– Внимание! Сейчас могут полететь динамитные шашки. Обезьяны показали нам, как с ними обращаться – хватаем и отбрасываем подальше. Всем понятно? – Эрнст Шеффер обводит коллег испытывающим взглядом, словно выискивая неспособных к освоению обезьяньей науки. Однако наверху всё тихо, бадмаши явно не спешат атаковать.

Немного переведя дух, Герман осмотрелся по сторонам и пришёл к неутешительному выводу: экспедиции деваться некуда – впереди и сзади хорошо простреливаемая тропа, справа – пропасть, а слева скала с притаившимся на вершине коварным врагом. Но зато рядом нуждающаяся в защите красавица и в руках оружие, значит, нет права на отчаяние. Он осмотрел винтовку, вынул обойму – все десять патронов оказались на месте – и стал разглядывать склоны через прицел.

Профессору вспомнилось, с каким раздражением он некогда воспринимал учения по гражданской обороне, когда их всей кафедрой вывозили на стрельбище ОСОАВИАХИМа^[84]. Полученные навыки оказались как нельзя кстати. «Ворошиловским стрелком», правда, стать не довелось, но первичные навыки обращения со стрелковым оружием имеются.

Сверху ударяют многочисленные выстрелы. Герман и остальные стреляют в ответ. Неизвестно, удаётся ли поразить врага, но в их собственных рядах – снова потери: Вилли ранен – его левая штанина окрасилась багряным, еще одна пуля, по-видимому, попала в бок. Приглядываться некогда, Герман продолжает вести огонь. А вот и ожидаемый динамит – к счастью, шашка падает вдалеке от их укрытия. Взрыв порождает массу летящих каменных осколков, но никого не ранит. Вторая шашка падает точнее…, молодец, Краузе, не растерялся, выбросил смертоносный брусок в пропасть.

Уши словно заложены ватой, но сквозь глухоту доносятся гневные английские окрики.

– Все-таки, хозяева здесь, – рычит Шеффер. – Подлый язык! Худший на свете! Ничего, придёт время, заставим их учить немецкий!

– Зато англичане – истинные джентльмены, – рассудительно заявляет Ева. – Никогда не бранятся, а прежде чем убить, обязательно напоят вас чаем.

Герман не успевает поразиться выдержанности и чувству юмора девушки, проявленным в столь драматический момент, так как краем глаза замечает динамитную шашку, шлепнувшуюся прямо у ног Унгефуха. Тот самозабвенно строчит из пулемёта, ничего вокруг себя не видя, и не слыша.

Рука Крыжановского отбрасывает шашку раньше, чем появилась мысль сделать это. Взрыв гремит глубоко внизу, порождая многократное эхо. Оглянувшись, Герман ловит на себе странный взгляд Шеффера. «А ведь он также успевал, как и я! – промелькнула в гудящей голове поразительной отчётливости мысль. – Он тоже мог отбросить эту треклятую штуковину, но не шевельнулся!»

Гауптшарфюрер Унгефух смотрит на профессора – в светлых глазах ни капли благодарности, ни грана дружелюбия, только обычный холод.

«Вот он, настоящий ледяной титан старого Вилигута», – усмехается про себя Герман.

Пулемёт Унгефуха умолкает – закончилась лента.

С противной стороны также прекратилась стрельба, вместо неё послышались крики ужаса, а затем, словно созревшие плоды с дерева, вниз посыпались бадмаши – около двух десятков.

«Кто их так? – поразился Герман. – У нас в этих местах союзников нет, разве что – славные обезьяны-бородачи призвали на помощь своего мифического повелителя Ханумана!»

На вершине скалы появилась и безмолвно застыла маленькая фигурка.

– Приветствуем вас, саиб агпа! – радостно закричал господин Каранихи. – И благодарим за излившийся на нас живительный дождь.

С этими словами индус указал на валяющиеся у подножья изломанные тела мёртвых бадмаши.

Глава 5

Пирамиды Тибета

5 мая 1939 г. Тибет, горная дорога в 315 км от Лхасы. 3908 м над уровнем моря.

С вершины скалы по еле заметной тропке спустился агпа. Спустился не один, а в обществе десятка таких же, как сам, неопрятных монахов. Оружия ни у кого из них видно не было.

