Литмир - Электронная Библиотека

Мирта зажгла толстую лавандовую свечу в середине стола.

– Сарим, прости… – начал вслух Рокот, закрыв глаза.

Дочки, сбиваясь, вторили ему. Мирта пела без слов, низко и бархатисто.

– Сарим, помоги. Увидеть цель, путь и спасение… – заученная молитва бездумно слетала с губ.

Треск очага, голоса девочек – настолько привычные, что эти звуки уже не замечаешь. Их будет не хватать. Рокот дернул головой и зажмурился сильнее. Из-за отъезда лезет в голову всякая чушь.

– Сарим, спасибо за день и за хлеб! – писк Лилу выбился из молитвы.

И оборвался на самой высокой ноте.

Справа потянуло холодом.

Рокот открыл глаза и остолбенел.

Бледная, будто обмороженная, Лилу медленно сползала на пол. Руки плетьми повисли вдоль тела, малиновой пеной оседали кружевные оборки. Распахнутые ресницы белели изморозью, узкие зрачки иглами скололи стылое лицо, серые губы остались растянуты словом «хлеб». А на столе искрила широкая полоса инея – наискосок, от дочери к отцу.

– Лилу, Лилу! – бросился к ней Рокот. – Ты слышишь меня?

Она мелко задрожала и прижалась к нему всем телом. Она дышала. Хвала Сариму – дышала!

Подлетела Мирта с причитаниями и охами.

– Она жива, Мирта. Помолчи, – отрезал он, не глядя на жену. – Прикажи жарче растопить камин в детской. И пусть согреют воды.

Рокот укрыл дочь жакетом, поднял на руки, вышел в холл и стал медленно подниматься по широкой лестнице. Дрожь стихла, Лилу вцепилась руками в его шею и натужно сопела. С каждым вдохом щеки ее розовели, лицо оживало. Рокот потянулся магическим чутьем, обволакивая собственной сутью каждый кусочек ее души, до которого мог достать. Жизнь пульсировала мерно и уверенно, насколько он мог судить.

С детства Рокот мечтал стать рыцарем Меча и Света, защитником веры, и потому не мог пятнать себя магией. Но жизнь распорядилась иначе, и однажды между святостью и жизнью он выбрал жизнь: выучился у пленного степняка магии, исцелил от бесплодия Мирту, и в итоге у них родились две замечательные дочери. Но он все еще оставался нестабильным магом. Нестабильным и неучтенным.

Но даже случайно он не мог сотворить этого с дочерью. Нет, таким заклятием он не владел.

– Дыши глубже, дыши, – он попытался ободряюще улыбнуться.

– Не надо, твой оскал только пугает ее, – Мирта обогнала их и открыла дверь в детскую, вытащила из сундука пуховое одеяло, расстелила постель. Бледная, она двигалась выверенно и точно, а на сухих щеках не блестело ни единой слезинки. Больше никакой паники, лишних вздохов и слов – она вновь обернулась той самой Миртой, что когда-то помогала в степях раненым. Той самой девочкой, в которую была влюблена половина Ерихема.

Рокот уложил дочку, снял с нее туфли и укутал до самого носа. Согреваясь, Лилу моргала все реже и соскальзывала в дремоту.

– Искупай ее в теплой воде и останься тут, пока она не уснет. Убаюкай, как в детстве.

Маленькая Амала испуганно застыла в дверях, только поблескивали в полумраке мышиные глаза-бусинки.

– Заходи, побудь с сестрой, не бойся, – Рокот подтолкнул дочь в спину и помог забраться на высокую кровать.

– Что… это было? – мертвенным голосом прохрипела Мирта.

Он медленно вдохнул, еще медленнее выдохнул и произнес тихо, но четко:

– Я не знаю.

И он действительно не знал. В степях, во времена войны, случалось подобное. Рыцари между собой прозвали это «белой лихорадкой». Неведомое заклятие иссушало человека до последней капли тепла, и оставалась лишь пустая оболочка, которая потом медленно умирала. Так ушел Грет, самый верный друг и в то же время самый заклятый соперник Рокота. Некоторые выживали, если удавалось их отогреть. Рокот не был целителем, но знал, что Лилу выкарабкается: простое человеческое участие, нежность Амалы, голос Мирты, треск очага наполнят ее жизнью не хуже, чем справилась бы магия.

– Она будет жить, – сказал он вслух. – Я видел такое. К утру с ней все будет в порядке.

Понять бы еще, что именно отобрало у нее тепло.

