Я рада, что смогла помочь моему ангелочку. Насколько это было возможно, разумеется…

Сегодняшний день начинается дождем. Им же, полагаю, по примеру двух прошедших, и кончится. Такое ощущение, будто бы солнце, бывшее возле особняка прежде, покинуло Америку с нами и осталось в Чили. Решило не возвращаться (у него-то была такая возможность). Пасмурность, холод и бесконечные ливни – вот удел погоды. Тут уж ничего не попишешь – изменить не выйдет.

На часах – половина второго. Как раз полчаса прошло с тех пор, как миссис Браун принесла Джерри обед и потратила десять минут, дабы уговорить его съесть хотя бы половину своей порции. Малыш, без пререканий доедавший все, что ему приносили, в этот раз демонстративно отодвинул тарелку, поджав губки. И плевать, что на ней было его любимое, по словам кухарки, блюдо.

Затем он отказался рисовать. Забрался в постель, обнял подушку, зарылся под одеяло и затих. В эти дни так часто происходит. Вначале он плакал в такой позе, но затем, постепенно, перестал. Теперь по истечении пятнадцати минут он обычно засыпает.

Так и получилось.

По крайней мере, за бессонную ночь (и не от кошмаров или ужасов, нет, а просто потому, что «не хотелось») он выспится днем – имеет ли смысл сейчас распорядок? На красных простынях, под тигровым покрывалом малыш, мерно посапывая, отдыхает. Тем лучше для него.

- Дети очень милые, когда спят, - негромкий мужской голос, раздавшийся с кресла напротив моего, возвращает из размышлений к действительности.

Я отрываюсь от Джерри, поворачивая голову к говорящему:

- Они всегда милые.

Джаспер, закинувший ногу на ногу, сложивший руки на подлокотниках, усмехается.

- Быть может.

Все-таки, как бы то ни было, присутствие этого человека меня успокаивает. Джаспер словно бы обладает даром контролировать эмоции. Я потому и попросила его побыть здесь – на время сна Джерома – оставаться один на один с отвратительнейшими, пугающими мыслями совершенно не хочется. Боюсь их не одолеть.

- Загар тебе к лицу, - замечает Хейл, стрельнув взглядом на мои обгоревшие плечи.

Теперь мой черед усмехнуться.

- Спасибо.

- И что же, крем от солнца больше не спасает?

- Иногда упрямство действует сильнее крема, - вспоминаю о том, как Эдвард осторожно намазывал целительной мазью мою спину, и становится тепло. Приятное воспоминание – залог хорошего настроения. Только с главой охраны я могу думать о позитивном исходе и искать хорошее в той яме, где мы все оказались теперь.

- А каким кремом пользовался ты? – чувствую долгожданное раскрепощение, задавая свой вопрос.

- В каком смысле? – глаза Джаспера поблескивают недоверием.

- Ты ведь был на Карибах, верно?

Недоверие сменяется хитростью, но в глубине взгляда, во всем лице, даже в позе, неожиданно быстро расслабившейся, царит успокоение.

- Ты очень догадлива.

Ещё бы. Улыбка становится шире. Я бы на его месте тоже не потратила четыре дня свободы даром.

- Все в порядке?

- Тебя это правда интересует?

- Если ты не хочешь отвечать, можешь этого не делать, - примирительно пожимаю плечами, удобнее устраиваясь на своем кресле. Приникаю лицом к мягкой спинке, вдыхая аромат холодной кожи. Даже он напоминает мне об Эдварде.

- В порядке, - чуть помедлив, кивает Хейл.

- И когда будем поздравлять папочку? – меня сегодня не остановить. Неожиданно проснувшееся желание разговора, причем на те темы, которые обычно не освещаются перед чужими людьми, пугает. Это обратная сторона истерики? Мое собственное выражение волнения?

- Когда он им станет, - без тени улыбки, сухо бормочет телохранитель.

Такой поворот мне не нравится. Ещё уйдет…

- Джаспер, извини, - виновато гляжу на мужчину, пытаясь показать, что вправду сожалею, - это не мое дело, я знаю.

- Вокруг уже не осталось чужих дел, Белла. Ничего страшного.

- Ты очень её любишь, - с долей смущения замечаю я, немного опустив взгляд.

- Так же, как и тебя мистер Каллен.

