Шумно сглотнув, он хмурится.
- К двери, - одними губами говорит мне, указывая на деревянную заставу. Перестраховывается.
Я делаю, что велено, отходя назад. Отпускаю Джерри, чувствуя, как горят, покалывают пальцы, требуя остаться с ним. Приласкать, пожалеть, успокоить, убедить, что все хорошо и ничего страшного не происходит – единственное желание! Что сон – всего лишь сон. Кошмар, не больше. Только кошмар…
Но сегодня прежними методами мы ничего не добьемся, а потому действовать нужно по-другому. Надеюсь, с утра мы сможем выяснить, что именно приснилось белокурому ангелочку.
Как только я занимаю свое место возле двери, не позволяя малышу покинуть спальню, Эдвард разжимает руки. Выпускает его.
Подобно маленькому дикому зверьку, которому едва-едва удалось сбежать из плена браконьеров, Джером с невероятной скоростью спрыгивает с кровати. Путается в покрывалах у её изножья, падает на колени, всхлипнув. Но тут же, не давая нам возможности даже пошевелиться, вскакивает, кидаясь к балконным дверям. Прижимается носом к стеклу, проводит по нему пальчиками… утопает в рыданиях.
Знает, что они закрыты.
Знает, как открыть, но даже не пытается. Плачет…
Обмякая на холодном полу, съежившись от страха, тихонько постанывает.
Конец истерики.
- Сыночек, - Эдвард медленно, выверяя каждый шаг, подступает ближе к ребенку. Смотрит внимательно и напряженно, подмечая каждый всхлип, каждую эмоцию, что исходит от белокурого создания. Мельком взглянув на меня, велит оставаться на месте. Чтобы не напугать ещё больше. – Джерри…
Оказывается рядом. Садится на пол, окончательно равняясь с ним. Длинными пальцами, едва касаясь, гладит дрожащую спинку. Выражение его лица каменеет.
С трудом сдерживаюсь от искушения подойти к ним. Прочищаю горло, стремясь не допустить собственных слез. Они никак не позволительны сейчас. Нет.
- Сокровище мое, - продолжает Каллен, придавая голосу нежности и спокойствия, а рукам позволяя, не встретив сопротивления сына, прижать его к себе.
Сдавшийся, потерявший всякое желание к противодействию, мальчик даже не вскрикивает. С неким осознанием неотвратимости утыкается носом в рубашку папы, закрывая глаза.
- Мама… - хныкает он, жмурясь, - хочу… мама…
Мое сердце пропускает несколько ударов от вида этого ребенка. От вида моего улыбающегося, счастливого Джерри, от которого сейчас ничего не осталось, кроме внешней оболочки.
Эдвард не отвечает ему, поглаживая светлые волосы. Оборачивается ко мне, кивком головы подзывая подойти.
Как вовремя – теперь сдерживание причиняет почти физическую боль.
Я, удерживая внутри порывы подлететь, подбежать к Джерому, усилием воли заставляю себя идти размеренно, чуть ли не медленно. Приседаю рядом, находя среди рук мужчины детское личико.
- Любимый, - нежно зову его, - все будет хорошо, ты с нами, ты в безопасности. Никто тебя не тронет. Никто не тронет нашего мальчика.
В подтверждение моих слов, Каллен целует ладошку сына, устроившуюся на его плече.
- Мама… - тихо-тихо стонет мальчик, поджав губы. Вся тоска мира, весь испуг и желание получить свою порцию ласки того единственного человека, которого здесь нет и быть не может, слышится в детском голосе.
- Джерри, мама…
Эдварду не дают закончить.
- Хочу… мама!.. - шепчет он, часто всхлипывая, - мамочка!..
Напряжение в комнате достигает максимального предела. Слышу скрежет зубов мужчины, вижу его растерянность и чувствую собственную. Чем я могу ему помочь? Что я могу сделать? Никаких вариантов, как назло, на ум не приходит. Джером рыдает рядом, требуя мамочку, а я… а я ничего не предпринимаю.
- Ну конечно, родной, - удивленно встречаю тот тон, в который за миг преображается бархатный баритон, находя решение, - мама здесь. Иди к ней.
И, сверкнув глазами, его обладатель, призывая довериться и подыграть, указывает мальчику на меня.
Не верю, что Джером купится на это. Мне показалось, речь идет о Ирине… или как там её звали?
