Возвращаясь с Сальто из тюрьмы и узнав, что он по матери армянин, старуха разговорилась, рассказала, что она вдова армянского священника, что ей уже под восемьдесят лет, но что она до последней своей минуты будет работать на пользу своей родины. К Аванесову она проявила мало сочувствия, считая, что Бог его наказал за его непатриотический поступок, выразившийся в продаже бандитам партийного оружия. Из сказанного Сальто естественно понял, что она близко знакома с делом водворения и хранения оружия. К себе Сальто она не пригласила, но однажды, встретив его на улице, подозвала его к себе и в твердых, убедительных словах сказала, что он должен бросить все другие революционные организации, которые просто разбойничьи, и служить только армянскому народу в партии Дашнакцутюн.

– Как ты, – сказала она, – молодой и здоровый, не поступил еще в нашу партию? Посмотри на меня!

Однако Сальто искренно был других взглядов и считал себя русским. Передавая мне свои впечатления, он высказал, что от старухи следует держаться подальше, так как она очень хитра, подозрительна и проницательна при беспредельной преданности партии.

Действительно, в конспиративной работе она должна была быть для своей партии незаменимым работником. Энергия, хитрость и осторожность этой женщины, которую называли «Мать», равнялась ее фанатичной вере в правоту не только национальной армянской идеи, но и всех способов борьбы и добывания средств для партии, даже террором. К ней мало кто заходил, и то ненадолго. На себя она почти ничего не тратила, хотя партия, очевидно, не жалея денег, поддержала эту ценную работницу; «партийные деньги священны», говаривала она в своей среде и жила картофелем, луком и хлебом.

Ежедневно по партийным делам она посещала, по крайней мере, три дома, никогда не пользуясь ни извозчиками, ни трамваем. Выходя из своего дома, она всегда внимательно осматривалась, проверяя, нет ли за ней наблюдения, и, чуть заметив что-нибудь подозрительное, возвращалась обратно и больше не показывалась. Она ходила быстро, внезапно оборачиваясь, затрудняя за собою наблюдение.

Вдруг, несмотря на то, что за ней наблюдали лучшие филеры, ее перестали видеть. Это могло означать или то, что она незаметно выехала из Ростова, или что она не выходит из дому по болезни. Во втором случае возникал вопрос, чем же она тогда питается, так как никто к ней не приходил и продуктов не приносил. Отъезд же старухи в неизвестном направлении, не замеченный филерами, должен был бы быть признанным крупным промахом для чинов розыска, так как, очевидно, она могла выехать, только чтобы продолжать свою партийную деятельность в другом месте, где, незаподозренная, могла многое натворить для террористической организации.

Я решил поручить выяснение дела филеру Ланидзе, кстати похожему на армянина, который, служа не более года в охранном отделении, обратил на себя внимание своей сметливостью, настойчивостью и добросовестным отношением к делу. Я предоставил ему полную свободу действий, лишь бы он не «провалился», т. е. не навлек на себя подозрений. Ланидзе был польщен ответственным поручением, узнавши, что старуха, прозванная филерами «Галка», была «серьезным товаром», как опытная работница в сфере транспортирования для партии оружия. Притом я предупредил Ланидзе, чтобы он не дал завести себя за город, так как революционеры это практиковали, отправляясь в пустынные места, где и убивали неопытных филеров. Ланидзе должен был приходить к старшему филеру на квартиру, хотя бы ночью, а в управление вовсе не являться. Вблизи домика, который занимала армянка, находился грязный маленький духан (кабачок). Ланидзе, недолго думая, нанялся туда кельнером за еду, чердачное помещение и благодарность клиентов. Днем он непрерывно посматривал на домик и на второй день вдруг заметил подъехавшего извозчика, по наружности армянина, без седока, но с большой корзиной, которую он с видимым трудом пронес к воротам. Затем, позвонив, армянин несколько раз ударил кнутовищем по калитке, которая отворилась, и Ланидзе увидел с радостью, с которой охотник видит следы зверя, старуху «Галку». Извозчику Ланидзе дал кличку «Кучер» и запечатлел в своей памяти его наружность и пятнадцатый номер пролетки. Сказавшись внезапно больным, Ланидзе поднялся на свой чердак «работать», т. е. наблюдать, так как окно его помещения находилось против ворот «Галки». Подвязав голову и зубы, придавая себе страждущий вид, чтобы убедить хозяина духана в своей болезни, Ланидзе решил ждать у окна дальнейших событий. Он соображал так: извозчик знал условный знак, раз он стучал в ворота после того, как позвонил; армянка поздоровалась с ним как со знакомым; если в привезенной им большой корзине есть что-нибудь интересное для партии, то старуха должна будет дать об этом знать кому-нибудь или кто-нибудь к ней придет. Было около пяти часов дня, когда он начал свое наблюдение, но часы проходили, и Ланидзе наконец задремал в ночной тишине. Скрип калитки сразу разбудил его, как самый легкий звук будит людей, заснувших с напряженным чувством ожидания. В темноте он различил «Галку», которая, выйдя, оглянулась по сторонам и быстро пошла по улице. В один миг филер был уже на улице, успев сбросить свои повязки и надеть калоши, чтобы идти бесшумно. По пустынным улицам Нахичевани раздавались быстрые шаги «Галки», которая уверенно шла по направлению набережной Дона и вошла в парадный подъезд дома, двери которого не были заперты. Дом принадлежал богатому торговцу фруктами, армянину Карапету. Затем старуха все тем же бодрым шагом посетила еще двух лиц, оказавшихся впоследствии железнодорожным служащим и учительницей, и возвратилась домой, а Ланидзе помчался к старшему филеру. Они решили, что «Галка» стала «ночной птицей» и что поэтому Ланидзе надо, оставаясь в своем духане, продолжать ночное наблюдение.

