Тренировка производила довольно скучное и тягостное впечатление. Зато теперь Зоя Степановна отлично понимала, почему многие штангисты всегда после столовой несут с собой в номера по нескольку кусков хлеба. Того, как её казалось, обильного питания им, конечно, не хватало, чтобы восполнить сжигаемые на тренировках калории. Но вот отчего Дзаблаевы втихаря таскают хлеб со столовой? Неужели тоже не наедаются?
Подошёл Олег. Футбольный матч закончился, и он тоже стал наблюдать за тренировкой штангистов.
- Чтобы таким здоровым стать, наверное, много лет тренироваться надо?- спросил он.
Зоя Степановна хотела ответить утвердительно, пожурить заодно сына, что он, будучи заядлым болельщиком-созерцателем, сам никогда никаким спортом не увлекался... Но серьёзный характер "железной" работы, которую они наблюдали, не позволил ответить столь упрощённо:
- Конечно, но знаешь Олежка, в таком деле и от природы много иметь надо, такие нагрузки не каждый организм и не каждый позвоночник выдержит.
Олег с некоторым удивлением взглянул на мать. Он скорее ждал обычного педагогического рефрена: терпение и труд всё перетрут... каждый кузнец своего счастья...
6
Зоя Степановна теперь каждый день загорала утром, благо погода установилась. Потом, после завтрака ходили с Олегом на базар, покупали черешню, смородину, ранние персики. После базара шли на пляж, и после обеда тоже. У Олега, при всех его физических недостатках, имелось одно достоинство - он никогда не сгорал, сколько бы и в каком положении ни загорал. Увы, Зоя Степановна нуждалась в строгой дозировке. Но ей удалось благополучно пережить первые дни, когда существовала опасность сгореть на солнце. Уже на четвёртый-пятый день она загорала совершенно спокойно, почти без ограничений, день ото дня становясь всё темнее, всё более напоминая курортницу со стажем.
Со старожилами утреннего пляжа, этими престарелыми "красотулечками" Зоя Степановна сближения не искала. Зато она познакомилась с другой завсегдатайшей, которая тоже держалась немного на отшибе от утренних пляжных компаний. Женщина уже пенсионного возраста, она сама подошла к Зое Степановне и поинтересовавшись временем, завязала разговор:
- Вы с турбазы, отдыхающая?
- Да. А вы, наверное, местная?- задала встречный вопрос Зоя Степановна.
-Да, живу здесь неподалёку. Какой хороший у вас загар.
- Спасибо, но у вас лучше,- вернула комплимент Зоя Степановна.
- Ну, я то, можно сказать, родилась с ним, с детства здесь загораю,- рассмеялась женщина.
- Какое это, наверное, счастье, жить у моря?
- Не знаю. Отдыхающие многие также как вы считают. А я это счастье как-то не ощущаю, живу и всё. Вы, наверное, из Москвы, в школе работаете?
- Да,- изумлённо призналась Зоя Степановна.
- Вы не удивляйтесь. Просто у меня знакомая на этой турбазе работает, она и сказала, что с Москвы целиком учительский заезд был. Я ведь тоже почти тридцать лет в школе проработала, в младших классах. Сейчас на пенсии.
- Значит мы с вами коллеги?
- Выходит так,- дружелюбно подтвердила новая знакомая. Она была непрочь ещё поболтать, но Зоя Степановна извинилась, и сказав, что в семь часов обычно уходит, что в номере её ждёт сын, распрощалась до следующего утра.
За очередным завтраком Дзаблаева принялась выспрашивать во сколько Зое Степановне обошлась путёвка и узнав, что в двадцать процентов общей стоимости, с трудом сдерживая буквально распиравшую её радость сообщила, что им путёвка встала всего в десять процентов. Прочитав немой вопрос на лице собеседницы, она несколько смутилась, и сбивчиво пояснила:
- У меня в нашем РОНО... в общем помогли, льготную дали.
