Шпильгуй входил в его сферу ответственности, но не считался с собственным руководителем, хотя соблюдал формальный политес. К Ксавеюху его приставил Абрич, понимая, что в городской администрации должен быть хоть один внятный человек. И Абрич и Шпильгуй были одноклассниками. Шпильгуй, по зову приятеля, вернулся на свою историческую родину, но не на ту, о которой для него мечтал Кпеченюшкин. У первого зама всегда был тост с намёком на Шпильгуя: "Пора вернуться к родным скрижалям!" Но и с приходом нового главы района ничего не изменилось.

Оба зама: Кпеченюшкин и Нашенев исподволь, но постоянно, жаловались Люсьен, даже не жаловались, скорее, походя, пачкали юриста. Клазавская держалась, хотя первоначально хотела убрать независимую от неё занозу, но Тома остановила простой фразой: "Ты что? Хочешь остаться с одними никчёмностями?"

В этой только, а, не во многих других, не во всех остальных администрациях разных уровней, дружеские отношения выливались так: мило улыбаясь, нежно здороваясь, дружищем называя. Как у Штирлица на работе в его мгновениях.

Если при Ксавеюхе она служила, пусть не кошельком, но собирателем мзды, то при ней эту роль выполнял Нашенев, поэтому он был более подвижен в различных совещаниях и обсуждениях. Подчёркивал этим свою независимость и значимость. Учитывал подлец, как считала Люсьен, что в её администрации, никто не способен заменить его. Кпеченюшкина это не трогало. Формально всё равно он первый.

- А тогда что с ку... - поперхнулась Люсьен, - укурительной комиссией делать?

- На федеральном уровне полно всяких юрисдикций. Сослаться на них и всё! Выпустить распоряжение, где можно курить. Сразу поясняю... - увидев желания Нашенева сказать, упредил Шпильгуй.

- Запретительное право - у нас никчемное право. Хотят всё запретить, а всё запретить нельзя, а что-то конкретное разрешить можно! Четко ограничив разрешение. Пусть не говорят, что не запрещено - разрешено. Не действует. Придется говорить: не разрешено - значит запрещено. Легче запомнить, что можно. Многого у нас никогда не разрешают, а значит малое - исполнить и проконтролировать легче. - Здесь он использовал стиль Кпеченюшкина - закон отрицания отрицания и хитро посмотрел на него.

- Да! - Согласилась Светлана Ивановна. - У нас на яхте курит только капитан. Причём только в своей каюте. Даже наши гости, получают разрешение от него и ключи от курительной комнаты для гостей. Она не уточнила что в этой комнате и бар и кофейный автомат, уютные кресла, спутниковая связь, коробка с гаванскими сигарами.

- То есть вы не собираетесь возглавлять нашу делегацию за границей? - Начала догадываться Люсьен.

- Зачем мне это надо? Я что, похож на идиота? Пусть делегацию возглавляет кто угодно! - И посмотрел на Нашенева. Тот уловил подвох, какой не понял, но уловил. Начал догадываться почему Шпильгуй взял на себя руководство делегацией: чтобы не допустить его, а потому и курительную комиссию подсунул, скотина. Значит ещё где-то напакостит в ответ.

- Курлик... - кашлянул он, - ...кщуксьщ пусть. Сама просилась. Отдел культуры возглавляет и всё такое. Лучше сразу назначить, а то других напихают!

- Другие кандидатуры? - Клазавская посмотрела на секретаря. - Утверждаем. Завтра всё мне на подпись.

- Так мы что, как комиссия ещё и деньги искать будем? - Подошла Светлана Ивановна к Шпильгую.

- Наша задача решить кого посылать! А деньги пусть город ищет, вернее руководитель делегации. В конце концов послать несколько картин местных художников, причем не только наших, не так уж и дорого! А резонанс огромный!

- Только давайте это не сразу предложим! Надо же показать усиленную и долгосрочную работу комиссии. К картинам не обязательно прикладывать самих художников. Они и без них могут повисеть где угодно и сколько угодно.

- Негласно поручите это Жарковой, пусть этот вопрос провентилирует, чтобы глупо не выглядеть вот у этих...

Олигарша этот намёк поняла и оценила.

6.

