Коротко, как выстрел, прозвучало ругательство Максима.

Самого же выстрела не последовало. Стражники, отчего-то застыли, подобно изваяниям: один – с поднятым над головой фонарём, другой – прицелившись из ружья.

А цыган, как ни в чём не бывало, продолжает танцевать. Странный этот танец приковывает внимание так, что Максим не может оторвать взгляда. Остальное совершенно перестаёт его интересовать. Где-то рядом, назойливо и раздражающе, бубнит Ленуар: «Что происходит… Как интересно… В первый раз вижу…». Но где взять силы, чтоб остановить француза, если хочется смотреть только на танец?

Баро минует стражников и исчезает в проёме ворот.

- Трубул ваздав-ма^[176], райе! – Плешка сильно дёрнул Максима за штанину, и тому удалось стряхнуть оцепенение.

Увидав, что полковник приходит в себя и очумело мотает головой, цыганёнок подскочил к Толстому и давай его тоже трепать за штанину:

- Фуго^[177], райе, фуго!

Граф вздрогнул и глубоко вздохнул, приходя в себя, а мальчонка, тем временем, кинулся к солдатам.

- Потрясающий опыт, – восхищённо пробормотал мосье Александр. – Как я понимаю, это нечто из арсенала Носителей. Интересно, каково научное объяснение?

Учёной беседы не вышло – у входа появилась фигура Акима и энергично замахала руками.

- Фуго, райе, фуго! – снова крикнул Плешка и мышью метнулся к мосту.

- Илья, присмотри за конями! – приказал Максим, бросаясь вслед за цыганёнком. – Мы скоро…

- К чёрту коней! – возразил граф. – Что им сделается? А у нас каждый штык наперечёт.

Максим не стал возражать – резонность слов Американца не вызывала сомнений. Курволяйнен, подхватив под руку француза, устремился вслед за остальными.

Пробегая мимо застывших стражников, полковник на миг представил, как сейчас они зашевелятся и поднимут тревогу, но ничего подобного не случилось. Неподвижность также хранил и незамеченный ранее третий солдат, силуэт которого торчал наверху – в одной из ярко освещённых бойниц.

Вблизи стала понятна фортификационная выгода надвратной башни: для того, чтобы добраться до основных ворот, осаждающим следовало прежде войти в довольно узкую, пронизывающую толщу башни, арку. А там вдоль стен – бойницы.

Возле невысокой, окованной железом двери поджидал Аким.

- Не шуми и не смотри им в глаза, барин! И на кнут не смотри, а ступай за Плешкой, – сказал он тихо.

Максим вошёл в дверь и оказался в кордегардии. Четверо улан за столом перед тем, видно, играли в кости. Ещё один присел у очага, намереваясь подбросить дров в огонь. На вошедшего никто не обращал внимания – все глядели на переброшенный через потолочную балку кнут. Ритмично покачиваясь, тот издавал едва слышный скрип. Помятуя предупреждение цыгана, Максим поспешно отвёл взгляд, но и мига хватило, чтоб в памяти всплыла еловая лапа, как бы невзначай задетая Еленой в лесу, близ табора. И качалась тогда лапа похоже, и ноги отказывались идти точно так же, как сейчас. Хорошо, что цыганёнок вовремя потянул за руку, иначе в кордегардии появилась бы ещё одна застывшая фигура.

Пришёл он в себя только в соседнем помещении. Это была столовая для караула. Ни одного окна – лишь пара чадящих факелов в проёме. Посредине тяжёлый деревянный стол со скамьями, а в стену вмурованы три огромных бочки днами наружу. В каждой бочке – сливной кран.

Вошли Илья с французом.

- Хорошо живуть поляки! Вашвысбродь, дозвольте проверить, что там налито в бочках, – первым делом заявил Курволяйнен.

- Не о том думаешь, болван! – сурово ответил Максим.

Между тем Ленуара тоже заинтересовали бочки. Старик подошёл к одной из них и, что есть сил, потянул кран на себя. Послышался скрип, и массивное дно отошло в сторону, открывая круглый лаз. Оттуда пахнуло затхлостью погреба.

- Гениально! – заявил появившийся в этот момент Толстой. – Эй, Вождь, забирай свой кнут и бегом за нами.

Баро неукоснительно выполнил указание графа, но прежде отвесил подзатыльник Плешке, который уже протянул руку, чтоб стащить горсть монет у одного из игроков в кордегардии.

