Неожиданно он делает ко мне шаг. Протягивает руки, и улыбается. На его лицо падает ночной свет, и я невольно задыхаюсь: светлое, искреннее, а главное игривое выражение не сходит с его лица. Я любуюсь блестящей полоской его волос, которая оказывается в лунном свете; проникающими в самую душу глазами, странным прикосновением его пальцев к моим плечам.

– Иди ко мне, – прижимая меня к себе, говорит он.

Ткань его футболки трется о мою щеку так, что я ощущаю тепло его тела. Я словно теряю дар речи, продолжая прерывисто вдыхать запах Пита. Безопасность. Я снова и снова погружаюсь в нее, словно в беспроглядный омут, который накрывает меня со всех сторон.

– Пит, что ты…

– Мы сможем это сделать, Китнисс. Я обещаю, что все изменится – только верь мне.

Он отстраняется и прижимается лбом к моему лбу.

– Мы же друзья, помнишь? Единое целое, а значит я не позволю тебе сдаться, а именно этим ты и займешься, когда Тагетис попадет в больницу. Разве ты не понимаешь – Койн ждет этого от тебя. Она слишком хороша изучила тебя в Тринадцатом. Она на шаг впереди, потому, что ты поддаешься эмоциям.

Хорошее начало, Пит. Весомый аргумент. Но все же ты не учел одной маленькой детали – начало всех эмоций закипающих во мне это ты.

– Я не могу иначе…

– Нет, можешь. Ты должна, – неожиданно он открывает глаза.

Я чувствую, как к щекам приливает кровь. Как сердце выбивает бешеный ритм, стучащий, словно колеса локомотива. Как замирает дыхание, когда его губы слабо касаются моей щеки – будто в благодарность, оставляя на коже согревающее клеймо.

– Идем спать.

– То есть…– сипло спрашиваю я.

– Вместе.

_________________________________

Дорогие мои Читатели, те которые еще не сбежали, а дождались очередной проды. Хочу поделится с вами не особо хорошей новостью. к несчастью наступил учебный год, а значит времени у меня теперь в самый, что ни на есть, обрез. Проды будут выходить намного реже, чем в июне-июле до моего отъезда. Но они будут регулярными ( я буду очень стараться). Раз в неделю. Не меньше, я думаю.

Оставляя пожалуйста свои отзывы, для меня это важно.

Спасибо, ваша Ася.

========== Глава 26 : Правда. ==========

Эту главу я хочу посвятить самой понимающей и ободряющей, самой ответственной и позитивной подруге, которую я, по счастливым обстоятельствам нашла на просторах интернета. Мариночка, я никогда не верила в женскую дружбу, как таковую, не то, что на соц.сайтах. Но именно ты спасла фанфик на мой личном пределе, когда у меня готовы были опуститься руки. Мы меньше стали общаться, потому, что у каждого с приходом учебного года много заморочек, но я все так же тебя люблю. Спасибо тебе за все. А главное за твой прекрасный фанфик “Ты излечишь меня” - он мое второе дыхание.

___________________________

Сердце отбивает гулкий ритм, выдавая мою небрежно скрытую бессонницу. Я чувствую, как Пит заворочался во сне и поскорее прикрываю глаза – нет, он не должен узнать о том, что я наблюдаю за ним:за его вздрагивающими ресницами, переливами и отблесками светлых волос, счастливым и умиротворенным выражением лица. Он уснул, сжимая мою ладошку в своей руке, будто отогревая занемевшие пальцы. Всю ночь – а это последние несколько часов – я слежу за нашими сплетенными пальцами в недоумении. Нормально ли это? Хочет ли он этого? И что будет с нами после? На следующее утро, когда его чувства «придут в норму»?

Я часто замечаю в нем перемены настроения. Будто внутри него, по-настоящему борются две различные личности, сражающиеся за свободу. Иногда это удается Мальчику с хлебом, и тогда я замечаю странный блеск его глаз. Иногда обреченная, дружественная холодность выдает обновленного Пита с потрохами. А иногда – как например, сегодня – они оба примиряются с моим присутствием, возможно, желают, а возможно, пытаются сократить время нашего общения к минимуму. Я слабо вздыхаю – мыслей, как всегда слишком много. Мне нужно взбодриться, чтобы бы, наконец, уснуть, чтобы быть готовой к завтрашней тренировке.

