подзатыльник. Поздно уже бить такого увальня. Что ему бабий подзатыльник? Его бы ремнем отходить, да некому.
– Ты ворюга! Ключ у меня украл, а потом на место вернул?! Думал, проведешь мать-то? Я еще мозги не пропила, как папаша твой!
– Не брал я ничего…
– Будешь врать, прибью!
Она замахнулась на сына кулаком, тот закрыл голову руками и… заплакал. Анюта оторопела. Она ожидала чего угодно, кроме слез. Пашка рос упрямым и дерзким. Чтобы заставить его заплакать, надо постараться.
Материнское чутье подсказало ей, что с парнем приключилась беда. Она сразу остыла, села рядом и обняла сына за плечи.
– Признавайся, сынок, что с тобой? Не молчи! Иначе как я тебе помогу? Во что тебя твои дружки втянули? Говори. Они в колонию попадут и тебя за собой потянут. А у меня денег нет откупаться. Не рви ты мне сердце!
Слово за слово, она выведала у парня кое-что пострашнее истории с чуланом. Оказывается, вчера вечером ребята распили бутылку и поспорили, кто не побоится в темноте по пустырю пройтись – до бараков и обратно.
– Ой, сынуля!.. – ужаснулась мать. – Неужто ты вызвался? Узнаю дурную кровь! Спьяну твой папаша тоже герой. Таких дров мог наломать!
– Я не хотел… Они меня трусом обозвали! Смеялись надо мной…
– И ты решил доказать свою храбрость?
– А что мне оставалось…
– Я тебя просила на пустырь ни ногой? Просила? Ты мне обещал, между прочим! Кто знает, что там за нечисть водится? Люди всякое болтают…
– Я не трус, – промямлил Пашка, шмыгая носом.
– Ты моей смерти хочешь! – запричитала Анюта, прижимая руки к груди. – Что за блажь по пустырю шляться? Да еще в одиночку! Если ты себя не бережешь, хоть меня пожалей!
– Там возле бараков мертвяк лежал…
– Что? – задохнулась мать. – Ты в своем уме? Какой… м-мертвяк?