Когда бочка встала на место, надёжно отрезав участников экспедиции от живых изваяний, Максим немедленно спросил у цыгана – что произойдёт, когда уланы очнутся?

- Немножко будет болеть голова, барин, особенно если захотят вспомнить, что с ними было, – коротко объяснил Аким.

Каменные ступени круто уходили вниз и терялись в кромешной тьме. С нею мужественно боролись два масляных фонаря, которые были в отряде, однако никаких сомнений в победе тьмы над светом ни у кого не возникало.

Александр Ленуар взял у Толстого фонарь и начал спускаться, остальные двинулись за ним. Вскоре ступени закончились, и отряд оказался в узком, разветвляющемся надвое, коридоре. Француз остановился в раздумье.

- Здесь начинается вотчина Прозектора, желательно с ним не встречаться.

- Кто такой Прозектор, о котором вы упоминаете уже не первый раз? – поинтересовался Толстой.

- О, это весьма выдающаяся личность. Полное имя – Отто Бомбаст Батист Шнорр, но все зовут его Простой Батист^[178]. Указанная должность существует для того, чтоб извлекать правду из тех, кто не желает говорить.

- Понятно, Прозектор^[179] – нечто вроде палача, – сказал Толстой

- Не совсем так, граф, – возразил Ленуар. – Вы даёте весьма узкое определение и самой должности, и личности, которая её занимает. Судите сами: раньше Простой Батист долгие годы служил дознавателем в Святой Инквизиции и на этом поприще снискал весьма солидную репутацию. Но, как это часто бывает, недоброжелатели обвинили беднягу в том, будто он выбивал показания дьявольскими методами. Сам Батист уверяет, что это родственники испытуемых, которые побывали в его руках, ради мести подкупили кого надо. Как бы там ни было, отцы-инквизиторы приговорили Отто Шнорра к сожжению на костре. Орден не позволил свершиться несправедливости, и в результате приобрёл весьма ценного специалиста.

- Да уж, – воскликнул граф и тряхнул саквояжем. – Надеюсь, возможность познакомиться со столь замечательным человеком ещё появится.

- Лучше пусть не появляется, – вздохнул учёный.

Для солдат и цыган, которые не владели французским языком, диалог между Американцем и Ленуаром казался изнурительно-тоскливым. Дисциплинированные гвардейцы ожидали его окончания безропотно, цыгане – совсем другое дело: Плешка шипел на француза как злой котёнок, а Виорел Аким нетерпеливо переминался с ноги на ногу и что-то бурчал себе под нос. Наконец он не выдержал, выхватил из руки Коренного фонарь и решительно вошёл в правый коридор.

- Осторожно! – шикнул Ленуар. – На ночь здесь обычно взводят ловушки…

Увы, как уже говорилось, Аким не понимал по-французски. Послышался душераздирающий скрежет и цыган вскрикнул. Толстой прыгнул вперёд и успел увидеть, как встаёт на место вздыбившаяся половая плита.

Звяк! – саквояж графа принял на себя неимоверный вес камня, оставляя щель в полторы пяди, вполне достаточную, чтобы заглянуть вниз. Прежде чем погаснуть, фитиль в разбившемся фонаре ярко вспыхнул и позволил Фёдору во всех подробностях рассмотреть цыгана, лежавшего на дне провала. Баро Виорел Аким был мёртв – из спины его торчали два окровавленных острия.

- Maximus! N'admets pas ici le gamin^[180]! – крикнул Толстой, но Плешка быстро всё понял и птичкой, попавшей в силок, забился в руках Крыжановского. Полковник прижал мальчика к груди, слегка поморщился, когда тот впился зубами в плечо, и стал гладить по затылку, ласково что-то приговаривая.

- Вождь окончил свой танец, и нет нужды аплодировать – на «бис» он уже не выйдет! – объявил возвратившийся Толстой. – Господин Александр, помнится, вы сетовали на то, как ужасно, когда ключ не подходит к замку. Цыган тоже был своеобразным ключом, теперь же этот ключ сломался, закупорив нас в катакомбах.

Иных надгробных речей не последовало, лишь учёный мрачно заметил:

- Безвыходных положений не бывает, выйдем подземным ходом, о котором я упоминал ранее. Для этого придётся спускаться на нижние ярусы.