Напротив врос землю Виорел Аким. Он надел явно парадный наряд: дорогие сапоги с широкой голенью, хлопающей при ходьбе, изабратовые^[100] штаны и такая же куртка, на голове – молдавская шапка, что зовется не то «кэчула», не то «кахула». Кнут в руке и у него.

Ни Максим, ни Фёдор не успели сказать ни слова – кнуты со свистом взлетели вверх.

- Цыганский поединок! – едва слышно выдохнул Крыжановский. – Слышал, у сего племени не зазорно поднимать руку на женщин.

- Поединок – ненастоящий! – так же тихо ответил Толстой, рукой останавливая негодующий порыв товарища. – Вождь влюблён и не станет бить всерьёз. Но чем же он ей не угодил?

Граф ошибся. Цыгане бились по-настоящему. «Вождь», как прозвал его Фёдор, выбрал тактику выжидания. Ведь что такое разгневанная женщина? Стихия! Абсолютно неуправляемая и нисколько не считающаяся с ущербом! Нужно переждать первый порыв и брать голыми руками. Всё так, всё верно! Только отчего-то прошла первая буря, но девушка в мужском одеянии, похожая на фурию, не растеряла внутреннего огня! За первой бурей прокатилась вторая, потом и третья!

Одежда Акима изрядно пострадала, кое-где на ней проступила кровь. Мужчина еле держался на ногах. Елена же получила раз по плечу – больше до неё дотянуться не получилось.

Перекрученные жилы плетей хлопали в воздухе. Виорел Аким постарался наверстать упущенное, подскочить и свалить противницу. Ничего из этого не вышло, зато кнут Елены ещё раз хорошенько прошёлся по плечам противника.

Толстой довольно ухмыльнулся про себя: «Определённо, не люб вождь молодухе!»

На завершающих ударах, когда стало ясно, что, несмотря на логику мироздания мужчина проиграл, Толстой стянул перчатки и убрал за пояс.

Кнут смирно повис на плече девушки, глаза гневно вскинулись на непрошенных свидетелей, когда Американец, выйдя из-за дерева, громко зааплодировал. Битый и опозоренный вождь попятился, а затем бросился напролом в чащобу. Американец проводил его насмешливым взглядом и громко сказал:

- В прошлый раз не удалось отрекомендоваться, мадемуазель! Позвольте исправить оплошность. Граф Толстой Фёдор Иванович!

- Крыжановский Максим Константинович, из дворян полтавской губернии! – слегка поклонился Максим. – Полковник лейб-гвардии Финляндского полка!

Два соперника стояли рядом в схожих позах, девушка переводила недовольный взгляд с одного на другого.

- Очень приятно! – поклонилась она. – Я – Елена, цыганка и гадалка! Иных титулов не припомню.

Глаза Фёдора чуть сузились, Максим протестующе дернул плечом, будто отгоняя мнимую мошку.

- Вижу-вижу! – засмеялась девушка, теряя последние черты гневной фурии. – Честные! По крайней мере, ты, барин! – указала она на Максима. – А друг твой – что же? – чёрные бездонные глаза обратились к Фёдору. – Много в нём всякого. Добрых советов слушать не любит, получает за это от судьбы по загривку. Ну, да ничего, с годами образумится. Не нужно за мной идти, баре! Сама позову, коль понадобится.

Девушка ушла, слегка задев локтем еловую лапу. А компаньоны остались стоять, глядя как зачарованные на качающуюся ветку. На ноги – словно путы наложили. Хочется кинуться за девушкой, но нет никакой возможности.

Толстой первым стряхнул оцепенение и хрипло сказал:

- Надеюсь, Василию Игнатьевичу с медведицей удалось добиться большего успеха.

«Е-ле-на! Имя по вкусу как… пряность, доставленная из столицы Поднебесной Империи в сирийский Гиерополь, а оттуда, собственно, в Рим. Драгоценная пряность, спрятанная в рулонах никчемного шёлка. И правда – кому тот шёлк нужен, когда рядом такая ценность?! Е-ле-на! Или как там говорила безумная старуха – Еленик? Мда, похоже на название камня или цветка! На конце ставится незаметный звук «К» и ву-а-ля! Уже не величественная Елена, а шкодливая и своенравная Еленик! Удивительно!» – так думал Толстой–Американец, отнюдь не собираясь оставлять красавицу в покое. «Не получилось в лоб – ничего, попробуем иное».

