В офисе наступила тишина. Обстановку разрядила Соболькова.

– Попробуй намазать колено кремом «Софья – пчелиный яд» для суставов, – произнесла та из своего угла. – И погуще.

– Да ничего ваша «Софья» не помогает, – раздражённо отмахнулась Нина Павловна.

Тут не выдержала Пантелеева.

– Почему это не помогает? – возмутилась она. – Очень хороший крем, если мазать лицо. И оливковое масло там есть, и кедровое, и облепиховое. И мумиё. И экстракты шалфея и зверобоя. И ещё много всяких трав, целый список.

Девочки изумлённо замолчали, а Марь Иванна потянулась к своей сумочке за записной книжкой, в которую всё записывала «на память».

Ближе к вечеру нестероидные противовоспалительные перестали действовать вообще.

– Что ты пьёшь? – спросила Марь Иванна, видя Верочкины мучения.

– Найз, – ответила та.

Марь Иванна презрительно фыркнула и сказала:

– Верочка, ну кто так болеет? Только Целебрекс. Он самый сильный.

Бухгалтерия заспорила: посыпались названия, которые Верочка раньше даже не слышала. Когда все успокоились и немного поработали, Соболькова опять вытащила из ушей наушники и сказала:

– Надо к коленке привязать лягушку. Живую. Мне мой мануальный терапевт рассказывал про одну свою пациентку. Она к нему на первый приём пришла с лягушкой на ноге и говорила, что ей очень помогает.

Верочка онемела.

– Да что ты говоришь такие глупости! Какую лягушку? – вскричала Марь Иванна со своего места, потом она повернулась к Верочке и сказала: – Даже не слушай! И не лягушку вовсе надо привязывать, а жабу! У жабы слизь на коже особенная, едкая!

Девочки опять заспорили. Кто-то стал рассказывать о ядовитой тропической лягушке кокоа, кто-то – о вуду-жабе ага, страшно зловредной твари, умеющей, к тому же, плеваться ядом в своего противника. Конец спорам положила сама Верочка.

– Да где я сейчас лягушку найду? – спросила она. – Ведь осень уже.

Родная бухгалтерия притихла.

– Ну-у… Может купить в зоомагазине? – неуверенно предложила Соболькова.

– А если из зоомагазина не подействует? Может, они там искусственные? – опять спросила Верочка, уже улыбаясь.

– Значит – заговор. Заговор подействует непременно, – сказала Петрова и, оглядев всех в ожидании поддержки, закатила глаза и быстро забормотала: – Зубы мои зубы, выпадите все мои зубы, останьтеся одни губы.

– Ну… Это же для зубов, – проговорила Нина Павловна даже как-то разочарованно.

– Я других заговоров не знаю, – смутившись, объяснила Петрова.

– Дикость какая-то средневековая! Только Целебрекс, – начальственным голосом отрезала Марь Иванна, потом она глянула на Верочку, и взгляд у неё потеплел.

– Не печалься, деточка, – произнесла она уже каким-то не своим, а добрым голосом. – Вот влюбится в тебя какой-нибудь парень – всё сразу и пройдёт.

Тут Верочка с громким стуком привычным уже движением разбила пакет с гипотермическим льдом: рабочий день подходил к концу. Она держала лёд на колене, вздыхала и думала: «Да как же он в меня сейчас влюбится, этот парень, когда я даже ходить не могу?»

Вот была бы она волшебница – полетела бы домой на метле.

****

Через неделю МРТ выявило у неё разрыв мениска со смещением.

Верочке это МРТ показалось страшно болезненной процедурой, потому что её ногу, закрепляя, придавили какими-то тяжёлыми кирпичами, под которыми следовало лежать и не шевелиться. Шевелиться хотелось нестерпимо, и не просто шевелиться, а убежать, уползти, исчезнуть отсюда, наплевав на свои деньги. Верочка мучилась под кирпичами, пытаясь сдерживать конвульсии больной ноги, слушала космические пульсирующие звуки и тихо плакала.

Потом она едва упросила сестру дать ей талон в живую очередь к хирургу, к которому, вообще-то, полагалось записываться по терминалу и две недели ждать приёма.

