Какая-то извращённая параллельная Вселенная, ей-Богу. Немыслимо.

— Возражения не принимаются, — Катерина вспархивает с места, и всё что видит Влада это копну прыгающих на лопатках пшеничных волос.

***

Под струпьями снега погребена терраса Катиной квартиры.

Они готовят пасту с креветками и пьют вино. Катерина периодически отвлекается на звонки Никонова, а Влада на Данины. Брат звонит каждые полчаса, чтобы убедиться, что сестра дышит ровно, без сексуального подтекста.

— Странно, я трахаю твоего папу, а ты приглашаешь меня пить.

— Ты уверена, что трахаешь именно ты, а не тебя, детка?

Смеются громко, не сдерживаясь. Потолок квартиры — это не купол собора, от которого отражается каждый звук, можно позволить себе блажь.

— А знаешь, ещё странно то, что секс у него только с тобой. Это серьёзно… — дочь Мирона озадачено смотрит на бывшую подругу Петьки, отрываясь от вытягивания креветки из панциря.

— Это не серьёзно, мы обсуждали уже. Я никаких видов на него не имею. Мне больше интересен твой парень, — у неё получилось убедить себя, что двери в их отношения для неё закрыты, отсюда и «твой».

Катя никак не реагирует на замечание одноклассницы, но вдруг спохватывается, вспоминая, что не купила сливок для соуса к пасте, и уходит в магазин.

Влада курит на террасе, провожая взглядом туманный силуэт Катерины до сетевого магазина. Линии электропередач провисают под тяжестью ноябрьского снега, и птиц не видно совсем.

Влада собирается уйти домой, потому что после финальных слов в их беседе им подругами точно не стать, а притворяться — лгать себе. Скрюченный бычок сигареты шипит в пепельнице; чьи-то руки заботливо перехватывают пепельницу.

Чьи-то пальцы проскальзывают ей под юбку, оттягивают трусики в сторону, вкручиваются во влагалище костяными гвоздями. Она стонет долго и совсем не фальшивит. Член входит со «скрипом», хотя естественная смазка не издаёт никаких звуков; ей досталась отличное тугое влагалище — гордость семьи, блять.

На столе вибрирует телефон, на дисплее отчётливо — «Даня», не успела поменять на «ублюдок».

— Мне нужно ответить, — тянется к мобильному.

— Я сам знаю, что тебе нужно, безумная.

Вибрирующий телефон оказывается у ученицы между ног. Мирон надавливает им на клитор, контролируя оргазм Влады. Звонки не прекращаются, и Влада кончает на раз. Секс втроём и инцест на расстоянии. К бабке не ходи.

— Я ничего не смогу тебе дать, безумная, — шепчет ей в мочку уха, оставаясь в ней. — Просто будь моей, как можно дольше…

========== Часть VII. ==========

Химия – три, секс — пять.

Конец второй четверти, и сам Петька удивляется её тройке. Его скулы напрягаются в задавленной злобе, будто у него есть намерение сорваться на бег и набить морду без пяти минут «тестю».

Потепление их отношений приходится на разговор двадцать третьего декабря в школьном коридоре, усыпанном конфетти. Они так часто пересекались в квартире Мирона Дмитриевича, что им не нашлось места для разговоров.

Никонов окликает её раритетным «Владик» и в глазах его прошлогодний май — жара в двадцать градусов. Он ставит подругу в известность, что Катерина залетела беременна; дурная кровь — вся в пропащую мать, да и сам Никонов не так далеко ушёл от Мирона.

Влада окончательно трезвеет. Юбилейное десятилетие их дружбы, привязанности, односторонней любви заканчивается; груз на душе такой, словно целая эпоха подходит к концу. Многоточия стираются с их страниц, во всех предложениях, по смыслу ставятся точки.

Она заманивает Петьку в сети своего обмана, убеждает, что дети — это подлинное счастье и истинное предназначение женщины. А у самой ощущение утопленницы, слёзы затапливают горло, растекаются по изнанке кожи, мешая дышать.

— Ты только Мирону ничего не говори, Владик.

И Влада готова поспорить со всей гильдией своих демонов, что Никонов сделает татуировку в честь будущего ребёнка. Это будет бэтменовский Джокер с коляской или диснеевский Бэмби с отцом — Великим Князем леса.

