-- Это вряд ли, -- Лу подошла и бесцеремонно крест-накрест перечеркнула мое творчество. -- Ты не заметила, мам, что здесь напрочь отсутствуют какие-либо надписи? Не то что указатели для идиотов -- даже в щитовой на кнопках ни единой буквы.

-- И? -- потребовала я продолжения.

-- Понятия не имею, что это может означать. Либо что-то до смерти ужасное, либо что-то ужасно тривиальное.

-- Большая, ну большая, признайся, что ты растерялась, -- Ясмина ткнула Лу в бок. С таким же успехом она, впрочем, могла бы стучать по стальной плите.

Из этих двоих получился бы неплохой комический дуэт. Высокая, под метр восемьдесят пять, спортивная шведка с мужским разворотом плеч и приличной мускулатурой, с ежиком коротко стриженых обесцвеченных волос и с неизменной благожелательной улыбкой сытой белой медведицы. А партнером у нее -- парижанка с манерами гамена старых времен, с копной ярко-красных дредов и проколотыми по всему периметру ушными раковинами, ростом чуть выше полутора метров, но благодаря своей подвижности в каждый момент времени занимающая втрое больше пространства, чем положено при ее скромных габаритах. Настоящее имя Лу было Анна-Ловиса, или Анна-Луиза, как произносят в Западной Европе. Ясмина при первом же знакомстве заявила ей, что от этого имени невыносимо пахнет кринолинами, и она как убежденная плебейка не может так обзывать свою напарницу и подругу. Так и появилась на свет Лу. Я в свое время пыталась выяснить у Ясмины, что же она подразумевала под "пахнет кринолинами", но та неизменно отвечала, что кринолины -- это что-то типа дорогих духов. Дразнится, конечно же, кто ей поверит? Все-таки парижанка останется парижанкой, даже с биографией и ухватками Гавроша.

-- ...Так мы взрываем? -- вторую тележку с оборудованием подкатил Мика.

-- Лимит бабахов на сегодня исчерпан, -- нервно и категорично отозвалась Ю.

-- Взорвать можно, конечно, -- Токо оценивающе взглянула вверх, под потолок. -- Только своды рухнут следом. Да и вообще, нас уже за это шпыняли не раз. Так что -- режьте.

-- Сначала обедать, -- не терпящим возражений тоном заявила Лу. -- Я с утра толком не поела из-за вашего энтузиазма.

-- Точно! Будем есть новые сухпайки! -- заявила Ясмина, доставая и распаковывая наш аварийный рацион. -- Нам их сказали протестировать в полевых условиях? Будем тестировать!

-- Эй, не дурите! -- возмутилась Ю, которой явно не улыбалась перспектива обедать одной на поверхности. -- Вылезайте на поверхность, нормально поедим!

-- Лу, скажи, -- дернула Ясмина подругу за рукав. Та лишь развела руками, показывая, что она совсем не против сухпайков.

-- А давайте, -- согласилась Токо. -- Даже если потом животами станем маяться -- ничего, вентиляция тут нормальная.

-- Присоединяюсь к большинству, -- тут же подал голос Мика.

-- Мам? -- в голосе Ю чувствовалась детская совершенно обида.

-- Я не могу их покинуть. По инструкции не могу.

Ясмина в это время яростно трясла саморазогревающиеся контейнеры с горячими блюдами.

-- Кому макароны с фрикадельками?

-- А что еще есть?

-- Есть фрикадельки с макаронами.

-- Маму надо будет с ложечки кормить.

-- Поговори у меня! Я вас тут всех одной левой переем, дети сытой эпохи!

-- Мам, а у вас в милиции сухпайки вкусные были? -- мы все расселись на своих рюкзаках, а Ясмина устроилась у Лу на коленях, перехватывая каждую вторую вилку у безропотно сносящей эту наглость шведки.

Вкусные? Мне вспомнился сентябрь сорок восьмого, село на границе с Воронежской областью, где наш батальон разместился на ночевку. Минуты две я медитировала над банкой с тушенкой, пока не осознала, что она старше меня ровно на пять месяцев, судя по дате изготовления. Кто-то из товарищей это тоже заметил, и, разумеется, не обошлось без предложений "схарчить Марьяшку" вместо консервов из другой геологической эпохи. В тот период мы еще умели относиться ко всему с юмором. Это позже стало как-то совсем не смешно.

