Я не помню, что произошло со мной в тот момент, когда я сделал шаг в сторону машины времени и прыгнул в голубой поток струящегося света. Он был настолько ярким, что я невольно зажмурил глаза и в этот момент почувствовал, что лечу. Я хотел было открыть глаза, и не мог этого сделать. Голова закружилась, и я потерял сознание. Сколько прошло времени после этого, я не знаю, но когда очнулся, то почувствовал, что лежу на покрытой ледяной коркой поле. Над головой синева неба и сверкающий диск солнца. Я был в легком свитере и сразу ощутил холод.

— Значит, получилось, я не умер, и на Земле, — подумал я.

Я продолжал лежать на снегу, словно парализованный, не в силах подняться. Безоблачное синее небо расстилалось передо мной, и я глядел на него, а мысли вихрем проносились в голове. Наконец я почувствовал, как холод начинает пробираться под рубашку. Попробовал пошевелить рукой и ногой и, видя, что они слушаются меня, поднялся. Вокруг расстилалось бескрайнее снежное поле. Вдали было какое-то строение, напоминавшее не то свинарник, не то коровник. Я пошел по направлению к нему, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, в надежде, что смогу встретить там кого-нибудь, кто поможет мне. Главное дойти, чтобы согреться и где-то раздобыть одежду. Быстрая ходьба не согревала, и я побежал. Однако весна уже чувствовалась. Снег был рыхлым, и ноги утопали в снегу. Бежать было трудно, и вскоре я почувствовал, что ботинки промокли. Я остановился, чтобы отдышаться, но холод всё сильнее сковывал мое тело. Снова пошел, делая широкие взмахи руками, стараясь всеми силами окончательно не замерзнуть, но в этот момент обо что-то споткнулся, и без сил упал в мерзлую землю.

Поднявшись, снова пошел, размышляя только об одном, — надо дойти, во что бы то ни стало, дойти до ближайшего жилья.

Сколько я шел, не знаю, но когда достиг фермы, мне казалось, что прошла целая вечность. Ноги заплетались, сбившееся дыхание говорило, что силы почти на исходе. Однако ферма встретила меня пустыми глазницами выбитых окон и полным отсутствием намека, что здесь возможно присутствие людей. Здание было заброшено, и, по всей видимости, много лет назад, о чем свидетельствовали два ржавых остова трактора и какого-то сельскохозяйственного агрегата, наполовину зарытого в навозную кучу. Я с тоской посмотрел на представшую передо мной картину и с замиранием подумал о том, что же делать дальше. В этот момент, я вдруг отчетливо услышал звук работающего поблизости трактора. Я выбежал из помещения и, осмотревшись по сторонам, увидел гусеничный трактор, который ехал по направлению к ферме. Решив не дожидаться, когда тот подъедет, ибо он запросто мог проехать мимо, или чего доброго повернуть в другую сторону, побежал к нему навстречу.

Поравнявшись с трактором, водитель остановил его и, высунувшись из кабины, незатейливо спросил, что я делаю здесь, да ещё в таком виде.

По его реплике, я сразу понял, что я оказался дома. Значит выбранная на машине времени точка координат оказалась правильной. Это сразу прибавило мне сил и уверенности, ибо я уже ни минуты не сомневался, что я где-то в глубинке России, а потому, не скрывая радости, произнес:

— Я живой, и снова дома!

— Вроде того. А чего раздетый-то в такую погоду?

Я посмотрел с улыбкой на мужика, сидящего в кабине и произнес первое, что пришло на ум:

— Да вот, выкинули на воздух подышать, в надежде, что к вечеру окочурюсь, да видно не судьба, раз вас встретил.

— Это как понимать, выкинули на воздух?

— То и значит. Разборки в бизнесе вещь обыденная и проявляются в различной форме. Хорошо хоть не пристрелили сразу, а решили дать шанс. Короче я проштрафился, вот меня и решили выкинуть с вертолета в поле на мороз, проверить на выживаемость. Скажите, хоть где я?

— Небось, из Москвы, судя по говору?

— Это вы точно угадали, — ответил я, начиная потихоньку стучать зубами от холода.

Видя, что я совсем скис и вот-вот упаду без сил, водитель кинул мне промасленную телогрейку и, открыв кабину, сказал:

— Залазь, чай в России живем, а не в Америке, раз живой, значит не помрешь.

Я залез в кабину, закрыл за собой дверь и с благодарностью посмотрел на тракториста. Тот усмехнулся и сказал:

— Москва, ядрена-матрена только и знает, что фортеля с людьми откалывать. А попал ты мужик, на Тамбовщину, самую, что ни на есть русскую землю, только не пойму какого х… они тебя в такую даль приперли?

