«Все разом ринулись на Запад, потому что хотелось поскорее увидеть то, чего раньше увидеть было невозможно. Никто не мог себе представить, что когда-нибудь откроется этот железный занавес и ты можешь поехать куда угодно, тратить свои деньги, общаться с кем угодно, и тебя за это не посадят в тюрьму».

Борис Николаевич Ельцин – первый президент Российской Федерации

Отмена выездных виз – гигантский переворот в психологии советского человека. Это значит, что теперь унижаться надо в два раза меньше, то есть только в посольстве. И естественно, все эти страшные люди в ОВИРах смотрели на отъезжающих как на врагов народа, потому что большинство из них сами никуда не ездили.

Историк моды Александр Васильев вспоминает, что он был первым среди своих знакомых, который пытался пересечь границу Советского Союза. В тот момент, когда стюардесса очень торжественно, как это было положено, сказала, что самолет пересек границу Советского Союза, у Васильева, честно говоря, до конца не было веры, что заграница существует, а ее не придумал комитет госбезопасности – а вдруг ее в принципе не существует, самолет посадят где-нибудь под Воронежем и объяснят, что это вот заграница?!.

Кстати, самыми завидными профессиями в те годы считались профессии воздушные. У девочек – стюардесса международных авиалиний, у мальчиков, разумеется, летчик. Все в точности как в легендарной комедии «Мимино».

И все-таки – она есть, волшебная заграница! И это… ужасно! Ужасно интересно и страшно непонятно, особенно для советского гражданина, впервые попавшего за рубеж. Историк разведки Александр Васильев (полный тезка историка моды) до сих пор не может забыть того шока, который испытал он сам и его компаньоны, впервые шагнувшие на иностранную землю. Хотя вроде бы это был не самый-самый Запад, не Соединенные Штаты, а вполне себе социалистическая Венгрия:

«Это был достаточно сильный психологический удар, потому что со мной в Будапеште находился парень, который был одним из очень крупных в Москве венерологов, что уже само по себе говорит о том, что он был человеком небедным. Так вот на проспекте Ракоша он шел впереди, и когда зашел в магазин типа нашей железки или ларьков около метро, то он нам в ужасе делал знаки – все назад, тут все за валюту, все за доллары! Мы выскочили – а что такое? Там внутри, говорит, сортов 20 колбасы. Он не мог себе представить, что это обычный будапештский магазин и там может быть 20 сортов колбасы».

Еда была представлена во всем ее великолепии в то время, когда прилавки наших магазинов ломились только под собственной тяжестью и весом трехлитровых банок с березовым соком. Тут можно действительно сойти с ума. Если иностранные туристы фотографировали памятники архитектуры, наши ослепляли вспышками колбасные связки. Те, кому посчастливилось попасть в страны развитого капитализма, и вовсе были на грани помешательства. У них, как, например, у знаменитого музыканта Игоря Бутмана, начинался самый настоящий пищевой коллапс. Вот как он вспоминает итоги первого визита в США:

«В какой-то день мы поехали в супермаркет купить еды. И вот на втором этаже огромный Purity Supreme, супермаркет типа наших «Ашанов», я иду, а рядом лежит мясо, вывеска: свиные отбивные, курица, индейка, языки, ножки, и идет ряд, там, метров 20–25. Я этот ряд, прошел, потом поворачиваю – рыба! Тоже ряд и второй… И тут меня пробивает дикий смех, я просто начинаю истерически смеяться. На меня смотрят люди, а у меня просто непрекращающийся хохот, я не мог остановиться. У меня был, конечно, культурный шок».

Известно еще со времен холодной войны: СССР – империя оружия, балета и хоккея, в остальном – полная нищета. Такое же отношение было и к нам – нищие, голодные медведи. Во многом это мнение было оправданным. Попадая в сытый иностранный мир, люди особенно остро чувствовали себя униженными и оскорбленными родной советской властью. Поэтому многие и принимали решение – остаться на Западе навсегда.

В то время, в начале 1990-х, люди уезжали за рубеж как в большой магазин, потому что здесь для них была пустота и боль. Но они не понимали, что едут, например, в Израиль, для них Израиль был тем же Ташкентом, только с колбасой.

Поехали все: таджики, узбеки, грузины, русские, украинцы… Бывшие советские республики, казалось, оптом делегировали за границу своих представителей! И каждый из них до сих пор с трепетом вспоминает свой первый шаг.

Александр Васильев считает, что «мы были абсолютными папуасами. Вот с чего началась моя поездка, первый приезд в США, в аэропорту Кеннеди. Я увидел тележки, которые стояли в ряду для багажа, потянул тележку, а она что-то не идет, но я тогда был молодой и очень здоровый, и я ее так выдрал. Ко мне подошел служащий аэропорта и показал мне, что мне нужно было сначала опустить доллар. Но, поскольку я ее уже выдрал вместе с этим долларовым аппаратом, то он просто плюнул».

Удивляло то, что полиэтиленовые пакеты, независимо от их качества, совсем не обязательно стирать. Достаточно просто сложить в них мусор и выкинуть. Разумеется, поражал тот факт, что одноразовая посуда – действительно одноразовая. И везде – о чудо! – везде были урны! Начинающий телеоператор Дмитрий Кияновский искренне верил, что иностранным чудачествам не будет предела: «У меня один друг попал в Штаты работать прямо в самом начале 1990-х, в вычислительный центр университета. Случайно проходя мимо полки, он увидел за занавесочкой огромные бутылки с черепом и костями с надписью «яд, при попадании на руки промыть водой» и формулу С₂Н₅ОН. У него был культурный шок, он спросил: «Это у вас вот так стоит?» – «А что с ним делать-то?» Он налил полстакана, махнул. Люди вызвали 911, теоретически он должен был умереть, потому что он выпил яду. Нет, все нормально, привез с собой канистру домой, литров 10, отличный был американский спирт, мы его сразу раздегустировали».

Но наш человек ко всему привыкает, так что первый шок – пищевой – прошел достаточно быстро. В эту цепочку наши встроились достаточно умело. Шок второй – финансовый – рассеиваться не спешил. Как вспоминает юрист Анна Гладун, в начале 1990-х путешествие за границу все еще оставалось приключением для состоятельных людей: «Например, двухнедельный отдых в круизе или отдых на побережье Франции на семью из 4 человек или компании стоил 15 тысяч долларов, что, по сути дела, в то время равнялось цене квартиры в Москве».