Кабинет Зонина представлял собой комнату три на три метра, набитую аппаратурой связи и еще невесть чем, так что места оставалось совсем мало. Стол, стул, тумбочка, на которой стояла сорокалитровая бочка с водой. В углу, сложенная раскладушка с точащей из неё подушкой и простыней. Увидев нас, он приподнялся и поздоровался.
— Это очень хорошо, что вы добрались. Тут такое творится, что никто ничего не понимает.
— Тут или там? — сказал майор, поднимая палец к небу.
— Там конечно. На Земле пока затишье, вторые сутки, а вот что делается на орбите Земли, одному богу известно. Спутников нет, станции слежения, если и имеют данные, не могут передать, короче, разворачиваем связь, чтобы хоть как-то контактировать между собой. Сумели с грехом пополам запустить два спутника, пытаемся с их помощью хоть что-то понять. А вы молодцы, он посмотрел на нас троих.
— А мы-то тут при чем? — спросил я.
— Я имею в виду всё ваше подразделение. Ваша аргументированная и своевременная информация о возможной атаке кораблей противника, сыграла решающую роль в принятии решения об эвакуации населения из мест сосредоточения объектов, которые могут быть подвергнуты нападению в первую очередь. Так что считайте, что спасли миллионы жизней. Ваша информация на несколько часов ускорила принятие решения, а в таких вопросах дороги не то что часы, минуты, так что молодцы, просто молодцы. Сработали грамотно и четко.
На лице майора ничего не отразилось, хотя я понимал, что он, так же как и мы с Викой, были счастливы, услышать похвалу в свой адрес из уст полковника.
— Вопрос можно, — спросил майор.
— Конечно.
— Какие сведения о разрушениях в США?
— Обрадовать не могу, — взгляд полковника стал суровым, — ущерб нанесен колоссальный. Девяносто процентов стратегически важных объектов уничтожено, более трех десятков городов стерты с лица Земли. Я вам дам почитать отчет, нам прислали ваши коллеги из центра, как только смогли установить связь с нами.
Он взял со стола одну из папок и передал её майору.
— Порядок таков. Вы, — он обратился к нам с Викой, — если я не ошибаюсь народ не военнообязанный, поэтому вольны решать сами. Либо отправляетесь домой, но перед этим даете подписку о неразглашении государственной и военных тайн, либо, — он сделал паузу.
— Либо что? — сказала Вика, глядя на полковника.
— Либо продолжаете работу в отделе, и согласно положения о работе в условиях военного времени, становитесь военнообязанными и, следовательно, обязаны строго подчиняться всем требованиям, которые накладывает служба в армии.
Вика посмотрела на меня и, не дожидаясь ответа, сказала:
— А разве вы нас уволили?
— Формально нет.
— А раз нет, значит, о чем может быть речь. Мы были на службе и на ней остаемся.
— Только учтите, Виктория Александровна, Сергей Николаевич, если не ошибаюсь, был старшим лейтенантом запаса, скорее всего сразу капитаном станет, а вот вам в лучшем случае ефрейтора дадут, ничего?
— В армии, мне не важно кем он будет, а дома мы сами решим, кто из нас капитан, а кто ефрейтор.
Полковник улыбнулся и сказал:
— Насчет званий, потом поговорим, сейчас не до этого. А вообще-то, я не сомневался, что вы согласитесь. А сейчас пойдемте со мной, я покажу, где вы сможете немного передохнуть, а потом подготовлю вам пропуска, и вы сможете сходить домой.
— А наш дом цел? — почти хором произнесли мы?
— Ваш да, а вот моего дома больше нет, да и черт с ним, главное семья цела, успел отправить из Москвы. Ладно, об этом поговорим после, а сейчас пойдемте.
Мы прошли по коридору в комнату, напоминающую баню. Собственно это и было место, где были расположены кабины для принятия душа и комната для отдыха.
— Через час жду вас у себя, надеюсь, времени хватит. Если захотите перекусить, в комнате, — он показал на дверь, — типа буфета.
— А чем платить, у меня только доллары? — произнес майор.
— Здесь все бесплатно, мы же в Армии господа, пора привыкать.
Мы приняли душ, потом быстро перекусили и даже успели немного отдохнуть, после чего отправились обратно в кабинет к полковнику.