Наконец "Ригонда" обрела счастье. В городе оказалось столько милых и замечательных людей, что она не могла их сосчитать. Причем заботились они не о себе. Предлагали разных творцов, о которых она никогда не слышала. Её спасало только то, что она ссылалась на комиссию, которая скорее всего отправит за границу труппу театра. При этом она скромно умалчивала, что это будет её спектакль. На неё даже кляузу написали в прокуратуру что она будет во главе делегации. Шпильгуй туда позвонил и претензий к ней не стало. Популярности театру это не прибавило, но ей пришлось напрягаться на репетициях. Одни хотели играть на английском языке, другие на итальянском, а третьи требовали привлечь переводчика, но на какой язык так и не договорились.

Месяц прошёл тревожно, но активно. Работать стало интересно. Все кандидатуры были согласованы и утверждены. Список можно было сдавать в комиссию. Сначала она захотела его показать Светлане Ивановне. Та, после того как гор.ад обрел Жаркову, появлялась только в день планёрок.

- Что это? - Удивилась она, когда "Ригонда" положила резюме по гастролям.

- Насчет поездки в Европу!

- Деточка! - Хотя Светлана Ивановна была моложе её на несколько лет, но всегда улавливала наивность, даже детскую глупость в делах её подчиненной. - Отдайте это в комиссию. Я не могу быть заранее ангажирована. Мы рассмотрим... - она посмотрела на календарь, - на следующей неделе.

- А как отдавать, кому? - Растерялась "Ригонда". Она рассчитывала на то, что начальница если не поправит, предложит, изменит, подскажет, то направит к кому-нибудь, как это обычно было при Клазавской.

- Вы же здесь столько лет работаете! С самого начала, а регламента работы до сих пор не знаете? Давайте я сейчас на планёрке спрошу!

- Не надо, я это... вс... - "Ригонда" схватила листки и быстро выперлась из кабинета. Жарковой приказывать не хотелось - та, ещё та сука, зарубит на корню... Шпильгуя она боялась, но пришла.

- А почему мне? Если я помог стать вам ответственной за гастроли, это не значит, что я должен решать ваши проблемы! У меня наших сверх крыши.

- А кому же отдать? - Отчаянно спросила она.

- Вы у нас первый день работаете? Секретариат, орготдел. Эти структуры администрации вам неизвестны?

Шпильгуй оказался прав. Взяли без звука. На выходе столкнулась с главным бухгалтером администрации Коровьевой. Посетовала ей.

- А по смете во сколько вояж обойдётся? - Профессионально озаботилась она. "Ригонда" зашевелила губами пытаясь что-то ответить, но та продолжила.

- Если расчетов нет - завернут! На следующий год надо вносить в бюджет. Депутатов убеждать. Зарубят мать твою! Можешь даже не обольщаться. Ищи спонсора. Но и ему смета нужна, а так это филькина грамота! Раз тебя назначили ответственной - ты деньги и ищешь! Тебе же потом отвечать за них.

Только теперь "Ригонда" начала ощущать, как она попала, даже мурашки на опухлых, но ещё не обвислых ягодицах неприятно забегали. Это же кому и сколько надо отдаться, чтобы денег дали? Она сразу бросилась к Гондину.

- А чего ты сразу не сказала? - Нисколько не удивился он. - Я думал за бюджет поедем. Сейчас позвоню кой-кому, может кинут деньжат на доброе дело.

Кинули.

С тем она и пришла на комиссию. Предусмотрительно, под надуманным предлогом, отправила Жаркову в областное министерство культуры.

Шпильгуй полистал бумажки и молча поставил свою подпись. Светлана Ивановна удивилась финансовой гарантии.

- А не мало ли пятьсот тысяч на пятнадцать человек? Я, конечно, летаю бизнес-классом, но даже эконома хватит только до одного города. А обратная дорога?

- Так мы же на автобусе! - Пояснила "Ригонда". Эти слова услышала и Катерина, вошедшая в кабинет.

- Всё решила и успела на последнюю электричку до перерыва! - Сказала она запыхавшись. - пришлось со станции бежать. А ехать-то куда? Поллимона это только на дорогу. А спать в автобусе? А питаться святым духом? - Но, тем не менее, подпись свою равнодушно поставила.