– Поверить не могу, – прошептал Шеффер. – Не иначе сами боги внушили тогда, в поезде, мысль приветить этого монаха.

– Да уж, нам встретился весьма непростой человек, – также шепотом ответил Герман. – Посмотри, ведь эти ребята расправились с бадмаши без помощи оружия – голыми руками или колдовством.

Агпа остановился перед Шеффером и насмешливо спросил:

– Желают ли европейские «коллеги» в качестве уплаты за проезд в одном с ними вагоне, принять трупы врагов?

Руководитель экспедиции поспешил рассыпаться в благодарностях, насколько позволяло знание языка.

– Почтенный агпа, – обратился к монаху Крыжановский. – Что сталось с теми европейцами, которые натравили на нас местных жителей?

– Два человека. Они пожелали уйти, и мы не стали мешать, – спокойно ответил монах. – Как я уже говорил, заклинать европейцев – дело трудное.

«Всё-таки, колдовство, – тоскливо подумал Крыжановсий. – Хорошо, что он на нашей стороне, а не наоборот».

– Хорошо, – удовлетворённо кивнул головой монах. – Но осталось вернуть последнюю часть долга и предложить моим «коллегам» пищу, как они сами в поезде предложили пищу нуждающемуся в ней незнакомому человеку. Здесь, неподалеку, деревня, в которой живут друзья, они обрадуются гостям.

– В машине наше оборудование, – забеспокоился Шеффер. – Его нельзя оставить…

– Не нужно переживать – мои люди посторожат, пока вы не вернётесь с вьючными животными, – с этими словами монах обернулся к своим молчаливым спутникам и отдал нужные распоряжения.

«Похоже, Эрнст безоговорочно доверяет монаху, – подумалось Герману. – Не слишком ли он беспечен? Впрочем, кто его убеждал в доброжелательности и неагрессивности тибетских монахов? Я и убеждал. Так-то оно так, но этот агпа – представитель бон-по, что должно насторожить любого».

Профессор поочерёдно оглядел участников экспедиции: настороженность читалась только на лице господина Каранихи, остальные выглядели совершенно расслабленно. А Унгефух даже не озадачился тем, чтобы зарядить в пулемёт новую ленту. Отчасти понять гауптшарфюрера можно – он занят перевязкой раненного Вилли, но ведь опытный же солдат!

Остающиеся подле оборудования монахи одолжили европейцам своих мулов, каковых привели сверху, и экспедиция отправилась вслед за агпой, указующим путь. Вот только куда?

– Куда, собственно, мы приехали? – через час пути этот вопрос прозвучал из уст Бруно Беггера.

– Здесь живут друзья, – повторил прежнее утверждение агпа, остановив мула. – Бадмаши и прочие племена боятся появляться в окрестностях.

Деревенские дома прилепились к окружающим скалам будто ласточкины гнёзда. Хорошо ещё, что жители позаботились об удобстве, выложив на скальных склонах каменные лестницы.

Вышедший поприветствовать пришельцев староста деревни показался мало похожим на азиата. Вытянутое лицо с тонкими губами и близко посаженными глазами явно принадлежало представителю европеоидной расы. Да и волосы не походили на те, что характерны для монголоидов, к примеру, китайцев. Такая шевелюра скорее подошла бы индусу или испанскому баску. К несчастью для тибетца, то же самое заметил и доктор Беггер. Через Каранихи антрополог стал добиваться у старосты разрешения измерить его черепную коробку, а то и сделать слепок. Тибетец вежливо, но решительно отказался, тогда Бруно Беггер стал просить, чтобы ему предоставили возможность измерить черепа других жителей деревни. Но и в этом ему отказали. Антрополог как-то сразу успокоился – у Крыжановского создалось впечатление, что тот даже рад отказу, мол, не хотите, не надо, мне же меньше работы.

Экспедиции выделили просторный дом на краю деревни, у самой реки, прозываемой местными Нанг. Над домом горбилась глиняная стена монастыря, храмовая треугольная башенка скребла близкие небеса. На открытой площадке у самого верха прохаживался монах в длинных пурпурных одеждах с большой деревянной доской на плече. В руке монах держал толстую короткую палку с намотанной на конце тряпкой.