Мирта не мигая смотрела ему в глаза, он почти слышал невысказанные вопросы. Но она лишь медленно кивнула, присела на край кровати и положила ладонь на холодный лоб дочери. Они обязательно вернутся к этому, но не сейчас.

Трижды ударили в дверной колокол.

– Это ко мне, – бросил Рокот и поспешил вниз.

Старая Нама уже ковыляла с кухни.

– Я сам открою, иди в детскую, там нужна помощь.

Рокот сбежал с лестницы и замер на миг, придавая лицу бесстрастное выражение: расслабить лоб, губы, глубоко вдохнуть, выдохнуть – и открыть дверь.

По гравию дорожки шуршал дождь, тянуло сыростью, талым снегом. Никого нет?

– Мир и покой этому дому.

Из темноты возник храмовник. Под необъятным капюшоном не разглядеть лица – только бледнеет длинный нос да на груди сплетаются паучьи пальцы.

– Мир и покой, – без улыбки поприветствовал Рокот. – Будь желанным гостем этого дома.

– Всенепременно, – шелестящий голос слился с шорохом одежд.

Рокот закрыл дверь на засов и принял у храмовника мокрый плащ. Расправив бесчисленные складки нижнего балахона, Слассен сдвинул капюшон на затылок, обнажив бритую голову, тряхнул длинными рукавами и наконец поднял на хозяина водянистые глаза.

– Проходи, мы как раз собирались ужинать, – Рокот поспешно толкнул дверь в комнату.

– Спасибо, но откажусь. – Храмовник прошуршал по залу и присел на край скамьи. – Я тороплюсь: дома меня ждет прощальный ужин.

– Прощальный?

– Я возглавляю служителей в походе. Завтра весь день сборы, переночуем с учениками в казармах и выступим на рассвете с вами.

Рокот присвистнул и опустился в высокое кресло напротив.

– Неужели больше некого отправить в лес?

– Далеко не все служители готовы принять то чудо, что стараниями Ериха Великого и брата его Мерга каждый верноподданный во время службы сможет дотянуться до Сарима и отдать животные страсти в обмен на священный покой. Для подготовки людей требуется время, а поход откладывать нельзя. Потому мне и приходится участвовать лично.

– Отдать животные страсти в обмен на священный покой… – Рокот задумчиво потер подбородок. – Но разве не это делают прихожане на каждой службе?

– Именно, но теперь… теперь у нас есть истинный ключ к сердцу Сарима. – Глаза Слассена лихорадочно заблестели, и он вкрадчиво добавил: – У тебя есть ключ.

– Ключ? – едко переспросил Рокот.

И вдруг горло прошило холодом.

Священный покой. Животные страсти. Жизнь. Тепло. Ключ к сердцу Сарима. Иней на ресницах Лилу.

– Так это из-за них?! – Рокот бросил холстину с серебряными раструбами на стол и сдавил рык так, что голос прозвенел не гневом, а презрением.

– Ты вынул ключи из шелка?! – Слассен округлил глаза и прикрыл рот узкой ладонью.

Рокот сладко улыбнулся:

– Зачем оборачивать шелком «ключи к сердцу Сарима»? Они же не запятнаны магией?

– Пути Сарима неисповедимы, – Слассен благоговейно сложил ладони лодочкой передо лбом, затем поднял их над головой и раскрыл, выливая священный покой. – Такова воля божия.

– Такова воля Ериха. – Рокоту хотелось кричать: «Что это было? Что оно сделало с Лилу?! Как оно это сделало?», но в разговоре с настоятелем дворцового храма каждое неосторожное слово может слишком дорого стоить. – И как же действует это… чудо?

Слассен только передернул острыми плечами под тонким балахоном.

– На то оно и чудо. Мы не должны понимать. Мы должны верить, доставить их в лес и закрепить в шпиль каждого нового храма.

– Но почему мы не делимся этим «чудом» с жителями славного Ерихема? – наклонился вперед Рокот.

– Такова воля божия, – невозмутимо повторил Слассен.

Рокоту осточертели эти танцы и интриги, когда он чуть не потерял Лилу!

– Сегодня, во время вечерней молитвы, моей дочери стало плохо. Ключи не были в шелке. Это из-за них?

Слассен трижды моргнул, пристально глядя ему в глаза:

– Из-за ключей? Чушь. Должно быть, женское недомогание. В ее возрасте моя сестра порой жутко страдала.

3
{"b":"562460","o":1}