Они прощаются, и Петька вполне серьёзно заявляет, что Мирон ей по влагалищу.

— Вы хорошо смотритесь.

***

Мирон Дмитриевич оказывается не таким, каким презентовал себя ещё в ноябре.

Я ничего не смогу тебе дать, безумная.

Он даёт ей сполна увязнуть в ревности и собственничестве. Дежавю. Она отчётливо помнит эти пороки в Дане. Именно из-за них она покинула родительский дом, найдя более или менее тихое пристанище в квартире Мирона.

— Какие дела тебя связывают с Петей?

Влада молчит, суша горло арабским молотым кофе. Снег за окном мягко кроит черепа шапок прохожих. Мирон выдерживает минутную паузу ученицы, принимая её за растерянную заминку.

— Только ты не думай, что одна у него будешь — так когда-то сказала твоя дочь. Какие ко мне претензии?

Ей ровным счётом наплевать. Если он приведёт в их отношения третью, то она не будет против группового секса.

— Не уходи от разговора. Не отвечай вопросом на вопрос, — медленно сатанеет, хотя не склонен к игре на тонах.

— У нас перемирие и союзничество, устроит? — их «союзничество» весьма абстрактная вещь.

— На каком основании?

— В новый год нужно вступать либо врагами, либо друзьями. Петька выбрал второй вариант. Как там по истории — наши государства больше не могут держать нейтралитет.

— Я не историк. Я могу лишь предположить, сколько между вами химии в процентном соотношении. Если на Петю приходится безопасный один процент, то твои девяносто девять меня беспокоят. Не зря ли я трахаю тебя на износ.

— Наверное, зря.

Впервые за всё время они спят в разных кроватях и не занимаются сексом.

Влада даже подумывает уйти, но откладывает эту мысль на потом. Всегда успеется.

***

— Сестра, родители приехали, — Даня на проводе с восьми утра. — Оторвись от хуя и будь дома к часу дня. Не бойся, я буду добрым, несмотря на весь беспредел, царящий в твоей тупой башке.

Доброго, как и приятного, мало в таких сообщениях.

***

— Бусинка, новая татуировка? — с порога спрашивает отец, переступая через валуны чемоданов.

Остальные перемены во Владе остаются вне поля внимания.

Влада автоматически осматривает себя, припоминая, какую татуировку не видел папа за девять месяцев скитаний на коленях по Центральной Индии; доделанный Бэтмен выглядывает из-под краёв юбки.

Не дожидаясь ответа от дочери, показывает творение индийских мастеров — на его спине, на лотосе восседает индийское божество Ганеша.

— Качественная работа, пап, — Влада проводит пальцами по изгибам рисунка, что создала кисть татуировочной машины. – Мам, а ты чем похвастаешься? — заходит в комнату, где мать, следуя учению фен-шуй, в правильном порядке расставляет приобретённые на просторах Азии фигурки. Руки матери оплетены узорами менди.

У окна взметнулся тонкий дым от палочки тибетского благовония.

И можно было бы вызвать таких родителей в школу, как того желал Мирон Дмитриевич когда-то. Конечно, если бы он хотел выслушать лекцию об очищении чакр, а так бы получил довольно критический отзыв о своей персоне на выходе.

— Атмосфера в доме тяжеловата, не находите, дети?

— Конечно, — в гостиной появляется Даня, — потому что кто-то съехал, — подстава засчитана.

— Влада?

— Она.

— С Петькой съехались? Кстати, он придёт сегодня на ужин? Устроим вечеринку органических продуктов.

— Хуже. С учителем химии.

В эту секунду в квартире останавливается всякое суетливое движение, даже часы на стене перестают двигать стрелками. Капля пота, прокатившаяся по позвоночнику, падшей на дно своих страстей, Влады, останавливается у поясницы. Все ждут неминуемого приговора.

— Я никогда не была хорошей матерью, и не смею требовать подчиняться каким-либо правилам в этом доме, — откровение зашкаливает наравне с температурными показателями.

— Мы скоро разъедемся, всё это было чистым недоразумением, — Влада пытается оправдаться; брат бы назвал это — выслужиться.