Зоя Степановна потом долго не могла отделаться от мысли-вопроса: почему у Дзаблаевой льготная путёвка да ещё на троих человек? Она вспомнила твердокаменный отказ в РОНО на свою мольбу о трёхместной путёвке. Яснее ясного, что они у них имелись, но приберегались. Для кого?... Для таких как Дзаблаева? Пока Зоя Степановна конкретно не знала для кого те путёвки, ей было не так обидно, может это какие-нибудь заслуженные учителя, ветераны, новаторы, орденоносцы. Но тут она воочию убеждается, что льготная путёвка каким-то хитро-замысловатым путём достаётся вот этой недалёкой бабе, говорящей "бутеброт", и она фактически задарма везёт отдыхать своих девок-полукровок.
Нет, Зоя Степановна не была националисткой и никогда вслух не оскорбляла ни одну нацию, разве что свою. Русских она считала самым простодырым народом в мире, и иногда от этого осознания сильно страдала. В союзной республике, где она жила с измальства, ей не раз приходилось испытывала на себе отношение коренного населения к русским, далеко не всегда дружеское. Потому в ней имел место своеобразный комплекс, выражавшийся в настороженном отношении ко всем нацменам. Впрочем, если говорить о её родном Казахстане, то его населяли в основном небуйные народы. Русские там довольно терпимо несли "бремя белых" и задирались на национальной почве разве что по пьяни. Казахи, в массе своей люди тихие, спокойные, также в основном без пены у рта и хватания за ножи осознавали себя "хозяевами страна". Ну и наличие в республике значительной прослойки насильно завезённых в сороковые года немцев и корейцев, как правило, необыкновенно трудолюбивых и совсем не гордых в национальном плане, ещё более скрепляли общие сравнительно доброжелательные межнациональные отношения. Правда, в те же сороковые сюда же выслали и не столь спокойные нации, но после пятьдесят шестого года они получили возможность вернуться на Родину, и их представителей в республике оставалось немного.
Уже позже, когда вышла замуж и стала жить по гарнизонам, Зоя Степановна поняла, как ей ещё относительно повезло с местом рождения. Ей приходилось встречать офицерских жён, русских, но родом со Средней Азии и Закавказья. Они, иной раз, рассказывали о тамошних межнациональных отношениях такое, чему в здравом рассудке невозможно было поверить. Исходя из специфики своего жизненного опыта, Зою Степановну просто не могло не возмутить то, что эта "бутебротина", которую наверняка ради прописки осчастливил замужеством какоё-то кавказец, имеет больше прав и возможностей чем она.
Отдыхающие продолжали прибывать. Новые заезды шли уже не с Москвы. Днём на пляже стало тесно, и занимать кусочки песка приходилось сразу после завтрака. На уже изрядно загоревшую Зою Степановну с интересом поглядывали появившиеся со следующим заездом мужчины средних лет. Спиной, ногами она ощущала эти взгляды. Как и любой привлекательной женщине ей это было не в диковинку. К тому же она имела опыт жизни при воинских частях, где ей случалось ловить на себе и не такие взгляды, а солдатские, "голодные", раздевающие глазами...
Вода, наконец, прогрелась до девятнадцати-двадцати градусов и уже не только пляж, но и море вблизи берега заполнилось народом. Зоя Степановна чередовала солнечные ванны с купанием, гоняла в воду сына. Она всё явственнее чувствовала, как под действием солнечных лучей, горячего песка, морской воды, добротного питания в её тело входит жизненная сила, неспешно, но неотвратимо вытесняя годами накопленную усталость. Она вдруг перестала испытывать то, к чему уже притерпелась как к неизбежным спутникам жизни: боли внизу живота, позывы к почечным коликам и прочие болезненные ощущения, следствие продуваний, замерзаний, промокания ног, профессиональной деятельности. Она почувствовала уже основательно подзабытую лёгкость движений, видела в зеркале, как разглаживаются морщины на её лице. Но самое удивительное, такого рода "помолодение" сопровождалось тем, что она заметно поправилась - стали тесны юбки, кофточки и платья, не раз ушиваемые за два года московской жизни. Увы, Олег, во всяком случае внешне, за исключением хорошего загара никаких изменений не претерпел, что, естественно, не могло радовать Зою Степановну.