Однако белокурое создание, вопреки всем моим предположениям, верит.
- Мама… - жалостливо стонет, протягивая ко мне ручки, - мама, хочу…
Я принимаю маленького ангела в свои объятья, крепко его обнимая. Прячу от всего и всех. Никому не отдам. Никому не позволю тронуть. Защищу от всех – и вымышленных, и настоящих кошмаров. Какими бы ужасными и сильными они не были.
Джерри прижимается ко мне, как к последнему источнику спасения. Как к своей единственной надежде. Зарывается носом в волосы, обхватывает ладошками за шею, кусая губы, плачет, отказываясь даже под страхом смерти отпустить.
- Мама…
- Мама, - подтверждаю, глядя на Эдварда, сосредоточенно за нами наблюдающего и готового чуть что исправить положение, - твоя мама, мой хороший. Я здесь.
- Люблю… - внезапно, глотнув воздуха, признается малыш, - люблю, мама! Люблю…
Седьмое слово. Сегодня.
- И я тебя люблю, - утверждаю, пригладив спутавшиеся белокурые пряди, - очень-очень, родной. Больше всех на свете.
- Ritornerò (я вернусь) – негромко сообщает Каллен, поднимаясь с пола и обходя нас, - aspettare (подожди).
Не успеваю ни остановить его, ни даже пошевелиться.
Хлопка двери в этот раз не слышно.
…И вместе с повисшей в комнате тишиной Джером будто бы по безмолвной подсказке вспоминает кое-что важное.
- Папа, - просительно зовет он, оглядываясь вокруг. Смотрит на меня с испугом.
- Папа сейчас придет, - обещаю ему, выдавив улыбку, - не бойся, любимый. Всего минуточку подождем и все.
Поджимает губки. Всхлипывает. Но возвращается обратно ко мне, не собираясь никуда убегать.
- Мой хороший, храбрый мальчик, - говорю, легонько укачивая малыша в объятьях, - мой маленький драгоценный Джерри, тише…
Эдвард возвращается через пять минут. Завидев его, Джером перестает плакать. Подавляя угасающие всхлипы, просится на руки, как только отец усаживается на пол.
- Вода, - поймав недоуменный взгляд, застывший на стеклянном стакане в его руках, поясняет мужчина, - попей и все пройдет.
Благодарно кивнув, Джерри забирается на колени к папе, одной рукой обвивая его за шею, а второй удерживая стакан. Жадно пьет, но своих объятий ни на миг не разжимает.
- Ну вот, - на лице Каллена устраивается успокоение. Отставив ненужный предмет подальше, к балкону, он гладит плечики малыша, создавая руками ту самую колыбельку, как в самолете.
Доверчиво приникнув к его груди, мальчик, тем не менее, меня отпускать так же отказывается. Заставляет придвинуться как можно ближе, стискивая пальцы своими ладошками. Примостившись среди наших рук, расслаблено выдыхает.
- Ты не хочешь поспать, мой хороший? – спрашиваю и тут же жалею. Джером вздрагивает, выпячивая вперед нижнюю губу. Маленькие малахиты наливаются слезами.
- Нет, - Эдвард отвечает за него, неодобрительно взглянув на меня, - мы не будем спать. Мы будем сидеть здесь столько, сколько захотим. И все.
Прикусываю губу, виновато опуская взгляд. Киваю.
Раз он уверен, значит, знает, что делает. Возможно, Джерри заснет сам, окончательно успокоившись?
…Так и происходит. Постепенно глазки малыша начинают слипаться и он, совершенно не желающий с ними бороться, поддается Морфею. Затихает.
Выждав не больше трех секунд после появления посапывания сына, Эдвард, осторожно перехватив его покрепче, поднимается.
- Если проснется…
- Не проснется, - отметает Каллен мои слова, качнув головой.
- Нет?..
- Я знал, что снотворное пригодится.
Мужчина укладывает ребенка на простыни, наскоро поправив их рукой. Устраивает белокурую головку на взбитой подушке, тут же опускаясь рядом. Обнимает малыша, как прежде зарываясь лицом в волосы.
Я занимаю свободное место точно напротив них. Заглядываю в уставшие, нахмуренные малахитовые глаза, пытаясь успокоить их обладателя.
- Все хорошо.
- Да уж.
Его словно подменили. Эдвард выглядит так, будто утешение мальчика забрало у него все силы.