Она склонила голову перед герцогом.
Тот рассматривал свои ногти. Жанетте показалось, что за все время он ни разу не моргнул, и это, как и его молчание, вызывало неловкость.
– Его светлость хотел бы взглянуть на доспехи, – заявил священник, хотя герцог не проявил признаков какого-либо желания.
Священник щелкнул пальцами, и один из секретарей вышел из комнаты. Второй, вооружившись ножницами, обошел вокруг комнаты, срезая обгоревшие фитили на свечах в железных подсвечниках. Герцог и священник не обращали на него внимания.
– Вы говорите, что писали письма его светлости, – снова заговорил священник. – Касательно чего?
– Я писала про новые укрепления в Ла-Рош-Дерьене, святой отец, и предупреждала его светлость о нападении англичан на Ланьон.
– Если верить вашим словам… – произнес священник. – Если верить вашим словам…
Шарль по-прежнему плакал, и Жанетта дернула его за руку в надежде усмирить, но малыш заплакал еще громче. Секретарь, не оборачиваясь на герцога, переходил от свечи к свече. Ножницы лязгали, на мгновение взвивался клуб дыма, а потом ровный огонек разгорался еще ярче. Шарль ревел.
– Его светлость не любит хнычущих детей, – сказал священник.
– Мальчик голоден, святой отец, – нервно объяснила Жанетта.
– Вы приехали с двумя слугами?
– Да, святой отец.
– Они могут вместе с мальчиком поесть на кухне, – сказал священник.
Он щелкнул пальцами срезающему фитили секретарю, тот положил ножницы на ковер и взял за руку испуганного Шарля. Мальчик не хотел покидать мать, но секретарь оттащил его. Жанетта с дрожью слышала, как звук плача удаляется вниз по лестнице.
Не считая шевеления пальцами, герцог хранил неподвижность и только смотрел на Жанетту с непроницаемым выражением лица.
– Так вы утверждаете, – продолжил свой допрос священник, – что англичане оставили вас ни с чем?
– Они забрали все, что я имела! – страстно проговорила Жанетта.
Священник вздрогнул от ее голоса.
– Если они оставили вас в нищете, мадам, почему же вы не обратились к нам за помощью раньше?
– Я не хотела обременять его светлость, святой отец.
– А теперь захотели?
Жанетта нахмурилась:
– Я привезла с собой племянника его светлости, законного владельца Плабеннека. Или вы предпочли бы, чтобы он вырос среди англичан?
– Не дерзите, дитя мое, – спокойно проговорил священник.
В комнату вернулся первый секретарь. Он принес мешок, содержимое которого вывалил на оленью шкуру перед столом герцога. Тот несколько секунд рассматривал доспехи, а потом откинулся на спинку резного кресла.
– Весьма тонкой работы, – заметил священник.
– Они очень ценны, – согласилась Жанетта.
Герцог снова уставился на доспехи. Ни один мускул на его лице не дрогнул.
– Его светлости нравится, – сказал священник и сделал рукой знак секретарю.
Тот, без слов понимая, чего от него хотят, собрал доспехи и меч и вынес из комнаты.
– Я рада, что они понравились вашей светлости, – проговорила Жанетта и снова присела.
У нее возникла смутная догадка, что герцог, несмотря на сказанные ею слова, принял доспехи и меч за подарок, но переспрашивать не хотелось. Это можно выяснить позже. Через стрельчатые прорези окон ворвался порыв холодного ветра и принес капли дождя; пламя на свечах задрожало.
– Так чего же вы просите у нас? – спросил священник.
– Моему сыну нужно убежище, святой отец, – нерешительно проговорила Жанетта. – Ему нужен дом, место, где он мог бы расти и учиться быть воином.
– Его светлость с радостью удовлетворяет эту просьбу, – ответил священник.
Жанетта ощутила прилив огромного облегчения. Атмосфера в комнате была столь недружелюбна, что графиня боялась, как бы ее не вышвырнули, подобно нищей попрошайке. Слова священника, хотя и прозвучали холодно, подбодрили ее. Герцог брал на себя эту ответственность, и Жанетта в третий раз присела перед ним:
– Благодарю вас, ваша светлость.
Священник собрался что-то сказать, но, к удивлению Жанетты, герцог протянул свою белую руку, и священник преклонил голову.
