- Безусловно, это было бы наилучшим решением, - Гарри удивленно уставился на Снейпа – тот не только не стал ругаться и язвить по поводу его дерзкого ответа, а даже улыбнулся – всего на секунду и лишь кончиками губ, но это, определенно, была улыбка, к тому же вроде даже не саркастичная. – А что еще вы можете предложить в качестве ответа на мой вопрос? – Снейп явно забавлялся.
- Бросить скарабеев позже, впоследствии изменив режим помешивания зелья на более быстрый, - со вздохом ответил Гарри. - Скорость можно скорректировать в зависимости от времени задержки в добавлении ингредиента, которое все же не может быть больше пяти-семи минут.
- Пять баллов с Гриффиндора за пренебрежение собственными знаниями, - Снейп ухмыльнулся. – Продолжайте, у вас еще есть возможность спасти ситуацию, - скомандовал он, делая огонь прежней силы. – Скорость помешивания в два раза быстрее, - его совет был встречен очередным удивленным взглядом Гарри, который тот пытался скрыть за ответным кивком.
Снейп оказался прав – зелье, похоже, получилось сносным, несмотря на изменение режима изготовления. Оно даже удостоилось тихого «хорошо» при проверке Снейпом содержимого котлов в конце урока. Тогда как варево Джинни, которое она от расстройства полностью испортила, получило оценку «уничтожить» и напоминание:
- Сегодня сразу после ужина жду вас в кабинете зельеварения, мисс Уизли. И советую повторить материал, - Снейп явно был очень доволен собой, потому что его тон обещал Джинни «незабываемую» отработку.
========== - 5 - ==========
Вечером Джинни, скорбно повздыхав и выслушав соболезнования от подруг, отправилась мыть котлы в подземелье, у Рона и Гермионы были личные планы на свободное от учебы время, поэтому Гарри, успев сделать домашнее задание до ужина, был предоставлен самому себе. Еще утром он планировал серьезно поговорить с Джинни, честно рассказав ей о подслушанной беседе и надеясь получить объяснения тем пересудам. Гарри считал, что откровенность будет лучшим решением. Но, посидев вечером в гостиной у камина в одиночестве, он изменил свое мнение, подумав, что не стоит так давить на Джинни – ведь он не планировал связывать с ней свою жизнь, по крайней мере, пока у него таких мыслей не возникало, а следовательно, и не имел никакого права требовать от нее ответа. Так что оставалось либо не обращать внимания на разговоры за спиной и продолжать встречи с Джинни в том же духе, что и накануне, либо сделать вид, что ничего не произошло, и вернуться к тем дружеским отношениям, которые были у них раньше – без секса, раз уж болтовня ее бывших ухажеров оказалась столь неприятной. Второй вариант при сложившихся обстоятельствах нравился Гарри гораздо больше.
«Я совершенный профан в подобном – как встречаться, с кем встречаться, как себя вести при этом? Еще в прошлом году я мечтал о том, что вернусь из похода за крестражами и буду вместе с Джинни. С такой жадностью вспоминал о тех нескольких поцелуях, которые у нас с ней были раньше, и о ее нежной улыбке… Однако когда война осталась позади, меня уже не так привлекала мысль провести с Джинни всю свою жизнь. Словно и мечты о ней тоже остались в прошлом, за той границей, разделившей существование на «до» и «после» победы. Я все еще вижу, как она симпатична, но… Почему я постоянно сомневаюсь в том, чего хочу? Рон вон уже и с Лавандой встречался, теперь с Гермионой, и, похоже, его не мучают никакие сомнения, хотя он и не клянется им в любви на каждом шагу да и жениться пока вроде не собирается. Почему же я избегаю интимных встреч, почему чувствую себя так неловко? Меня что, нужно только волоком тащить, чтобы я согласился заняться сексом? - Гарри мысленно горько усмехнулся, ведь именно так все и было. Если бы Джордж не устроил ему сюрприз – он до сих пор не имел бы практического представления, что такое интимные отношения с женщиной. Да и накануне – Джинни была инициатором, а он просто не посмел отказаться, чтобы ее не обидеть. Хотя, безусловно, он получил от их близости свою долю физического удовольствия. Уж с собой-то Гарри старался быть откровенным. – Какой же я мужик после этого?»