- А что, Максимус, не нанести ли нам визит вежливости старому шаману? Что-то я его не приметил за столом. А так хочется поговорить по душам, – Американец без всяких церемоний подошёл к шатру Леха Мруза и отдёрнул кошму, закрывающую вход.

Знахарь находился внутри. Его объёмистый зад торчал из-под армейской походной койки. Старик что-то там перебирал, но, услыхав посторонний шум, недовольно закряхтел, лязгнул железом и с трудом поднялся на ноги. Максим успел заметить под кроватью край окованного сундука прежде, чем Мруз опустил покрывало.

- Здравствуй, дедушка! – ласково проворковал Толстой. – Вот, решили зайти проведать, здоровьицем поинтересоваться.

- И вам доброй туме, баре! – поклонился знахарь. – Как себя чувствует…э…господин полковник, рана не беспокоит?

- Твоими молитвами, старик, заживает, как на собаке, – благодарно кивнул Максим.

Лех Мруз улыбнулся понимающе и спросил:

- Вещует мне сердце, что дуй витязо ко мне не о здоровье говорить пришли.

- Верно, дедушка, не врёт твоё сердце! Ты ведь колдун, не так ли? – Толстой прикоснулся к глиняному ожерелью на шее старика. – Такие побрякушки я только у колдунов Нового Света и видывал. – Так погадай нам на судьбу!

- Не к тому человеку обратились, баре, – развёл руками Мруз. – Не колдун я, а знахарь. Ежели по части травок… Человеку там помочь, иль скотине – это пожалуйста. А гаданием у нас женщины занимаются. Ни одна в таборе вам не откажет.

- Увы, – подражая жесту цыгана, развёл руками Американец, – внучка твоя напрочь отказывает. А она ведь – лучшая из всех.

- Так вы же к ней не ради гадания приставали, – тут же нашёлся знахарь.

- Именно так, – выступил вперёд Максим. – Намерения наши более честные, нежели интерес к ворожбе. Хороша твоя внучка! И возраст у ней – впору сватов засылать. Может, ты не заметил, старик, но мы с графом – женихи не из последних. Или Елену для принца заморского бережёшь?

- Не принято в нашем народе девушек за гажё отдавать, – в который раз развёл руками Лех Мруз, – только за своих.

- Врёшь, старик! – рявкнул Максим, – баро Виорел Аким тоже получил от ворот поворот. А он среди вашего племени наипервейший будет.

- Правильно девочка этого малахольного кнутом поучила! – запальчиво выкрикнул старик и осёкся.

На него смотрели две пары глаз, ожидающих объяснения – как узнал то, чего видеть не мог?

- Всё ловчишь, дедушка, за болванов нас держишь! – укоризненно произнёс Толстой. – Что за тайны скрываешь? Или по-прежнему станешь утверждать, что судьбу прозревать не умеешь?

Лех Мруз сел на койку. Хотел, было, по обыкновению, развести руками, но не стал. Тон старика изменился, в нём появилась твёрдость, не терпящая возражений:

- Будь по-вашему, приезжайте в следующий раз – обещаю всё рассказать, о чём спросите. Судьбу же прозреть не мудрено – вон она, в дверь стучится.

Максим с Федором обернулись. Кошма отдёрнулась и впустила внутрь запыхавшегося Ильюшку!

- Насилу нашёл…вашвысбродь… Там дело затевается…все уже побёгли обратно в лагерь…велено подыматься на супостата!

Максим молча бросился к выходу. Толстой на миг задержался.

- Мы ещё вернёмся, цыган! – сказал он и поспешил догнать товарища.

Лех Мруз вышел из шатра, вдохнул полную грудь воздуха и стал смотреть вслед бегущим. Мудрый архиерейский взгляд человека, умеющего угадывать судьбу, постепенно наполнился грустью и обречённостью.

Глава 13

Неприятель порадовал, да свои генералы огорчили

4 (16) октября 1812 г.

Калужская губерния.

В неказистой избёнке, что гордо именовалась Главной квартирой русской армии, стояла духота от пышущей жаром печки, но его высокопревосходительство генерал-фельдмаршал Голенищев-Кутузов всё равно зябко кутался в наброшенную на плечи шинель и беспрерывно потирал узловатые артритные пальцы. Главнокомандующий изволил гневаться. Таким командиры не видели его давно.