– А что же профессор Кон? – вспомнил он внезапно, – давно, правда, о нём ничего не слышал, но в начале тридцатых годов специалист был – не из худших.

– Фамилия мне ни о чём не говорит, – покачала головой Ева. – Хотя, пожалуй, говорит…, ведь это еврейская фамилия. А у нас больше нет еврейской науки, только немецкая.

– Понятно! – протянул Герман, с горечью осознавая, что, в отличие от происходящего дома, в Советском Союзе, здесь репрессии против учёных хотя бы имеют пусть самое извращённое, но всё же объяснение.

– Герр профессор, надеюсь, из-за моих слов не создалось впечатление, будто немецкая наука столь же наивна, как ваша неразумная провожатая, – обеспокоено заглянув собеседнику в глаза, спросила девушка. – Позвольте же ей исправить оплошность!

Ева, по своему обыкновению, бесцеремонно схватила Германа за руку и потянула к выходу из музея.

– Мы отправляемся к профессору Эрнсту Шефферу – он не тибетолог, а натуралист, но зато о Тибете знает очень многое, если не всё. О, к тому же Эрнст – просто очаровательный человек.

Герману приходилось читать о том, чьё имя назвала фройляйн Ева. Неустрашимый путешественник, удачливый охотник и блестящий учёный, открывший несколько новых разновидностей фауны, в том числе карликового голубя и голубую овцу, он уже дважды успел побывать в Тибете. Это были те самые экспедиции, о которых говорил товарищ Берия. А то течение, о котором упоминал товарищ Наумов, похоже, несло Германа в совершенно правильном направлении.

Молниеносный «хорьх» не замедлил доставить их к резиденции Шеффера – тот занимал весь второй этаж большого многоквартирного дома.

«Определённо, в Берлине жилищный вопрос стоит менее остро, чем в Москве» – вспомнив свою мансарду, решил Герман.

Натуралист ожидал гостей в охотничьей гостиной – именно так это помещение назвал проводивший их туда слуга. И назвал совершенно справедливо: стены оказались столь плотно увешаны звериными головами, что, пожелай хозяин квартиры поместить там ещё один трофей – ничего бы не вышло.

Внешностью Эрнст Шеффер никак не походил на учёного. Флибустьер с Антильских островов – вот первое, что приходило на ум при взгляде на эти черты, бороду и хищную улыбку. К тому же, профессор-флибустьер оказался человеком молодым – никак не больше тридцати лет от роду. Поспешив навстречу Еве, он, со старомодной галантностью, поцеловал ей руку, Герману же кивнул, щёлкнув при этом каблуками:

– Оберштурмфюрер СС Эрнст Шеффер. Можно просто Эрнст.

– Профессор, доктор исторических наук Герман Крыжановский. Можете и меня звать просто Германом.

– Ева, детка, не могу поверить, что, наконец, вижу в моей берлоге самого Германа Крыжановского.

– Эрнст – давний поклонник ваших взглядов, Герман. Если не возражаете, я отныне тоже буду звать вас по имени, – обезоруживающе улыбнулась Ева.- Это ведь именно Эрнст попросил рейхсфюрера послать вам в Москву приглашение…

– …И теперь с нетерпением предвкушаю занимательную беседу, которой, смею надеяться вы, Герман, удостоите нас с Евой после ужина за стаканчиком бренди.

Через полчаса беседа действительно состоялась. Мужчины сели в кресла у камина, а Ева, поджав под себя ноги, устроилась поодаль на диване. Пока Шеффер раскуривал трубку, Герман заинтересованно рассматривал устилавшую пол шкуру невиданного зверя.

– Это гигантская панда, которая обитает только в одном месте мира – в отрогах Тибета^[48], – пояснил немецкий натуралист, разгоняя рукой клубы табачного дыма. – Я – единственный европеец, которому удалось увидеть и добыть столь редкое и опасное существо, у китайцев более известное под именем медведя-кошки. Первый экземпляр я передал в музей, а этот оставил себе. Не правда ли, он великолепен? Стараюсь, знаете ли, украшать своё жилище лучшими трофеями.

– Действительно, ваша квартира вызывает восхищение, – подтвердил Герман.

