– А твой муж Николай, а тётя Наташа?! – остановил Герман скороговорку, напоминающую одновременно и обличительную речь, и исповедь.

– Брак с Николаем был вынужденным – для того, чтобы войти в Братство. Ты знаешь, я этого человека никогда не любила, но такова специфика профессии. А Наталья – не мой грех, на её счёт НКВД расстарался… Не смей меня осуждать, слышишь, не смей! Если на то пошло, я должна была и тебя ликвидировать, но не смогла! За это меня отстранили, а взамен послали Пендлтона. Но после его неудачи меня спешно вернули на службу…

– И ты отправила ко мне этого придурка Голда, а потом устроила засаду в горах?

– Ты очень грубо обошёлся с Ричи, у него теперь голос как у сифилитика…

– Что не мешает тебе с ним спать! – зная натуру собеседницы, уверенно предположил Герман.

– Да-а-а, ты сильно изменился, стал совсем другим..., каким-то твёрдым.

– Зато ты во всём прежняя, никаких перемен с тобой не сделалось, – отрезал Герман. – Одного не пойму – что тебе от меня надо? Вернее, не тебе, а твоим хозяевам? Я ведь просто учёный, который воспользовался предложением Эрнста Шеффера осуществить давнюю мечту – побывать в Тибете.

– Вопрос не в том, что от тебя надо нам, – вздохнула англичанка, а в том, что надо немцам! Не задумывался, на кой они тебя таскают с собой по горам, обихаживают со всех сторон, приставили эту бледную трепонему^[92]…, ты, кстати, её уже того, или ещё миндальничаешь по своему обыкновению?

– Прости, Лиля, я был с тобой не очень вежлив – забыл поинтересоваться здоровьем, но поскольку ты уже второй раз упоминаешь одну и ту же болезнь, начинаю волноваться. Позволь, я исправлю оплошность и спрошу – как ты себя чувствуешь?

– Действительно ты стал другим! Прежний Герман слыл тихоней…, выходит не ты её, а она тебя окрутила, сучка! Но это всё лирика, это всё потом, а сейчас речь о другом: немецкая прагматичность вошла в поговорку, следовательно, с тобой возятся не просто так. Не удивлюсь, если узнаю, что и тебя волнует причина такой обходительности немцев. Ведь так?

Герман кивнул.

– Всё дело в твоей ненаглядной Шамбале. Это никакой не миф, и где-то в горах есть вход туда. Мы, британцы, давно об этом знаем, но пока не смогли ни на сантиметр приблизиться, всё время что-то мешает. К сожалению, прежние ошибки ослабили наше влияние в Тибете настолько, что теперь, сам видишь, приходится появляться здесь не иначе как в маскарадных костюмах. Немцы пока ошибок не сделали, и складывается такое впечатление, что им не только не мешают, а, наоборот, благоволят какие-то высшие силы. Не возьму в толк, как швабы умудрились наладить контакт с «зелёными»…

– Какими ещё «зелёными»? – вырвалось у профессора.

– Даже этого не знаешь, тибетолог хренов? – изумилась собеседница. – Святая простота, да ты просто находка для разведчика. И я ведь докладывала руководству, что тебя нужно вербовать, а не ликвидировать, так нет же… Тупые ослы! Вот немцы и воспользовались случаем!

– Ты упоминала каких-то «зелёных», – напомнил Герман.

– Я о тех монахах, которые неожиданно напали на нас в горах и вызволили вашу проклятую экспедицию из ловушки. Они очень не любят, когда их называют «зелёными», а сами себя предпочитают никак не называть. Это такая ветвь религии бон, отколовшаяся от неё в давние времена. Веками они держались в тени, так что ничего удивительного нет в том, что ты о них нигде не читал. Сейчас, когда Тибетом правит регент, «зелёные» активизировались и смогли получить в стране преобладающее влияние. Но не стану отвлекаться, «Зелёные» сговорились с нацистами и, объединив усилия, стремятся проникнуть в Шамбалу. А ты у них вроде ключа – не ошибусь, если предположу, что всё дело в расшифровке свитков Блюмкина – они ведь так и назывались – «Ключ к Шамбале». Это то, что касается немецкого интереса. Теперь перейду к интересу британскому. Ни за что и ни при каких обстоятельствах мы не допустим, чтобы нацисты достигли цели. Экспедиция Эрнста Шеффера будет ликвидирована сразу после того, как укажет нам место, где располагается вход. Тебя решено пощадить… Не скрою, именно я убедила руководство принять такое решение, сославшись на то, что «Ключ к Шамбале» нам самим не помешает. В общем, считай это обычной вербовкой. Я не требую немедленного ответа, но он мне понадобится при следующей встрече. С советской Россией ты порвал, с нацистами тебя ничего не связывает, если не считать этой белой сучки, а я предлагаю тебе безбедную жизнь в свободной и прекрасной стране, возвращение дворянства, отнятого большевиками и осуществление заветной мечты о Шамбале. А, кроме того, себя. В общем, решай и будь осторожен – опасайся проклятого монаха, который всё время увивается вокруг.

