– Почему ты обставил квартиру именно так? Почему живешь здесь? – спросила она.
– Не знаю. Просто так комфортнее.
– Эта малюсенькая квартирка комфортнее роскошного дворца, который, мы оба знаем, ты можешь себе позволить?
– Зачем ты меня об этом спрашиваешь?
– Пытаюсь ответить на твои собственные вопросы, Драко. Разве ты не понимаешь? Части тебя, очевидно, нравилось быть Дрейком Малфордом.
– Я это знаю, Грейнджер.
– Да?
– Конечно, да. Думаешь, я идиот? После обращения заклинания я и двух дней не выдержал без пробежки. Я читал маггловские газеты, чтобы узнать футбольный счет. Я даже немного скучаю по работе бухгалтера, веришь ты или нет.
– Так в чем проблема, Драко? – спросила она, потирая виски. Голова уже гудела. – Если ты счастлив, живя здесь, и выходя на пробежку, и делая что там ты еще полюбил делать, то делай!
– Все не так просто.
– Почему нет?
– Грейнджер, – медленно проговорил он, – у меня очень много времени ушло на то, чтобы принять тот факт, что он и я на самом деле один и тот же человек. Ты сама сказала, что думала обо мне, как о Дрейке Малфорде.
– Но я…
– Послушай, – остановил ее он. – Когда с меня сняли заклинание, я попытался вернуть так много из своей прошлой жизни, как только мог. Я пытался проводить время с людьми, которых знал.
– Типа Астории Гринграсс? – Слова вылетели изо рта быстрее, чем она успела их остановить, и тоном более ревнивым, чем она могла бы это сказать.
Он изогнул бровь.
– Да. Типа нее. А что с того?
– Ничего, – отрезала она. – Забудь.
– Ревнуешь? – звучало так, будто на губах его была довольная ухмылка, но она не удовлетворила его взглядом в его сторону.
– Я сказала забудь, Малфой, – кожаный диван проскрипел, когда она закинула одну ногу на другую. – Просто закончи, что ты там хотел сказать.
– Верно… ну… Министерство согласилось вернуть мне все мои старые вещи, всю мою одежду, мебель из Мэнора, все реликвии, что принадлежали моей семье. А я не хотел ничего. Мне тошно стало от одного взгляда на них. Это все так и лежит где-то на складах Министерства. Все, что я взял, уместилось вот на той книжной полке. – Он указал на полку, которую она изучила по прибытии, потом закрыл глаза и провел пальцами по лбу. – Я был магглом, Грейнджер. Во всех смыслах, как ни интерпретируй, я был магглом. У меня была маггловская работа, я жил в маггловской квартирке, у меня была, как я полагал, маггловская девушка.
– Девушка?
– А потом, когда я обо всем этом подумал, – продолжил он, то ли не услышав, то ли проигнорировав ее реплику, – когда я посмотрел на это шире… я стал себе отвратителен. Не Дрейк, Драко, потому что, как я мог вложить столько энергии, столько страсти в ненависть к магглорожденным? И к магглам. К магглам.
– Тебя так воспитали, – сказала она. Все это звучало очень просто на словах, но как-то опускало все те жестокие вещи, которые он делал и говорил, следуя суровому принципу.
– Но я никогда не ставил это под вопрос, Грейнджер, – он шлепнул ладонью по подлокотнику дивана.
– Ты был ребенком.
– Я вырос, а лучше не стал. И то, что я сделал будучи подростком… то, что я почти сделал… – он так и не договорил, дыхание сделалось тяжелым.
– Он угрожал тебе. Твои родители…
– Прекрати искать мне оправдания! Я их не хочу! Я сам годами их искал, и становилось только хуже… потому что когда я думал о тебе… о… нас… Грейнджер, я неделями не мог на тебя смотреть. Я на себя едва мог смотреть. Потому что я знаю, что Дрейк к тебе чувствовал. И я знаю, что Драко к тебе чувствовал. И эти два чувства взаимоисключающие.
– Поверь, я понимаю, – сказала она, откидываясь на диванные подушки.
– Не понимаешь. Не до конца. Потому что ты знала, кем я был, и что ты делала, ты знала все это время. Ты могла заставить себя поверить, что я другой человек, но ты помнила все, что я сделал. Как ты… как ты вытерпела, просто находясь со мной в одной комнате, Грейнджер? Я уже… про все остальное молчу. – В голосе его звучала смесь восхищения и отвращения.