– Нам это доставит удовольствие, – проговорил герцог высоким тонким голосом, – поскольку ваш сын дорог нам и мы желаем, чтобы он вырос и стал воином, как его отец.
Обернувшись к священнику, он кивнул, и тот с величественным поклоном удалился из комнаты.
Герцог встал и, пройдя к очагу, протянул руки к язычкам пламени.
– До нас дошло, – проговорил он отстраненно, – что уже три квартала Плабеннек не платит нам оброк.
– Этим районом владеют англичане, ваша светлость.
– И вы в долгу передо мной, – сказал герцог, хмурясь.
– Если вы окажете покровительство моему сыну, ваша светлость, я буду в вечном долгу перед вами, – смиренно проговорила Жанетта.
Герцог снял головной убор и провел рукой по светлым волосам. Жанетта подумала, что без шляпы он выглядит моложе, но последовавшие затем слова заставили ее содрогнуться.
– Я не хотел, чтобы Анри женился на вас.
Он замолчал.
Какое-то мгновение Жанетта была просто оглушена его прямотой.
– Мой муж сожалел о недовольстве вашей светлости его браком, – наконец тихо выговорила она.
Герцог пропустил эти слова мимо ушей.
– Ему следовало жениться на Лизетте Пикарской. У нее были деньги, земли, крестьяне. Она бы принесла богатство нашему семейству. В тяжелые времена богатство… – он помолчал, ища нужное слово, – это опора. А у вас, мадам, нет опоры.
– Только доброта вашей светлости, – сказала Жанетта.
– Ваш сын под моей опекой, – продолжал герцог. – Он будет воспитываться в моем доме и обучаться искусству войны и жизненным премудростям, как подобает его рангу.
– Благодарю вас, – попыталась изобразить смирение Жанетта.
Ей хотелось увидеть с его стороны какую-то теплоту, но с тех пор, как герцог подошел к огню, он не поднимал глаз.
И вдруг он повернулся к ней:
– Кажется, в Ла-Рош-Дерьене есть стряпчий по имени Бела?
– Да, действительно, ваша светлость.
– Он утверждает, что ваша мать была еврейкой.
Последнее слово прозвучало с особой резкостью.
Жанетта приоткрыла рот от изумления. Несколько мгновений она была не в силах вымолвить ни слова, голова кружилась. Не верилось, что Бела мог такое сказать. Наконец ей удалось собраться.
– Это ложь!
– Он также сообщает нам, – продолжил герцог, – что вы просили у Эдуарда Английского права получать оброк с Плабеннека.
– Что мне оставалось?
– И просили опеки над вашим сыном со стороны Эдуарда? – язвительно спросил герцог.
Жанетта открыла и снова закрыла рот. Обвинения были так грубы и следовали так быстро, что она не знала, как защититься. Это правда, ее сын был взят под опеку короля Эдуарда, но Жанетта тут была ни при чем; она даже не присутствовала, когда граф Нортгемптонский принял такое решение. Но прежде чем Жанетта успела возразить или объяснить что-либо, герцог заговорил снова:
– Бела сообщает нам, что многие горожане Ла-Рош-Дерьена довольны английскими захватчиками.
– Да, некоторые, – признала Жанетта.
– И что вы, мадам, держите в своем доме английских солдат, которые охраняют вас.
– Они силой ворвались в мой дом! – в негодовании воскликнула графиня. – Ваша светлость должны верить мне! Я не хотела их пускать!
Герцог покачал головой:
– Нам кажется, мадам, что вы оказали гостеприимство нашим врагам. Ваш отец был виноторговцем, не так ли?
Жанетта была слишком изумлена, чтобы что-то ответить. До нее постепенно стало доходить, что Бела предал ее, и все же она не оставляла надежды убедить герцога в своей невиновности.
– Я не оказывала им гостеприимства. Я сражалась против них!
– Торговцы, – сказал герцог, – преданы только деньгам. У них нет чести. Честь нельзя купить, мадам. Она дается от рождения. Как конь получает от рождения резвость и храбрость, а собака – сообразительность и свирепость, так же и благородный человек наследует честь. Как из пахотной лошади не сделаешь скакуна, так и из торговца не сделаешь благородного человека. Это противоречит естеству и божеским законам. – Он перекрестился. – Ваш сын – граф Арморика, и ему дарована честь, но вы, мадам, – дочь торговца и еврейки.