Сказав так, Лили - Лайза - Ленор Беллоу снова сгорбилась и, хромая, двинулась прочь, громко бубня и причитая. Герман остался стоять у ворот – в сердце змеёй вползал страх. Не за себя – за Еву. Уж слишком хорошо изучена ведьмина натура бывшей любовницы, чтобы иметь все основания бояться. Но также он знал и собственную натуру – знал, что не сможет сейчас выстрелить в удаляющуюся сгорбленную спину.

Глава 7

Воля Квотухту

15-16 мая 1939 года. Лхаса.

Лишь спустя три дня пришел ответ от Владыки Тибета – хоть господин Калзан уверял, будто то есть проявление чрезвычайного расположения, Шеффер негодовал. Его, офицера могучего Рейха и ученого с мировым именем, заставили ждать – неслыханно!

Назначалась аудиенция на обед того же дня, потому, не затягивая в долгий ящик, экспедиция собралась. По городу двигались скоро. Улицы, свободные от пешеходов, довели до подножья горы, на вершине которой располагалась Потала. Далее предстоял утомительный подъем по крутым лестничным маршам. Взглянув вверх, Крыжановский рассудил, что в пути не избежать жалоб и причитаний Беггера с Краузе, но ошибся – оба немца шли безропотно и споро.

На солнце лоснились покрытые известью стены. Приходилось щуриться, либо совсем не глядеть по сторонам – только под ноги. Последнее желательнее, дабы не навернуться с кручи.

Почти на самом верху ожидал тибетец весьма внушительного вида в монашеском одеянии. Его приветствие оказалось длительным и витиеватым, но запыхавшиеся европейцы приняли задержку, дающую отдохновение, с радостью. Впрочем, как пояснил отдышавшийся Каранихи, сие не столько приветствие, сколь ободрение перед встречей с богочеловеком. Такова традиция.

Герман лишь покачал головой – на каждом шагу ему встречались малоизвестные ритуалы и традиции. Это обстоятельство заставляло признать, что, несмотря на весь свой вес в учёном сообществе, он ничего не знает о Тибете. Или почти ничего.

Тем не менее, монах с задачей справился, экспедиция более чем ободренная, проследовала под своды дворца. Гостей повели через лабиринт невысоких узких ходов – совершенно тёмных, наполненных странными запахами. Немцы цепочкой двигались за монахом, не решаясь отстать хоть на шаг. Все молчали, лишь Шеффер коротко и нелицеприятно выразился в адрес придворных холуёв, посмевших вести их не парадным, а чёрным ходом.

Герман крепко сжимал ладонь Евы, безотчётно страшась выпустить эту руку и навсегда потерять любимую в царящей вокруг темноте. Справа и слева оставались помещения неясного хозяйственного назначения. Наконец, когда перестали различаться даже стороны света, монах вывел их в неожиданно раздавшийся коридор и медленно отворил тяжелые двери с бронзовыми щеколдами.

Зал оказался не особо велик, но и не мал.

На возвышении стояло аккуратное кресло из красного дерева с прямыми формами и начисто лишенное лишних линий. У человека, занимавшего кресло, ни в одежде, ни в лице также не было ненужных изгибов. Прямой лоб и ровный стальной взгляд, рот ниткой натянут от скулы до скулы. Ироничная улыбка перетекает с глаз на губы и обратно. Не вызывало сомнений, что это и есть регент Квотухту. Рядом в почтительных позах застыло с десяток царедворцев.