Он не отвечает, зарывается лицом в сгиб ее шеи и легким движением, утопая во влаге женского тела, загоняет член до самого основания. Соня кричит. А он толкается и толкается. Во всей этой мокрой узости и тугой глубине. Закрывает глаза и отвечает каждым движением на волнительные метания девушки под ним. На эти беспорядочные женские руки, которые бродят по его спине, шеи, груди, в волосы и назад. Соня дышит часто-часто. Ньют совершает последнее движение, ощущая, как становится легко во всем теле. У девушки глаза распахнутые. Красивые. Влажные волосы липнут к лицу. А у него руки дрожат. Соня плачет. Ньют склоняет голову к ней на грудь. Теперь все точно будет кончено.
Они лежат тихие и безмолвные. Не считают минуты, упускают часы.
— Расскажи о прошлом, — просит Ньют и смотрит на девушку.
Соня ведет плечом, откидывает волосы назад, прикасается губами к его плечу, нежно и ласково. Она говорит тихо и неспешно. Рассказывает о детстве, об их дружбе, о том, как появилась влюбленность, о бумагах ПОРОКа, с подписью на которых ушла вся прежняя жизнь. Она вспоминает родителей: своих и его. Улыбается, снова говорит. Шепчет об их близости. Лукавая и хитрая такая. Ньют почти смеется. Соня говорит долго, будто проживает все это заново. Ньют открывает для себя незнакомый мир. А на улице уже брезжит рассвет. И тогда юноша дергается.
— Тебе пора.
Он садится, трясет волосами. Девушка приподнимается на локте, непонимающе смотрит на него.
— Что?
— Соня, — и такая досада в его голосе, — тебе надо отсюда уходить. Ты это понимаешь? Это место хуже ада. Здесь нет никакой жизни. А ты должна жить. Я болен безумием и уже с трудом начинаю держать себя в руках. Уходи. Сейчас.
— Ньют… — она головой мотает, простыню пальцами комкает.
— Ты очень храбрая девочка, — юноша берет ее лицо в свои ладони. — Я горжусь тем, что ты такая. Я счастлив, что ты была здесь, рядом. Я вел себя как скотина, но я не мог иначе. Но больше ты задерживаться не можешь. — И прижимается губами к губам, а она ладонью его запястье обхватывает.
— Ладно, — вниз подбородок опускает, губу закусывает. — Проводишь? До выхода из санатория?
Ньют думает мгновение, а потом кивает.
— Да, хорошо.
Они идут по сонным улицам санатория для хрясков. Переступают через валяющиеся тела или чьи-то хладные трупы. Соня замечает дыру от пули во лбу у очередного мертвеца. Ежится. Ньют увлекает ее за собой. В его руке — пистолет, на спине закреплено все то же мачете, с которым она увидела его впервые. Он источает опасность. Другим совсем стал. Эта опасность пахнет безумием. Юноша ведет девушку коротким и наиболее безопасным путем. За руку держит. У них обоих потные ладони. Это страх. Это неизбежность разлуки навсегда. Соня этого не хочет. Но она всегда была лишена глупости. Девушка покидает санаторий, а Ньют смотрит ей вслед. Долго так. Потом щелкает затвором пистолета и наставляет дуло на какого-то хряска с плотоядным взглядом. Кровь и мозги разукрашивают стену. Правильно, что она ушла. Прежнего Ньюта больше нет.
Соня уходит, зная, что больше не увидит его. Для нее все становится забвением. Она не узнает ни про приход друзей, ни про то, как Томас спустит курок, не увидит открытое безумие самого дорогого человека. Ей повезет больше, чем Томасу. Может быть, она и будет иногда видеть в глазах уже взрослого мужчины отголоски далекого прошлого, но будет бояться спросить, что они значат. В ее памяти Ньют остается мальчишкой, который часто улыбался ей, юношей, которого она полюбила. В ее памяти Ньют остается самим собой.
- Убей меня, или я сам тебя укокошу! Убей меня! Убей!
- Ньют…
- Я не хочу стать одним из них! Делай!
- Я…
- УБЕЙ МЕНЯ!
Глаза Ньюта внезапно прояснились, как будто здравый рассудок на мгновение вернулся к нему. Он прошептал:
- Пожалуйста, Томми. Пожалуйста.
Сердце Томаса провалилось в черную бездну. Он закрыл глаза и нажал на курок. [ц.] 55 глава, «Исцеление смертью», Джеймс Дэшнер