"Мам, зря ты позволяешь этим хулиганкам на голову себе садиться, -- пришло сообщение от Ю. -- Тебе же неудобно".

Я едва не выронила из левой руки вилку, которой неловко ковырялась в макаронах.

"Опять подглядываешь через мои глаза?! Ну-ка отключайся!"

"По инструкции не могу отключиться", -- парировала Ю, и это было правдой. Хорошо, что линзы, по крайней мере, можно снять. Впрочем, линзы -- это явно вчерашний день. С некоторыми технологиями сегодня откровенно не знают что делать на государственном и международном уровне. Месяц назад в Карачи были расстреляны несколько ученых и инженеров, занимавшихся опытами по внедрению в человеческий мозг элементов компьютерного управления. Проще говоря -- эти ребята превращали людей в киберзомби, работая на местную мафию. Группу наших товарищей, исследовавших заброшенные тренировочные лагеря исламистов в Памире, убили именно их творения. Разработка подобных технологий давно уже приравнена к преступлениям против человечества, но это никак не может отменить факта их существования и возможности использования всякой сволочью.

-- Коллонтай, -- из режима воспоминаний меня вывел на этот раз Мика.

-- Что? -- не поняла я.

-- Рассказ написала Коллонтай. Про пансион и кресла-качалки который. А называется -- "Скоро!". Угадал?

-- Надо же, а я уже и забыть успела. Думала, из большевиков фантастикой кроме Богданова никто и не баловался. -- Отложив контейнер с остатками макарон в сторону, я нацелила указательный палец левой руки Мике в переносицу. -- Ладно, раз ты меня посадил в лужу, встречный вопрос: что главное в устройстве коммунистического общества?

-- Движение вперед, -- и на полсекунды не задумавшись, выпалил Мика. Ай да молодец!

Я пошарила в карманах жилета, и, разумеется, нашла в одном из них яблоко.

-- Держи витаминку, порадовал старушку. Может, ты уже догадался, что у нас по ту сторону двери?

-- Совсем легко, -- улыбнулся парень. -- Взорванный мост и скелет фашиста, прикованный к пулемету.

-- Лу, ты слышишь? -- возмутилась Ясмина. -- Эти русские снова что-то затевают. Опять шифровками обмениваются...

-- Мир хотят опять захватить? -- отозвалась шведка. -- От них ничего другого ожидать не стоит.

Как ни парадоксально, сейчас шутки на национальную тему приобрели определенную популярность. Это как с протезом Токо, потерявшей ногу на минном поле еще в детстве, -- тридцать лет назад протез был символом и результатом тяжелого физического увечья, а такие увечья были для шуток закономерно табуированы. Сегодня механический протез -- скорее признак некой причуды или выпендрежа, и носитель его не больший калека, чем обладатель цветных волос.

В нашем же случае дополнительный юмор ситуации заключался в том, что мы с Микой на двоих не имели и четверти славянской крови. Он -- чистокровный финн, родившийся и выросший в Северной Коммуне, я -- азербайджано-украино-чеченка (кажется, в таком порядке), заставшая еще старую Россию, и во всех анкетах в графе "национальность" пишущая -- коммунарка. А вот поди ж ты -- обзываются русскими. В детстве я такого и во сне представить не могла. В те времена русский мир, воплощенный в виде должностного лица, разговаривал со мной примерно так:

-- Да, Гериева, у нас светское государство. Но у нас к тому же и православная страна, культуру которой вы ОБЯЗАНЫ знать. Поэтому вы будете посещать эти уроки, хотите вы того или нет...

Или так, на бытовом уровне:

-- Отойди от моей дочери, ты, террористка малолетняя! Расплодились тут как тараканы...

Или совсем уж грубо, между нами, детьми:

-- Заткнись, ты, чурка! Мой батя сейчас ТАМ, дрючит в жопы ваших дагов сраных! А вернется домой -- и за вас примется!

Это не носило, конечно, всеобщего характера -- иначе никакой революции просто не было бы. Но это не являлось и набором частных случаев -- иначе не было бы многолетней ожесточенной гражданской войны.