- Подождите… вас Э… - так, не Эдвард. Как же его… как его зовут? Я так волнуюсь, чтобы забываю самые простые, должные за это время стать непреложными вещи! Что это существо со мной делает?
- Кто вас ко мне прислал?
- Изабелла, - незнакомка перебивает, не давая ни ответа, ни объяснения. Кивает на дверь, - ты позволишь мне войти? Я не задержу тебя надолго.
От изумления, от всего увиденного и услышанного даже не противлюсь. Послушно, словно бы робот, отступаю в сторону, пропуская её в дом. Это не опасно? Эдвард знает, что она придет? Знал?.. А если это кто-то из Италии или США… они похожи на маму, но я ведь не видела её шесть лет! Мало ли могло измениться за такой огромный отрезок времени?
- С-садитесь, - с легкой заминкой предлагаю, глядя, как женщина по-прежнему стоит у входа. На собственных деревянных ногах, тщетно стараясь переварить всю собранную информацию, подхожу к дивану в зале. Присаживаюсь на краешек как раз там, где обычно сидит Джером – между двух подушек с синими волнами. Он часто обнимает их, засыпая под «Спасателей», как я сегодня.
Она садится прямо напротив. Задевает сумкой журнальный столик, отчего дерево издает глухой звук. И смотрит на меня… без конца смотрит, словно бы пытается найти что-то написанное на лице, на теле, на руках.
- Изабелла, верно?.. Мне сказали, это ваше настоящее имя.
- Было когда-то… - неопределенно бормочу я, пытаясь куда-нибудь спрятаться от её острого вездесущего взгляда.
- А теперь Анжелика?
- Анжелика. Послушайте, я не знаю, кто вы и зачем вы пришли, но если вам сказали, где я, значит, какой-то смысл в этом есть, - хмурюсь, подбирая слова с особой тщательностью, пока произношу эту фразу. Многое непонятно, но, если не говорить, не обсуждать и не задавать вопросы, понятнее оно не станет. В молчанку я больше не играю.
- Конечно, имеет, - с жаром соглашается женщина, немного пугая меня своим рвением. Её карие глаза становятся ещё больше, - я, правда, не до конца понимаю какой, но… вы просто очень похожи, правда похожи, на одного человека…
- На кого же?
- На мою дочь, - незнакомка шумно сглатывает, стискивая пальцами ручку своей сумочки. Её губы поджимаются точно так же, как и у меня. Я знаю это выражение лица. Я уже его видела!
Не может быть… не может!
- Это вряд ли… возможно, - наконец, выбрав нужное слово, качаю головой я. Но глаза с женщины, как и она с меня, не спускаю. Напоминает чем-то чтение книги одновременно с просмотром кинофильма. Я и говорю, и наблюдаю. Эмоции, особенно вкупе со словами, так много рассказывают о людях…
- Я тоже так думаю! – подхватывает она, едва я заканчиваю фразу, - понимаете, она умерла шесть лет назад, я была на похоронах и видела гроб… понимаете, я тоже не поверила вначале, когда Он рассказал мне, но…
- Он?
- Он. Он не называл своего имени.
Эдвард? Эдвард её нашел? Где и зачем? И главное – откуда он вообще узнал про неё?..
- Он сказал, вы живете здесь…
- Мне кажется, вы ошиблись, - делаю глубокий вдох, качнув головой, - мы здесь совсем недавно, я и муж, и мы никого не знаем… вам дали, наверное, неправильный адрес. Извините.
- Вы извините, - незнакомка поспешно поднимается на ноги, виновато глядя на меня, - верно, неправильный адрес… я переспрошу и тогда приду, куда следует… извините…
Она быстро поворачивается на каблуках, следуя к двери. Минует четверть пути, половину…
Я не могу ни черта понять. Смотрю ей вслед, как завороженная, кусая губы едва ли не до крови. Откуда вообще мысли, что «Он» - это Каллен? Вполне угодно, кто-нибудь иной… любой другой мужчина будет «Он»! К тому же, как я слышала, она не уверена, не знает, кого должна увидеть… но в то же время эта женщина назвала меня Изабеллой! Изабеллой, хотя во всех счетах и даже номере сим-карты на мобильном я Анжелика! Никакого сходства, это не может быть ошибкой!
Тогда, получается…
Я решаюсь проверить. Попытка не пытка – в конце концов, я ведь должна убедиться в том, кто она. И если та, что я думаю, то это будет… невероятно. Не имею ни малейшего понятия, что буду делать дальше, но все же интересно посмотреть, узнать интересно.
