Память жужжала потревоженным пчелиным роем, выбрасывала из своих недр строчки на мониторе. «Привет, мне подарили одну из твоих кукол. Прикольная)) Очень хотелось бы посмотреть на мастерицу». И сразу же следом: «Ой, прости, я не представилась. Меня зовут Инна».

Лёгкий холодок тревоги всколыхнулся, разлился внутри будоражащей волной, и Ида зависла над кнопкой «ответить», словно на краю бездны. Мгновение – и она, закрыв глаза, отпустила себя в леденящий полёт восторга. Клик – и открылось поле для ввода сообщения. «Стук-стук-стук», – откликалась клавиатура под пляской проворных пальцев.

Почему она ответила? Может, потому что её привлекло имя, начинавшееся на одну букву с её собственным, а может оттого, что ей не хватало общения. Впрочем, виртуала в её жизни было выше крыши, а тут вдруг повеяло чем-то настоящим, осязаемым, как прикосновение тёплой руки. Галя целыми днями пропадала в своём клубе и на тренировках, носилась по каким-то слётам и съездам бодибилдеров, а у Иды был только интернет и куклы.

– Мы такие разные с тобой, Галь, – говорила Ида, шаловливо шагая пальцами по мускулистому плечу возлюбленной и облокотившись на подушку. – Что тебя держит рядом со мной?

– Даже не знаю. Иногда мне кажется... Да что там иногда – всегда! – Рука Галины скользила, зарываясь в золотое руно волос Иды, глаза всё ещё были затянуты дымкой наслаждения, которое ей доставили ловкие пальчики рукодельницы. – Мне кажется, будто дома меня ждёт какое-то сказочное чудо... Какая-то фея. И слова не клеятся, и мысли путаются! Сколько мы с тобой уже вместе? Год? Два? А я всё такая же влюблённая идиотка, как в первый день знакомства... Колдунья ты, вот ты кто!

Уголки губ Иды приподнялись торжествующе, а в глазах мерцало то самое слегка маньяческое выражение. Волосы разметались по её плечам и спине, чертенята в тихих омутах глаз плясали танец победы, и она потянулась кошачьи-гибко – немножко чокнутая русалка с остренькими локтями и белыми плотоядными клыками в розовом ротике.

– Смотришь на меня, как удав на кролика, – усмехнулась Галя ласково, откидывая прядку с её лица. – Гипнотизёрша... Заклинательница.

– Значит, я удав? – прищурилась Ида, и озорные чертенята в её зрачках выросли до полноценных хохочущих демонов. – Ну, готовься, кролик, сейчас я тебя съем!..

За этим последовало то, что Галя называла «дополнительным подходом». И всё, что было до него, казалось лёгкой разминкой.

...Телефонный звонок пробился сквозь толщу мыслей, настырным поплавком вынырнув из вязкого коктейля настоящего и прошлого.

– Алло... Да, мам, обедала. Галя на работе. Я тоже работаю. Угу... Угум, и что? Ну, а от меня-то ты что хочешь? Ну, пусть они разберут этот диван, раз целиком он не лезет. «Красивый»... Мам, ну ты как ребёнок, ей-богу! Красивый – это хорошо, но его ведь ещё и как-то в квартиру затаскивать. Надо было соразмерять габариты своих желаний с шириной дверных проёмов.

Про себя она добавила: «И мужиков тоже можно бы выбирать полегче, раз уж мебель дома хлипкая». Мама купила диван, потому что старый сломался под её новым мужем во время любовных утех. Отец Иды ушёл сразу после её рождения, но и три последующих папы как-то не прижились. Четвёртому мама досталась уже свободной женщиной, без «прицепа» в виде Иды. «Прицеп» теперь жил с Галей.

В этом происшествии с диваном была вся мама – витающая в эмпиреях, непрактичная, спонтанная, беспомощная в бытовых вопросах. Она бы улетела в небо, как воздушный шарик, если бы Ида не придерживала её за верёвочку у земли. Удивительно, но она выросла полной противоположностью своей бедовой мамули. Той было не до воспитания ребёнка, и Ида воспитывала себя сама. Порой ей даже казалось, что она старше собственной матери.

То, что Ида особенная, маму расстраивало.

– Не выйти тебе замуж, смирись уж как-нибудь, – вздыхала она. – Учись тогда, что ли... Чтоб, если что, самой себя худо-бедно обеспечить. На государство-то надеяться – сама знаешь, как.