– Видели бы вы, в каком состоянии она мне досталась от прежнего владельца, – с брезгливой гримасой поморщился Шеффер.

– Я не о том, просто после московской тесноты ваш дом кажется дворцом.

– Так и в Берлине было тесно, пока мы своих евреев не попросили вон. Эта квартира, к примеру, раньше принадлежала директору еврейского банка, который нажил состояние, давая деньги в рост честным немцам, ну, а мне досталась за заслуги перед Рейхом.

– А у нас – наоборот, – криво ухмыльнулся Герман. – До революции, пока не прогнали банкиров, места в городах хватало, а жилищный вопрос встал после.

– Тема скользкая, а потому предлагаю оставить политику – политикам, и выпить за то, что объединяет нас, учёных. За тягу к неведомому!

Бокалы встретились с благородным звоном, и густой бренди медленно понёс огонь вниз по пищеводу.

– Должен признаться, Герман, ваша статья взорвала меня изнутри, – импульсивно вскричал Шеффер, – после неё я перестал быть собой: больше не интересуюсь ни биологией, ни охотой. Шамбала! Вот истинная страсть! Подумать только, ведь дважды ходил рядом…скажите…свитки Блюмкина, ключ к Шамбале… Вы, должно быть, уже сумели их прочесть, ведь с момента опубликования статьи прошло более двух лет?

– Увы, далеко не полностью, – вздохнул Крыжановский, – текст очень сложно поддаётся расшифровке. Я тоже признаюсь вам, Эрнст: указанная сложность наводит на мысль, что авторами свитков являются представители весьма высокоразвитой цивилизации, а не древние примитивные жители Тибета.

– А в чём заключается эта сложность? – подала голос Ева, каковую, как оказалось, всё же интересовало то научное направление, представителем которого она, собственно, являлась. Но интересовало не настолько, чтобы удосужиться прочесть знаменитую статью профессора Крыжановского.

– Дело в том, что текст состоит из двух частей, причём вторую невозможно прочесть, не справившись с первой, – пояснил Герман. – А первая часть представляет собой зашифрованный набор последовательных задач. Вначале решается первая задача, затем вторая, и так далее. Конечная цель задания – не что иное, как построение идеального государства. То есть, идеального по мнению авторов текста. Ну, а после того, как искомое государство построено, во второй части должен открыться ключ к Шамбале. По крайней мере, так обещает начальная фраза текста, которая совершенно не зашифрована.

– Как интересно, – прошептала Ева, непроизвольным грациозным движением поправляя волосы. – И что, сейчас вы у себя в России строите это идеальное государство?

– Нет, Ева, – вмешался Эрнст Шеффер. – Просто Герман сумел смоделировать идеальное государство. Вот почему я так восхищаюсь этим человеком. За вас, мой друг!

Немецкий учёный опорожнил бокал, а Крыжановский смущённо пробурчал:

– Я опирался на труды Макиавелли, Карла Маркса и других учёных…

– Да ладно вам, дружище, какой ещё Карл Маркс?! Признайтесь, что ваша идеальная государственная модель больше всего походит на ту, что реально создал у нас в Германии фюрер немецкой нации Адольф Гитлер!

– Но там же не расовый принцип, а кастовый…, – слегка растерялся Герман. Из неловкого положения его выручила Ева:

– Если вы построили модель государства, значит, выполнили условие первой части и смогли разобрать остальное?

– Нет, не успел, – нахмурился Герман, вспомнив, как несвоевременно изъяли свитки при обыске в кабинете Харченко, – тему закрыли раньше.

– Наверняка снова поли-и-итика! – протянул подвыпивший Шеффер. – Самая большая заноза в заднице у науки.

– Вот так всегда, на самом интересном месте, – надула губки Ева. – Неужели совсем ничего не узнали из того, что во второй части?

– Там много рисунков, чертежей. Один запомнился особо, потому что точь-в-точь повторяет изображение из индийских эпосов. Вимана – колесница богов! – отвечая Еве, Крыжановский внимательно наблюдал за лицом Шеффера. При слове «вимана» тот прищурился, не оставив сомнений в том, что ему определённо знаком этот термин.

Глава 7