- Нет… - осекаюсь, пробормотав одно лишь первое слово. Сама себе качаю головой: эта тема точно не из лучших. Он ценит и дорожит. Но, по собственному же признанию, не любит. Что угодно, только не любовь. А другого слова я пока не придумала…

- Не говори глупостей, - хмыкает он, - если бы было по-другому, ты бы не смогла так свободно сидеть в кресле.

Машинально выпрямляюсь, оставляя холодную черную кожу в покое. Смотрю на главу охраны с удивлением, но вместе с тем – с интересом. Может, все-таки стоит?.. Вряд ли я что-то потеряю. Джасперу можно доверять. К тому же, он куда наблюдательнее меня: Хейл предложил дать Эдварду шанс ещё тогда, когда у меня к нему не возникало ни одной эмоции, кроме гнева.

- Может быть, я сама их вылечила? – надменно вопрошаю, оглянувшись на красную кожу.

- Разумеется, Белла. И всю спину тоже. Напомни, как долго ты занималась гимнастикой?

Его тон нельзя воспринимать равнодушно. При всем желании не могу сохранить прежнее напускное выражение на лице.

Смеюсь вместе с телохранителем, благодарно глядя на него. И за такие слова и за то, что он не дает мне скатиться в пустыню отчаянья. Когда нет рядом ни единого повода хохотать, а ты делаешь именно это, людям, подарившим такую возможность, становишься обязанной.

- Ты здорово разбираешься в людях.

- Я просто умею на них смотреть, - Джаспер ухмыляется, изображая жестами фокусника при этих словах, - на лице все-все написано.

- И что написано на моем? – изгибаю бровь, занимая прежнюю позу на кресле.

- Ты боишься, - ему не требуется для размышлений и разглядываний и секунды.

- Ты тоже…

Глава охраны чуточку, едва заметно, хмурится: смешливость в его чертах больше не задерживается.

- Когда я начну бояться своей работы, Белла, мне стоит оставить это место, - закатив глаза, сообщает он.

- Я не про это, - прикусываю губу, вздыхая, - за неё… за них боишься.

Джаспер щурится.

-Это хорошо, когда есть за кого бояться, - ничуть не смутившись, говорит он.

- Знаю… - взгляд сам обращается к моему ангелочку, а затем, убедившись, что он спит так же, как и прежде, крепко и спокойно, перекочевывает на стены. Деревья, парки, речки и озера, солнце и облачка… и ладошки. Отпечатки больших и маленьких ладоней, заполонившие собой всю стену, освещаемую скудным солнцем из-за матового окна.

Кто-то скажет, что ни я, ни мужчина, не правы. Что когда есть риск, когда есть возможность лишиться того, чем дорожишь, ни семья, ни любимые люди рядом существовать не должны. Но возникает резонный вопрос: а как, для чего тогда жить? Когда некому улыбнуться и некому пожелать спокойной ночи? Когда некого обнять и не с кем поделиться наболевшим… когда некого просить о помощи (я ещё помню, как ночью Эдвард впервые вошел в мою комнату, и до сих пор не забыла свой первый кошмар в его присутствии).

Близкие нужны всем – от телохранителей до мафиози, как бы ни считал Эдвард, признавшийся, что детей точно не хотел. Все они, несомненно, заслуживают свое счастье. И доверие.

…Последнее слово наталкивает на неожиданную мысль.

- Как она тебе рассказала? – вопрос сам собой срывается с губ. Не могу остановить его. Да и не хочу, наверное. Ладошки – ещё одно напоминание о мистере Каллене. И о том, что я до сих пор ему не сказала.

- Что?

- Про… - прочищаю горло, нахмурившись, - про Кашалота?

- Как рассказывают о войне или о чем-то в этом роде, - честно, я думала, он не ответит. И то, что я слышу эти слова, воодушевляет. Румянец по-прежнему на щеках, но уже не жжется так сильно, как прежде. Надеяться, что Хейл его не видит – глупо, но я пытаюсь в это поверить.

- Но это было неожиданно для тебя…

- Конечно, - в его тоне только серьезность.

Я вдыхаю побольше воздуха, стремясь, раз уж начала, закончить эту тему:

- Ты сам попросил?..

- Белла, к чему такой интерес? – Джаспер пытается поймать мой взгляд, постоянно от него ускользающий, - скажи прямо: в чем дело?