Тасуя подобные мысли, словно карты неведомой странной колоды, Гарри так и не пришел ни к какому выводу и не смог понять, почему он настолько нерешителен. То ли он не смог научиться тому, чему следует вовремя, пока вел войну с Волдемортом, то ли он от рождения такой ущербный, и его все время следует понукать и подталкивать, чтобы он что-нибудь предпринял. Ему было непривычно долго анализировать что-либо, касающееся его личной жизни, он предпочитал положиться на время, особенно теперь, когда его жизни ничего не угрожало и можно было расслабиться, плывя по течению. Поэтому не удивительно, что его мысли через некоторое время перескочили на другую тему.
«Снейп точно улыбнулся на уроке, я это заметил. Странно видеть, как его губы кривятся не саркастично или насмешливо. И это не в первый раз, когда мне удается рассмотреть подобное, хоть он и мастер скрывать свои эмоции. Та банка с сушеными тараканами, которую он запустил мне в голову после моего наглого путешествия в его воспоминаниях без позволения, превратилась в ключевую метку в моей памяти – она как пограничный столб указывает, с какого момента я решил попытаться посмотреть на Снейпа по-другому, постараться понять его поступки. Он по-прежнему остался язвительной скотиной, но я постепенно научился различать его настроение, видел, когда он и в самом деле зол, когда раздражен идиотизмом студентов, а когда просто развлекался, оттачивая на нас собственное остроумие, приправленное сарказмом и ехидством, - Гарри вспомнил, как его удивило именно это открытие – Снейп далеко не всегда вкладывал в свои обидные слова негативные эмоции. – Все началось с того воспоминания, которое я подсмотрел. Забавно, Снейп тогда рассердился до ярости, когда я увидел эпизод из его юности, а в прошлом году в Визжащей хижине добровольно отдал мне свои воспоминания о своей любви к моей маме…»
Гарри вдруг задался вопросом, не являлись ли те воспоминания, которые подтолкнули его к самопожертвованию, подделкой? Ведь, согласно им, напрашивался вывод, что Снейп был бесконечно влюблен в близкую подругу Лили и пронес это чувство через всю свою жизнь, вспоминая о ней, даже ожидая приближение смерти – именно так считал тогда Гарри, когда увидел его с разорванным горлом на залитом кровью полу Визжащей хижины. Однако теперь, зная, что Снейп гей, тот вывод казался в корне неправильным. Либо Гарри неверно интерпретировал увиденное в воспоминаниях, либо его сознательно ввели в заблуждение, чтобы облегчить принятие столь сложного решения, как добровольное принесение в жертву собственной жизни в семнадцать лет. Если все было обманом, то возникала мысль, что следует разозлиться, но почему-то не удавалось вызвать в себе это чувство, ведь в любом случае именно просмотр тех воспоминаний оказал сильнейшую мотивирующую роль, чтобы страх на время отступил, а позже просто не было времени бояться по-настоящему – все происходило как в тумане.
«А та просьба посмотреть на него, разве не была желанием Снейпа взглянуть в мои глаза, которые, как говорят, совсем такие же, какие были у мамы? Мне казалось, что он хотел увидеть ее в моем взгляде, но если это не так, то… - гадать не хотелось, чтобы не наделать новых ошибочных выводов. – О чем Снейп тогда думал, только он и может знать, - Гарри мысленно махнул рукой на свои умственные экзерсисы. – А вот улыбаться он умеет, - мысль как-то сама собой оформилась и казалась никак не связанной с предыдущими рассуждениями. - В больнице, когда я узнал, что он очнулся, и впервые пришел проведать его, он ведь разговаривал со мной вполне нормально и ни разу не съязвил. Тогда он по-настоящему улыбался, благодаря меня за освобождение магического мира от Волдеморта. Было вовсе не похоже, чтобы он посмеивался надо мной. Он вообще тогда смотрел на меня как на какое-то там по счету чудо света, будто видел впервые подобную диковинку. Мне даже показалось, что он восхищен моей живучестью. Правда, когда позже из газет он узнал о моем длинном языке, разболтавшем о его неизбывной любви к Лили Поттер, все вернулось на свои места. Он так кричал и ругался, словно у него не болело недавно разорванное змеей горло. Никакие мои объяснения ему не были нужны – он их не слушал. Так и продолжает теперь измываться надо мной. Отца, конечно, больше не вспоминает, но по поводу уровня моего умственного развития проходится регулярно с различной степенью ехидства и сарказма».