После недолгого раздумья Зоя Степановна пришла к соответствующему её умонастроению выводу. Без сомнения, изменившаяся историческая обстановка, развал Союза, резко понизившие "рейтинг" кавказцев заставляли сейчас эту Дзаблаеву всячески пытаться скрывать свою фамилию хотя бы от посторонних, случайных людей.
Сразу после завтрака, согласно заранее утверждённому плану пошли на рынок. До него было минут двадцать ходьбы. Эта часть Феодосии откровенно разочаровала Зою Степановну - она совсем не напоминала южный курортный город. Однообразные, неказистые, грубо сляпанные коробки пятиэтажек, тут же рядом брошенные новостройки, на улицах обычная советская неухоженность, сухая пыль, мусор, наверняка превращающиеся в сырую погоду в грязь. Примерно то же, что Зоя Степановна привыкла видеть в, большинстве своём, совершенно безликих, однообразных провинциальных городах России и Казахстана.
По дороге зашли в пару магазинчиков. В сравнении с московскими, уже под завязку загруженными импортным товаром, здесь смотрелось по-советски бедновато и пустовато, но цены в пересчёте с карбованцев действительно ниже, но не настолько, чтобы слишком уж соблазнять среднестатистических отдыхающих. Базар тоже не произвёл впечатления - обычный провинциальный базарчик, в котором не наблюдалось ни московского размаха, ни восточного колорита. К тому же стоял июнь, ещё не время фруктового изобилия. Чего на прилавках оказалось в избытке так это черешни, а вот клубника почти отошла. Зоя Степановна хотела расплатиться за черешню рублями, но торговали только на карбованцы. Они были очень дисциплинированны эти торговцы, бывшие советские, а теперь украинские граждане, всё равно какой национальности украинцы, русские или татары. Они также смиренно выполняли указания новой власти, как и прежней советской, они были наивно послушны, как и прежде. А кавказских торговцев, тех что не послушны никакой власти, но всегда готовых торговать где угодно и за любые деньги, наплевав на запреты, их на том рынке почему-то не оказалось. Конечно, тут же нашлись те, кого в советское время презрительно звали фарцовщиками, готовые обменять рубли на купоны, но Зоя Степановна, так же по старинке опасалась иметь дело с таковыми. Рядом с рынком имелся и официальный обменный пункт, где она и обменяла рубли на карбованцы в пропорции один к двадцати, после чего купила два кило черешни...
5
К полудню температура воздуха достигала двадцати семи - двадцати девяти градусов и больше не поднималась: как только над сушей воздух прогревался сильнее, чем над морем, более холодный морской продавливал, выталкивал его вглубь полуострова и восстанавливал температурный баланс. Зоя Степановна убедилась как это здорово, когда вот так тепло, но не слишком жарко, не то, что в глубине континента, в том же Казахстане или Средней Азии, где отсутствие такого замечательного кондиционера, как большое и глубокое море приводило к тому, что температура воздуха в летнее время иногда становилась просто нестерпимой.
Днём на турбазовском пляже большинство тоже составляли женщины, только уже не старые, а средних лет. Как-то пожаловали, видно после тренировки штангисты. Но красоваться этим могучим юношам было почти не перед кем, ведь тётеньки и их детишки совсем не та аудитория, на которую они собирались производить впечатление. Совершенно неожиданно объектом внимания одного из них стала Зоя Степановна. Её со спины увидел невысокий крепыш, и не видя лица обманулся: прямая, округлые бёдра, полные ножки, маленькие ступни - всё зримо-объёмное, мягкое, но не рыхлое. Мощь, сила чаще тянется к мягкости, к нежности... Тот атлет, видимо, принял Зою Степановну со спины за полную девушку, примерно свою ровесницу. Он тихо подошёл сзади, умудрившись не шуршать пляжным песком, бронзовый, ладный, мускулистый. Зоя Степановна повернула голову и в испуге отпрянула - она не ожидала так близко увидеть незнакомого человека. Впечатление, произведённое на штангиста тоже оказалось ошеломляющим - девушка, олицетворение объёмной нежности, с которой он собирался заговорить, а если посчастливится, то и познакомиться, оказалась женщиной, едва ли не годящейся ему в матери.
- Извините пожалуйста... я... я обознался,- оправдывался смущённый парень и спешно ретировался.