— А я и сам не знаю.

— Ничего, ты покамест помолчи, а то совсем замерзнешь, и нако вот хлебни малек, — и он дал мне бутылку. Я открыл пробку и, понюхав, понял, что это самогон, но в данной ситуации мне было всё равно. Я сделал глоток, потом второй и почувствовал, как потихоньку возвращается жизнь в замерзшее тело.

Мы ехали минут двадцать. Сразу за косогором показались трубы домов и вслед за ними и сама деревня. Дворов тридцать, сорок с покосившимися домами, среди которых выделялось несколько хороших, которые особняком стояли на окраине деревни. Тракторист проехал почти всю деревню, а я так и не понял, живет кто-либо в домах или они пустуют и только по дыму из труб, догадался, что часть домов обитаема. Мы подъехали к деревянному дому, который выглядел, не так убого, как рядом стоящий. За калиткой яростно залаяла собака, сразу почувствовав присутствие чужого человека. Тракторист, перед тем как выйти из кабины спросил меня:

— Помочь, или сам дойдешь?

— Да нет, спасибо, я сам.

— Мое дело предложить. Ты только погоди малость, я собаку привяжу, а то покусает.

Я с трудом вылез из кабины и когда тракторист окликнул меня, вошел через калитку и направился к дому.

— Проходи, я сейчас поставлю воды, а ты пока залезай на печь, а как немного отойдешь, скажи, поедим и погутарим.

Я залез не без труда на печку и, почувствовав благодатное тепло, вскоре заснул. Очнулся от запаха молока, которое топилось в печке.

— Как ты там? — услышал я знакомый голос снизу, — живой?

— Вроде живой.

— Раз живой, тогда слезай, есть будем.

Я слез с печи. Тракторист, которого звали Николаем, предложил мне умыться, а заодно дал чистую рубашку и валенки. Мы сели за стол, картошка с салом и топленым молоком, показались мне самой вкусной пищей, которую я ел за последние полтора года. Наевшись, он предложил мне папиросу, но я отказался, сказав, что не курю. Николай закурил и, пустив струю дыма, спросил:

— За что же тебя подельщики так жестоко, если не секрет конечно?

Надо было придумывать на ходу более или менее правдоподобную легенду, и я рассказал, что работал в фирме, а накануне потерял финансовые документы, которые вез руководству на подпись. Фирму, в которой работал, держали бывшие братки. Вспомнив прошлое, решили наказать. Короче посадили в вертолет и выкинули, хорошо хоть не с высоты сбросили в чистое поле.

— Да, — многозначительно отметил Николай, пуская струю дыма, — ничего не бояться. За бумажки готовы убить человека. Вот давеча в телевизоре опять показывали, что у вас в Москве кого-то хлопнули, так я думал, брешут.

— Почему, брешут?

— Да потому, что каждый день, то убьют кого, то бомбу подложат, то ещё чего. А тут глядь и впрямь людей за бумажку из вертолета и на мороз. Ладно, считай что повезло. Второй раз родился, значит долго жить будешь.

— Это точно. Кстати, а какое сегодня число-то?

— С утра пятое февраля было.

— Все, теперь этот день, буду, как день рождения отмечать, — ответил я, а сам подумал, что машина времени переместила меня именно в пятое февраля, тот день, который я набрал на пульте управления.

— А далеко здесь до районного центра? — спросил я.

— Ежели на машине, то не очень, километров десять. Мы почитай в самой глубинке живем. Раньше колхоз был. Не шибко богатый, как везде. С голоду не умирали, но и не шиковали. А как перестройка началась, так всё и повалилось. Кабы председатель с умом был, он глядишь, фермером каким заделался или заводик по мясо переработке сгородил. А наш, медаль получит, и гулять почитай на месяц. Короче выпить крепко любил, а мозгами бог обидел. Вот колхоз и загнулся, как сорняк в огороде. Из деревни больше половины кто куда, кто в город на заработки, кто по стране в поисках счастья мотается, а кто и вовсе спился. Молодежь, так та первая в город сиганула. Так что ныне дворов десять в живых. Так, огородом, да собственной скотиной живем. Я вот тоже пару лет в городе пошабашил на стройках, да больно мне жизнь эта не понравилась. Не людская она. Живешь вроде скотины. Приведут на стройку, загонят в барак и вкалывай с утра до ночи, а потом сбегут и на тебе ни денег, ни жилья. Короче плюнул я и вернулся обратно. Вот только жаль, баба моя в прошлом годе померла, а так бы жили мы как у Христа за пазухой.