Трудное время настало для Ланидзе и двух филеров, назначенных ему в помощь. Ночное наблюдение всегда сложно по техническим соображениям и небезопасно, так как в темноте филер может оказаться сам под наблюдением и в засаде. В данном случае оно еще затруднялось неутомимостью «Галки», которая посещала разные места до рассвета или принимала посетителей. Наблюдая за старухой, удалось таким образом раскрыть целую группу лиц, причастных к транспорту на Кавказ и в Турцию оружия, а при обыске ее квартиры была обнаружена упомянутая выше большая корзина, наполненная патронами для винтовок военного образца. Ввиду ее преклонного возраста она арестована не была, что ее, по-видимому, опечалило: ей хотелось, сказала она мне, разделить участь своих единомышленников, пострадавших в борьбе за свое право. Националисткой она была убежденной; по ее мнению, каждый армянин был обязан с детства и всю жизнь, вплоть до глубокой старости, как она, содействовать всем, чем можно, дашнакцаканам, если не имел счастья быть в этой партии. Надо было видеть, как разгорелись ее все еще прекрасные глаза, когда она заявила: «Когда человек любит свой народ, он жертвует всем, всем, и смерть за свободу его – высшее счастье! А кто так любить не может, пусть лучше не живет!»

Партия, о которой с таким энтузиазмом говорила преданная ей армянка, была основана в городе Тифлисе в 1890 году группою армянской интеллигенции, преимущественно московскими и петербургскими студентами. Эта партия, объединив ряды существовавших ранее партий, приняла название «Дашнакцутюн», что означает союз, члены же партии назывались дашнакцаканами, т. е. союзниками. Цель этого союза заключалась в борьбе с турецкою властью за правое положение находившихся в Турции армян. Действительно, произвол властей в отношении этих людей был невероятный и доходил до того, что турки безнаказанно вырезали население целых деревень, до детей и стариков включительно. С 1905 года, оставаясь верна своей основной задаче, партия приближается к русским революционным партиям, главнейшим образом к социалистам-революционерам, и создает сильные организации в Ростове, Нахичевани и других городах, которые, ведя широкую агитацию, изыскивали денежные средства и оружие для снабжения ими целых боевых отрядов, оперировавших в пределах Турции. Набеги этих отрядов имеют обширную историю, и о них сложились даже народные песни с восхвалением храбрости и отваги главарей. Ярко среди них отмечены некие Андраник, «Кери», «Хечо», «Дро» и другие. Особенно памятно в народе, как отряд (чета), сражаясь с полудиким курдским племенем Мазрик, наносившим постоянный вред армянам, совершенно его уничтожил; затем как дашнакцаканы среди белого дня завладели в Константинополе турецким государственным банком (Оттоманский банк) и оттуда начали диктовать турецкому правительству свои условия, причем дело уладилось только благодаря вмешательству русского посла… но это было давно, до 1906 года…