Зоя Степановна, отрешённо загоравшая стоя у самой воды, не сразу поняла, что же было нужно от неё этому мальчику, а когда сообразила, чуть не рассмеялась вслух. "Надо же, действительно сильно я похудела, года три назад меня и сзади за девушку никто бы не принял, а тут, поди ж ты." Она решила по приезду рассказать об этом эпизоде мужу, придерживающегося консервативных взглядов касательно женской внешности, убедить его, наконец, что мода на кустодиевских женщин давно прошла.
Вода заметно потеплела, и всё больше народу отваживалось заходить в море. Зоя Степановна тоже впервые в жизни окунулась в настоящую морскую воду, ощутила её солоноватый вкус. Попыток затащить в воду Олега она не делала - вода всё-таки где-то градусов восемнадцать, не хватало простудить мальчишку.
- Олежка, как самочувствие, не сгоришь,- спросила она вытянувшегося на одеяле во всю свою почти стовосьмидесятисантиметровую длину, узкого телом сына.
- Нормально,- не отрываясь от книги, отозвался Олег.
- А я вот, кажется, уже начинаю сгорать,- Зоя Степановна критически обвела взглядом свои покрасневшие плечи, болезненно ими передёрнула.- На сегодня, наверное, хватит, пойдём.
Однако удалится в номер она не спешила, потому что увидела своих попутчиков по плацкартному вагону поезда, болезненную мать и мордатого здоровяка сына - они тоже отдыхали здесь на турбазе. Впрочем, рядом со штангистами мальчишка не производил впечатления слишком уж здорового. Он бегал вдоль кромки моря, а потом с разбегу бултыхался в него. Сейчас Зоя Степанона отметила, что у него нет и задатков мужской фигуры, и он почти не умеет плавать. Увы, совсем не умел плавать и Олег, более того он испытывал какой-то подспудный страх перед водой. Однако, что касается фигуры... Глядя на распластавшегося на одеяле сына и сравнивая его с тем мордатым Зоя Степановна с удовлетворением отметила, что хоть Олег и куда жиже, у него уже заложилась значительная разница в ширине плеч и бёдер, его торс хоть и не очень сильно, но расширялся снизу вверх на конус. У Мордатого этого не наблюдалось, он был одинаково широк и толст везде, в плечах, заднице и уже в свои лета успел заиметь почти бабье брюшко.
Здесь же, на пляже Зоя Степановна увидела и тех дедов с внучкой, которых её соседка по столу с фамилией Дзаблаева назвала возможными евреями. Девчушка сняла очки, и вместе с бабушкой зайдя по грудь в море, с визгом выпрыгивала вверх, погружалась и вновь выпрыгивала. Бабушка находилась рядом и делала примерно то же самое, но спокойно, без визга и не так высоко. Дед же, без одежды производивший впечатление довольно крепкого старика, сидел на берегу и в воду предпочитал не лезть. И опять их поведение показалось Зое Степановне слишком уж в её понимании нееврейским: непосредственность внучки уж очень не вязалась с обычной серьёзностью евреек проявлявшихся, как правило, с самого раннего детства, да и дед совсем уж не напоминал старого еврея, этакого старого брюзгу, домашнего мудреца, любящего поучать своих домочадцев. Зоя Степановна понимала всю схематичность своих суждений... но ведь примерно также о евреях думали большинство образованных русских. А тут, в резвящейся внучке, она вдруг увидела саму себя. Ведь в детстве она была точно такой, упругой как мячик, не знающей устали. О, как бы ей хотелось, чтобы Олегу передалось хоть часть той её резвости, энергии, ведь родители в детях всегда хотят видеть продолжение самих себя.
В обед Дзаблаева поведала, что звонила мужу и тот, пока жены с дочерьми нет, решил сделать ремонт на даче. Из чего стало ясно, что у Дзаблаевых есть дача и к тому же машина. Также она со смехом поведала, что муж от них отдыхает и несказанно тому рад. Сказано это было как бы в шутку, но Зоя Степановна уроженка не России, а, так называемой, союзной республики, по-своему осознала радость неведомого её Дзаблаева. Она знала некоторые обычаи горцев (фамилия говорила за то, что скорее всего Дзаблаев именно северокавказский горец). Кавказцы испокон по- разному относились к сыновьям и дочерям. Сын - гордость отца, ему особое внимание, забота. Дочь... к женщинам, девочкам в горских селениях традиционно относились пренебрежительно, ей худший кусок, грязная работа, понятие "папина дочка", там вообще немыслимо. Потому муж Дзаблаевой не мог быть в восторге от того, что русская жена не родила ему ни одного сына.