Сама она считала, что женщине работать зазорно. В промежутках между мужчинами она с горем пополам находила какую-то захудалую работёнку, но стоило в её жизни появиться очередному спонсору, как она сразу радостно увольнялась. А Ида замуж и не собиралась. Её вообще мужчины не привлекали.

Так, на чём же остановился непоседливый рой мыслей? Потребовалось сварить ещё кофе, чтобы найти нужное место. Ида священнодействовала со специями, колдовала кофейными заклинаниями, и вот наконец домик её пальцев – ребристая клетка из слоновой кости – с алчностью скупца накрыл чашку с божественным напитком.

– Моя прелесть, – улыбнулась Ида, и чертенята-маньяки в её глазах свернулись пушистыми комочками, умиротворённые и довольные. Они были единственным наследством от родительницы – неисправимой кокетки. Этим призывным огоньком в глазах мамуля, видимо, и очаровывала всех своих многочисленных поклонников, сожителей и официальных мужей. Поиздевалась судьба, не иначе: зачем Иде эти сияющие, пристально-пронзительные, гипнотические очи роковой женщины? Кого ей соблазнять, кого опалять страстью? Уж лучше бы эта любительница недобрых шуток вернула ей кое-что другое, гораздо более важное, жизненно необходимое.

Диванная суета уплыла обрывком мокрой бумаги за морозный горизонт дня, и память снова подняла шатёр крыльев над головой Иды.

– Слушай, я всё никак не могу поверить, что ты настоящая, – не сводя жадного взгляда с Иды, сказала Инна.

Веб-камера у неё барахлила, но помехи делали её образ даже загадочным. Худое, скуластое лицо с впалыми щеками и мрачноватыми бровями всверливалось в Иду буравчиками пристальных, угрюмо-тревожных глаз, даже когда Инна улыбалась. Гладко зачёсанные и собранные в хвостик волосы жирно лоснились и выглядели не очень свежими. Иду это слегка покоробило: чистые волосы были её пунктиком.

Впрочем, потом она видела Инну другой – с вымытой и распущенной шевелюрой до плеч. Та вертела перед камерой смешную куклу с тёмной копной взлохмаченных волос.

– Она чем-то на меня похожа.

А Ида вспоминала, как она играла с этой куклой, превратив её в марионетку. Потом куклу купили, и мастерица забыла о ней. Сейчас, соединённая с Инной видеозвонком, она непроизвольно двигала под столом пальцами с привязанными к ним невидимыми ниточками – совсем как в тот день, когда кукла была закончена. И тотчас же эти движения отражались на экране: Инна то плечом поводила, то руку поднимала к лицу, трогала волосы. Иду вдруг охватила жуть, и она мысленно оборвала ниточки, сжав руку в кулак и встряхнув кистью.

Они обе были не свободны: у Иды – Галя, у Инны – девушка в другом городе. Инна с её дамой сердца вроде собирались съезжаться, но всё время что-то мешало.

– С работой у меня нестабильно... Как-то не ладится в последние год-два.

Инна сменила за два года четыре места, сейчас трудилась экспедитором.

– Та ещё работка... Всё время в разъездах. А что поделать? Четыре месяца сидела дома, поэтому была готова схватиться за что угодно.

Когда Инна была в дороге, они иногда переписывались по электронной почте.

«А вообще я мечтаю открыть свою фото-студию. Сейчас так, просто из любви к искусству снимаю, вроде хобби. Но хотелось бы зарабатывать любимым делом».

Что-то было в снимках Инны «этакое» – острый наблюдательный взгляд, чутьё на красоту, талант поймать в кадр прекрасный миг бытия. Даже не фотографии, а маленькие картины – вот что это было. Они одаривали Иду небывалым вдохновением, и она вязала куклу за куклой.

...И опять трель телефона властно выдернула Иду в явь. К счастью, это была не мама с её мебельными неурядицами – звонила Галя.

– Слушай, я утром впопыхах не посмотрела, что из продуктов надо купить. Глянь, а?

Ида, не отрывая телефона от уха, заглянула в холодильник.

– Галь, да всё есть. Хотя нет, купи мяса – говядину и курогрудь. Что-то котлет хочется. И ещё яблок зелёных возьми.

– Хорошо, зайка. Ну ладно, целую тебя...

– А! – вскричала Ида, вспомнив и щёлкнув пальцами. – Финики ещё надо. У меня кончились.