– Я не буду тебе лгать и говорить, что это было просто, Драко. Не было. Я просто… воспринимала это как работу. Тем поначалу и жила. Но со временем мне… – голос ее сорвался.
– Тебе что?
– Мне… как-то даже начало нравиться проводить с тобой время.
– Да как так может быть? – спросил он недоверчиво.
– Не знаю, – всплеснула руками она. – Я этого определенно не планировала! Что ты хочешь, чтобы я сказала? Что на самом деле я тебя ненавидела? Что мои очевидно теплые чувства к тебе были просто хитрой уловкой?
– А были?
– Ну, конечно, Драко! И именно поэтому я все еще сижу здесь, когда любая другая, даже с половиной мозга, свалила бы еще несколько часов назад, если бы вообще появилась. Господи ты Боже мой!
– Ты не ответила на вопрос.
– Знаешь, ты, конечно, прости, что я сейчас поиграю с тобой в психиатра, но кажется мне, что ты спрашиваешь, как это я смогла простить тебя, чтобы самому понять, как простить себя.
– И вовсе нет, – быстро ответил он.
– Я не могу ответить на твой вопрос, – продолжила она, глядя ему прямо в глаза, – потому что не знаю, как простила тебя, да и простила ли вообще. Потому что для меня вопрос так никогда не стоял. Я не пыталась свести твое прошлое и настоящее в одну точку. Я просто любила человека, который был рядом со мной. И вот чем это кончилось.
Она непроизвольно клацнула зубами, закрыв рот, и отвела взгляд. Она определенно не собиралась позволить всему этому выйти наружу. Напряженную тишину, повисшую между ними, можно было хоть ножом резать. Он откинулся на диване и уставился в потолок.
– И ты все еще на это способна? – сказал он наконец.
Она медленно вдохнула и задержала дыхание на секунду, прежде чем ответ просочился между губ:
– А ты способен?
– Не переворачивай все с ног на голову.
– Но дело-то не во мне, Драко! Дело в тебе. Не у меня экзистенциальный кризис.
– Да если бы не ты, у меня бы не было «экзистенциального кризиса», Грейнджер!
– Отлично. Довольно. – Она поднялась. – Ты, очевидно, не хочешь…
– Я рад, что у меня экзистенциальный кризис, – выпалил он.
– Чего?
– Правда рад. Я… Слушай, мне нелегко это говорить. Пожалуйста, сядь, а? Спасибо. Я очень много об этом думал. Больше, чем ты можешь представить. То, что Министерство сотворило со мной и моей матерью – это полная хрень. Мы ничего плохого не делали. Просто старались не высовываться.
– Мы этого не знали… и не могли рисковать… – начала она.
– Дай мне закончить, Грейнджер. Что я пытаюсь сказать, так это вот: как бы жутко это все ни было… я просто… я не вижу другого способа, как я бы смог взглянуть на вещи иначе. Так что, Грейнджер… Гермиона, я то любезен, то холоден с тобой и веду себя как сволочь, потому что я теперь многого не понимаю, и я не знаю когда это прекратится и прекратится ли вообще. Но что бы я ни говорил, как бы я себя ни вел, я хочу чтобы ты знала, что я бесконечно благодарен за все то, что ты для меня сделала. Не Министерство. Ты.
– Драко, я была в Совете! Я согласилась на Рескрипсо!
– Это я знаю, Грейнджер. Просто дай мне…
– Нет. Послушай. Мне жаль, Драко. Мне искренне жаль, что мы…
– Мерлин, Грейнджер! Да ты даешь кому-нибудь хоть слово вставить? Я знаю, что делал с тобой и с людьми, которые тебе дороги. У тебя не было причин заботиться обо мне и ставить столько на кон ради меня. Мне это непонятно, но, видимо, только потому, что мы с тобой очень разные.
Это заявление в момент заставило ее замолчать.
– А может и нет, – сказала она наконец.
– Я бы для тебя такого не сделал, – пробормотал он. – Мы это оба знаем.
– Дрейк бы сделал, – прошептала она.
Он сглотнул ком в горле, несколько раз моргнул, но промолчал.
Она поднялась и направилась к двери.
– Я сейчас уйду. В этот раз не останавливай меня, пожалуйста.
– Не буду.
Он остался верен своему слову, даже не поднялся с дивана. Она взяла сумку и накинула ее на плечо.