В жизни мрачной и презренной

Был он долго погружен.

Долго все концы вселенной

Осквернял развратом он,

Но, исправясь понемногу,

Он загладил свой позор

И теперь он, слава богу,

Только что картежный вор.

Толстой ответил не столь блистательно по стилю, но гораздо ужаснее по смыслу:

Сатиры нравственной язвительное жало

С пасквильной клеветой не сходствует немало.

В восторге подлых чувств ты, Чушкин, то забыл,

Презренным чту тебя, ничтожным сколько чтил.

Примером ты рази, а не стихом пороки

И вспомни, милый друг, что у тебя есть щеки.

Пушкин пришёл в ярость. Все долгие шесть лет ссылки он копил злобу и готовился к дуэли. Стрелял из пистолета по жестяной мишени, ходил гулять с тяжёлой тростью, которую подолгу удерживал в вытянутой руке: чтоб та не дрожала. Говорят, что нерастраченные чувства к Толстому Александр Сергеевич выразил в рассказе «Выстрел».

По возвращении из ссылки, сразу же после аудиенции у Государя, Пушкин отправил секундантов к графу. Дуэль, однако, не состоялась – Американца не застали на месте. Позже знакомые помирили обоих. Да так крепко помирили, что Александр Сергеевич и Фёдор Иванович стали близкими друзьями. Ни кто иной, как Толстой-Американец познакомил Пушкина с семьёй Гончаровых. И сосватал Натали для друга тоже Фёдор Толстой.

Дружбу водил Толстой со многими. Среди них: Денис Давыдов, Жуковский, Вяземский, Гончаров.

Что касается семьи, то женился Американец на цыганке – Авдотье Максимовне Тугаевой. Вначале он жил с ней пять лет без брака. Но однажды произошёл фатальный случай. За картами граф встретился с помещиком Василием Огонь-Догановским. Был этот помещик ещё большим картёжником, нежели сам Толстой. Современники полагали, что Василий владеет секретом беспроигрышной игры, а современные исследователи даже уверяют, что именно эта загадочная фигура послужила Пушкину прототипом Германа для его «Пиковой дамы». Как бы то ни было, но после игры с Огонь-Догановским Толстой встал из-за карточного стола совершенным банкротом да ещё с изрядной суммой долга. Собрался, было, застрелиться, да Авдотья удержала. На два дня ушла в табор и вернулась с искомыми деньгами. В такой ситуации Фёдор Иванович просто обязан был жениться.

Графиня родила мужу двенадцать детей. Но, по воле рока, одиннадцать из них умерло: выжила только дочь Прасковья. Толстой считал, что это Бог так наказывает за отнятые в дуэлях жизни. Ведь у него было именно одиннадцать дуэлей со смертельным для противников исходом. Несчастье граф сносил стоически. Он завёл синодик^[209], в который вписал одиннадцать фамилий. Когда умирал очередной ребёнок, ставил напротив фамилии в синодике пометку: «квиты». Когда число фамилий и пометок сравнялось, Фёдор Иванович сказал:

- Слава Богу, хоть мой цыганенок будет жить.

Прасковья, действительно, дожила до глубокой старости.

Сам Толстой тоже жил долго и, когда его незаурядная жизнь подошла к последней черте, позвал священника и проявил необычайную говорливость. Исповедь умирающего длилась несколько часов, после чего батюшка остался поражён искренностью раскаяния графа.

Могила Фёдора Ивановича Толстого затерялась на Ваганьковском кладбище в Москве. Авдотья пережила мужа на пятнадцать лет. Её зарезал собственный повар.

***

Так закончили своё жизненное путешествие герои, к чьей светлой памяти мы, авторы, дерзнули прикоснуться. С этим и благодарный читатель, наконец, добрался до конца повествования. И если он, читатель, теперь пожелает воскликнуть: «Как порой причудливо переплетаются правда и вымысел!», то окажется совершенно прав, ибо ещё римляне заметили:

«Ad actu ad posse valet consecutio^[210]».

ПРИЛОЖЕНИЕ

Произведения В.С. Высоцкого, из которых взяты эпиграфы для книги:

«Баллада о борьбе»

Средь оплывших свечей и вечерних молитв,

Средь военных трофеев и мирных костров

Жили книжные дети, не знавшие битв,

Изнывая от мелких своих катастроф.

Детям вечно досаден

Их возраст и быт, –

И дрались мы до ссадин,

До смертных обид.

Но одежды латали

Нам матери в срок,

Мы же книги глотали,

Пьянея от строк.

Липли волосы нам на вспотевшие лбы,

И сосало под ложечкой сладко от фраз,

И кружил наши головы запах борьбы,

Со страниц пожелтевших слетая на нас.

И пытались постичь

Мы, не знавшие войн,

За воинственный клич

Принимавшие вой,

Тайну слова "приказ",

Назначенье границ,

Смысл атаки и лязг

Боевых колесниц.

А в кипящих котлах прежних боен и смут

Столько пищи для маленьких наших мозгов!

Мы на роли предателей, трусов, иуд

В детских играх своих назначали врагов.

И злодея следам

Не давали остыть,

И прекраснейших дам

Обещали любить,

И, друзей успокоив

И ближних любя,

Мы на роли героев

Вводили себя.

Только в грезы нельзя насовсем убежать:

Краткий век у забав – столько боли вокруг!

Постарайся ладони у мертвых разжать

И оружье принять из натруженных рук.

Испытай, завладев

Еще теплым мечом

И доспехи надев,

Что почем, что почем!