В очереди на приём к хирургу многие сидели и писали. Когда Верочка спросила, что все пишут, ей объяснили, что симптомы заболевания для памяти лучше записать. Ведь когда заходишь к врачу в кабинет, то всё из головы вылетает, а болезней много и времени, чтобы вспоминать про них в кабинете – нет. Поэтому всё, что хочешь сказать, лучше заранее записать, а потом на приёме врачу продиктовать. Или ещё лучше – дома на принтере распечатать и врачу в печатном виде предоставить, положив на стол. Как вошёл – сразу молча кладёшь листочек с симптомами и не отвлекаешь больше специалиста своими глупостями. В коридоре же люди ждут!

– Боже мой! – пробормотала Верочка и начала искать в сумочке ручку.

– А что же вы хотите, милочка? На приём врача отпущено двенадцать минут! – воскликнула сидящая напротив приятная пожилая дама.

– Десять, – сквозь зубы поправил даму мужчина, баюкающий свою забинтованную руку.

– Уже десять? – ахнула приятная дама. – Кошмар, что творится!

Когда Верочка вошла в кабинет хирурга, тот вежливо предложил ей сесть на стул у своего стола. Колено он, как и травматолог, тоже не смотрел, зато очень заинтересованно расспрашивал.

– А вот когда больше болит? При ходьбе или в покое? – спросил он, глядя на Верочку глазами кота из «Шрека».

– При ходьбе, – быстро отреагировала она и посмотрела на хирурга с надеждой.

– А вот при какой ходьбе? Просто по прямой или по лестнице? – спросил хирург и выжидающе сощурился.

– По лестнице, – выпалила Верочка и подумала обрадованно: – «Ах, какой специалист!»

Она с надеждой смотрела на хирурга, но тот уже отвернулся от неё к монитору. Минуту он сосредоточенно что-то искал там мышью, а потом крикнул в сторону двери, не переставая что-то искать:

– Следующий!

«Видимо, хирург сделал всё, что мог», – решила Верочка и поковыляла из кабинета. Через минуту сестра вынесла ей в коридор направление на консультацию в 31-ю больницу. На это направление теперь следовало поставить: регистрационный номер в ещё одном кабинете и печати на первом этаже. Оба лифта в поликлинике работали исправно.

На работу она опять решила поехать на такси, правда, только от метро – для экономии. В галереях метро она передвигалась вдоль стеночки, а по лестницам – приставным шагом, цепляясь руками за перила, а мимо неё бежали и бежали занятые своими проблемами люди. Видимо, они страшно боялись опоздать на работу или ещё куда-то, и Верочка очень стеснялась, что она им мешает, путаясь под ногами со своей травмой. В вагоне поезда она, зажатая, стиснутая другими пассажирами, успокаивала себя тем, что ехать ей недалеко, можно и постоять.

В родной бухгалтерии все девочки работали, и она тоже включилась в работу, а потом попросилась в туалет, и девочки вывезли её на офисном кресле в коридор.

Коридор был длинный, со многими поворотами, и, чтобы добраться до туалета, приходилось проезжать мимо дверей в соседние офисы, и девочки старались не шуметь и не разговаривать, чтобы не привлекать к ней внимания. Из дверей иногда выходили люди, но они не смотрели в сторону Верочкиного кресла или деликатно делали вид, что не смотрят, и это её устраивало. Так, незаметно, она почти доехала до туалета, и тут из лифтового холла вышел какой-то незнакомый мужчина и язва-Сараскин.

Язва-Сараскин, конечно, тут же остановился.

– А вот и наша лягушонка в коробчонке едет! – радостно, во весь голос воскликнул он и добавил, посмотрев на мужчину: – А это наш новенький.

– Сергей Крылов, – сказал мужчина и протянул Верочке руку.

– Вероника, – сказала она, вкладывая свою руку в ладонь мужчины.

– Вы не похожи на Веронику. Можно я буду звать вас Верочкой? – попросил Сергей Крылов.

– Можно, – согласилась Верочка и потупилась.

Сергей Крылов поразил её ласковыми серыми глазами и крепким рукопожатием. Он поздоровался с Пантелеевой и Собольковой и спросил у Верочки:

– А что с вами случилось?

– Разрыв мениска, – привычно пробормотала она даже с какой-то гордостью.

– Ой, я тоже рвал мениск, – ответил Сергей Крылов, оживляясь. – Я знаю, как это тяжело.

Верочка вспомнила, что она сидит на офисном кресле посреди коридора и, не представляя, куда деваться от стыда, посмотрела на цель своего передвижения – дверь в туалет.