Я набираю в легкие воздуха в тот самый момент, когда женщина протягивает руку к дверной ручке. Вот-вот коснется её и выйдет… последняя попытка!
- Рене?..
Она останавливается. Быстро, сразу же, без промедления. Останавливается и ошарашенно оборачивается на меня, прожигая полным недоумения взглядом. Но неверие в карих глазах сразу же сменяется настороженностью.
- Рене, да. С-свон… Рене Свон.
Подтвердилось.
Мы стоим друг напротив друга – в десяти шагах расстояния – не моргая, разглядывая самих себя в отражении другого. И все черты совпадают. Все – словно бы сняли с глаз пелену. Я вижу эту незнакомку возле нашего дома, возле форксовского леса. Только волосы её длиннее, только глаза смеющиеся и губы ещё не тонкие, ещё ярко-алые, пухлые, как на лучших картинах. И навстречу ей выбегает девочка. Маленькая девочка с распущенными каштановыми волосами. Она жалуется на что-то… жалуется, что папа забрал у неё игрушку или что-то в этом роде… звонкий голос вместе с мягким, женским, теряется где-то на фоне шумящих сосен. Картинка пропадает, оставляя вместо деревьев и девочки только женщину. Только её.
- Белла… - Рене прикладывает дрожащую ладонь ко рту, в то время как глаза – мои глаза – наполняются самыми настоящими слезами, - девочка…
Я не двигаюсь с места. Не чувствую соленой влаги – её нет. Чувствую лишь, как в груди что-то разрывается. Больно-больно, на мелкие части. Или бьется – осколков не перечесть. Но по-иному описать это ощущение не выйдет.
- Белла, как же?..
- Я не…
- Господи! – оставляя у порога сумку, женщина быстрым шагом направляется ко мне. Забирает в неожиданно сильные, если судить по её телосложению, объятья, прижимая к себе, - девочка моя, ну конечно!
- Подождите… подождите, так не бывает! – пробую разуверить её я, хотя самой уже очевидно, что вправду вижу маму… она такой стала? За шесть лет – такой? Так сильно изменилась?
- Я почти полностью уверена… можно кое-что проверить? Одну секундочку только.
- Что проверить?..
Не говоря больше не слова, она, выпустив меня из своих рук, отходит назад на полшага. Аккуратно, будто бы я пропаду, если она сделает что-то не так, приподнимает низ моей майки. Мгновенье смотрит точно туда, куда нужно.
- Да, - выдыхает, заметив небольшой шрамик с правого бока, - аппендицит, верно? В семь лет.
- Семь лет и семь месяцев.
- Семь лет и семь месяцев, - согласно кивает она, - да, моя девочка… да, это ты!
И снова обнимает меня. Сейчас, кажется, ещё крепче, чем прежде.
И тут, после такой проверки, после такого досконального подтверждения, я не могу удержаться. Плачу сама. Плачу, вначале не пуская наружу слезы и попросту давясь, в такт всхлипам Рене, рыданиями, но потом, дав слабину, показываю, что на самом деле происходит… пальцы сами собой, не прося ни позволения, ни чего-то иного, впиваются в её футболку. Стискивают так, что вряд ли выдержит ткань. Но ни для кого это значения не имеет.
Это – моя мама! Мама, каким бы вымыслом душевнобольного не казалось её присутствие в этом доме сегодня! Мама, которую, я думала, потеряла в тот самый день, когда Джеймс принес извещение из похоронного бюро. Мама – единственная, которая у меня осталась из прошлой жизни – без Кашалота. Мое детство и моя радость. Безоблачный и счастливый Форкс…
- Я не знаю, кто этот человек, но я дам… дам ему все, - шепчет Рене, поглаживая мою спину, - он вернул мне тебя, я же думала, что… я была уверена!..
Знала бы ты, мама, какая это долгая история… у меня просто не хватит сил тебе её рассказать!
- Когда Он позвонит мне, я поговорю, как встретиться ещё раз… - убеждает она, целуя мой лоб, - не бойся, не бойся, больше я тебя не оставлю… я здесь, моя девочка. Я здесь, Белла…
Словно бы я ещё ребенок. Словно бы до сих пор жду сказки перед сном, чтобы заснуть, словно бы до сих пор веду маленькую записную книжку-дневник, с которой делюсь своими мечтами… и верю в сказки. Добрые-добрые, светлые-светлые.