Я выбираюсь из постели. Словно кошка – беззвучно и мягко – ступаю по тонкому настилу ковра. Накидываю на плечи куртку и выскальзываю из собственной комнаты. Издалека, в темноте коридоров, доносится шум телевизора – это Хеймитч, и ему снова не по себе. Я чувствую вину – за все то время, проведенное в Капитолии, мы ни разу не поговорила тет-а-тет. Я ни разу не попыталась уберечь от боли и пьянства. Ни разу не задумалась о его состоянии души.

Ноги сами несут меня к его комнате – он нуждается во мне, хотя прекрасно помню, что о радикалах мне придется держать язык за зубами. Телевизор вещает очередную программу, когда я проникаю словно тень в комнату бывшего ментора. Здесь пахнет отчаяньем: истлевшим воздухом и тошнотворным перегаром. На столах замечаю полупустые, допитые, надколовшиеся, катающиеся по полу, бутылки.

Хеймитч сидит в кресле спиной ко мне. Слышу слабый и мирный храп. Одна рука ментора сжимает бутыль, другая, почти касается пола. Крадучись, пытаюсь выудить из его рук алкоголь, но едва я дотрагиваюсь до его руки, бутылка с грохотом ударяется о пол.

– Забыла, солнышко, я сплю с ножом? – хриплым голосом спрашивает он.

– Тут уж забудешь… – нервно отрезаю я, – Хватит, Хеймитч. Мне страшно смотреть на тебя.

– Ты можешь не смотреть – я ведь, кажется, не звал гостей. Ты по-прежнему можешь выяснять отношения с Питом, делить с ним койку, делать вид, что тебе безразличен этот парень – я лично не возражаю. Если пришла за советом, то опоздала – для этого я слишком пьян…

Я даже злиться на него не могу. Жалость и скорбь – единственные чувства, которые я испытываю к Эбернети.

– Ты жалок.

Хеймитч слабо пожимает плечами, неотрывно глядя на мерцающий экран.

– Возможно.

– И ты не желаешь изменить этого? – нервно спрашиваю я.

Усаживаясь на колени, я смотрю во вздернутые хмельной пленкой глаза моего наставника. И этот человек спас мне жизнь? Подарил шанс, чтобы до конца дней убивать в себе последние горсти человечности?

– Ты нужен и мне и Питу. Не представляешь как нужен! Особенно теперь, Хеймитч, когда они собираются отправить детей на арену. У тебя ведь наверняка есть план, который поможет нам воспротивится Койн? Ты ведь просто выжидаешь, так ведь?

– Они всегда хотели отправить их на арену, солнышко. И нет – нету у меня никакого плана. Сделай то, что сделал я, едва переступив порог этого чертового места…

– Что? – недоумеваю я.

– Сдайся, – хрипит он, – Нет ни плана, ни времени, ни возможностей. Сноу – жаждал власти над людьми, Койн – жаждет расплаты. И поверь, если у тебя есть столько соратников, сколько теперь есть у нее, наша борьба выльется нам большими проблемами.

На языке вертятся слова утешения – ведь есть еще «Огненный Морник». Тысячи сильных, достойных людей желающий для всего Панема только мира, но я не позволю этим словам слететь с языка. Это не правильно и опасно для Эбернети.

– Послушай, Хеймитч. Эффи не желала тебе такой участи…

Неожиданно в глазах ментора вспыхивает искра – пылающая, восторженная искра, блекнущая под пеленой опьянения. Он переводит на меня пустой взгляд, и серые, похожие на мои глаза, изучают меня так, будто видят в первый раз.

– Причем здесь парикоголовая?!

– Не считай себя самым умным, ты действительно плохо скрываешь все свои эмоции, – уверенно говорю я, хотя его слова бросают меня в дрожь, – Я знаю, что это все не просто так, что есть что-то большее между вами, и поверь, она не заслужила видеть тебя в подобном состоянии.

– Не указывай мне, девчонка… – яростно говорит ментор.

– А разве ты имеешь на это право?

– Я вытащил тебя с арены, если ты забыла. Спас твою никчемную жизнь не для того, чтобы ты считала нужным читать мне нотации! Не смей больше касаться этой темы – ты слышишь меня? – никогда больше!

Его голос звенит в ушах, как битое стекло. Я сжимаю ладони в кулаки, чтобы он не заметил дрожь, проходящую по мне. До боли прикусываю губу, чтобы справиться с разочарованием и страхом.