Постучав и войдя, я услышал, как он дает кому-то указания, одновременно держа в руке трубку телефона. По всему было видно, что работы невпроворот.
— А это вы, очень хорошо. Значится так. Вас майор Уотс направляю в вашу дипломатическую миссию. Необходимо срочно подтвердить план дальнейших работ по совместной работе, получите указания от своих, короче жду вас к восемнадцати ноль, ноль, а вы получаете увольнительные до утра.
— Как увольнительные? Мы готовы к работе, — произнесла Вика.
— Работы предстоит полно, а пока я даю вам увольнительную, так что пользуйтесь моментом. Вот вам пропуска, завтра в семь утра у меня. Форма одежды произвольная, затем получите казенную, впрочем, насчет этого точно не знаю, короче, там видно будет. Всем всё ясно?
— Так точно.
— А раз так, все свободны.
Он передал нам пропуска и карточку для входа в бункер.
Мы попрощались и, выйдя из бункера, снова очутились на обычной московской улице.
— Знаешь, мы забыли спросить, а транспорт работает или нет, и как нам добираться до дома и завтра утром на работу.
— Ничего, разберемся, — сказал я и, обняв Вику, мы отправились домой.
За углом нас остановил патруль и проверил пропуска. Получив обратно документы, мы поинтересовались, как нам добраться до дома. Нам объяснили, что подземный транспорт временно не работает, так как в результате разрушений в ряде мест почти всё затоплено водами Москвы-реки, а из наземного работает только автобус и маршрутные такси, но с перебоями. Если средства есть, можно воспользоваться частниками.
Мы прикинули, что если идти пешком, то на это уйдет часа два, поэтому решили воспользоваться частником. Машин было немного, но все же жизнь в городе не умирала ни на минуту, это было видно повсеместно, мне даже показалось, что количество мест стихийной торговли вещами и продуктами прибавилось. Поймать машину не составило никакого труда. Я просунул голову в окно и назвал адрес.
— Двадцатка, — ответил он.
— Сколько? — не понял я.
— Двадцать баксов, — повторил водитель.
— А если рублями?
— Если рублями, то штука.
Я открыл дверь и мы сели.
— Деньги вперед, а то не повезу.
— С какой стати деньги вперед, отродясь такого не было, — заявил я.
— Это до войны не было, а нынче какой-нибудь урод просит довезти, а потом заявляет, что денег нет, и хоть стреляй его или сдавай в комендатуру. А на черта мне с ним возиться, если я бензин уже сжег на его поездку. Так что теперь сначала деньги, потом поездка. Если не согласны, вылезайте.
Я достал из кошелька деньги и протянул двадцать долларов. Водитель спрятал их, и мы поехали.
— А что так доллар взлетел, чуть ли не в два раза? — спросил я водителя.
— Так ведь война. Работы нет. А в кубышках у народа одни баксы, вот доллар и взлетел. Расставаться с ним особо никто не хочет, а рублей на рынке и без того хватает, только что с ними делать. И раньше доллар правил миром, а как началась вся эта заварушка, так и вовсе все расчеты на него перешли.
— Странно, — сказала Вика.
— А чего тут странного. Где ваши рубли увидишь, только в России, ну еще может на Украине, да Белоруссии, а доллар, он и в Африке доллар. Вы что за границей никогда не были? Куда не приедешь, везде доллары берут, и никто не спрашивает, почему и зачем. Все правильно, к тому идем. Один мир, одна валюта, правильно я говорю?
— Отчасти, — ответил я.
— Почему отчасти?
— Это я так к слову, а в целом я с вами согласен, — сказал я, решив не вступать с водителем в полемику.
— У остановки притормозите, — сказал я, показывая на остановку возле Викиного дома.
С некоторым трепетом мы поднялись к себе на этаж и, отдышавшись, поскольку лифт не работал, открыли дверь и вошли в квартиру. Все было на месте, мы были дома и нас одновременно охватило чувство радости, что мы живы, что мы дома, и в тоже время все пережитое за последние дни, грузом навалилось на нас и, смешавшись в некую непонятную массу, заставило сесть на диван и, обняться. Вика дала волю слезам. Я сидел рядом и, нежно гладил её, старался успокоить, хотя чувствовал, что у самого глаза увлажнились от слез.
