Монументальная Тамара Семеновна и не знала, что ей опять повезло так же, как Софье: планы на счет ее убийства были расстроены киллером – «пофигистом», также, как, впрочем, и ее собственные планы убийства Соньки треклятой.

Соня заснула под руками массажиста, хотя это было непросто: больно было. Но усталось сморила ее в какой-то глухой, мутный сон. В нем Илларион ее спрашивал: – Ты позаботилась, чтобы сохранить моего ребенка». И от ужаса от того, что он мог бы быть прав, Соня проснулась. И тут же решила, что жениться им надо срочно и уезжать из России: если Илларион будет так думать, то его «оторва» Нана убьет Соню, не разбираясь – на всякий случай. Да и на Клода может виды иметь. Ну и разуверять Иллариона Софье не очень-то хотелось.

Стоит о черте подумать, как он тут как тут: на экране мобильного телефона высветилась надпись: Илларион. Соня хотела сбросить, но решила узнать, что надо этому гению преступного мира.

– Алло, – слабым голосом отозвалась она, – Я на процедуре, – наполовину соврала Соня, ведь массаж так и можно было бы назвать.

Михаил уже массировал ей плечи, а рука отошла совершенно, остался только багровый синяк.

Соня, у меня для тебя приятный сюрприз! – Илларион говорил иронично. Твоя свекровь написала и заверила у нотариуса дарственную на твою квартиру в пользу Софьи Орловой, поскольку сама Тамара Семеновна срочно уезжает из страны навсегда. И я ее убедил поступить справедливо.

Можно себе представить, сколько ногтей пришлось бы вырвать этой мегере с залакированными волосами, чтобы она отписала ей пентхаус, когда можно было за него побороться.

– Спасибо Вам огромное! Это царский подарок. – Искренне сказала Соня. Ей даже комок к горлу подступил.

– Тебе и твоему малышу, – улыбнулся в трубку Илларион. – При упоминании малыша Соня аж задохнулась от неожиданности. Ну, конечно, Гия же интересовался ее здоровьем в полном объеме!

– Чтобы избежать шантажа в будущем с твоей стороны, я проверил в больнице: ребенок не мой. Так что подарок – от чистого сердца, – Илларион рассмеялся, верно вычислив реакцию Сони.

– Еще раз спасибо, – закричала Софья в трубку. И испытала громадное облегчение.

– Не за что, поправляйся, – с отцовскими интонациями продолжил разговор Илларион. – Дарственную отвезу нотариусу, у которого оглашали завещание, – заверил он уже деловым тоном, и отключился.

Соня ликовала. Ей хотелось вскочить и прыгать на месте. Надо же, не придется судиться, доказывать что-то, просить о помощи свидетелей, которые неизвестно как относятся к ней теперь и могут быть Тамарой перевербованы! Камень с души упал и разбился.

Клод спросил, что случилось. Про тест на отцовство она ему не сообщила. А вот про дарственную на квартиру отъезд Тамары Семеновны – поведала. С восторгом.

Клода насторожило такое отношение преступного авторитета к его Соне. Но она так рада была известию, что квартира ее, что Клод отогнал от себя подозрения.

– Это надо отметить! Особенно учитывая тот факт, что мы толком не ели уже больше суток.

– Я последний раз ела пшенную кашу с компотом в больнице. После операции. – проявила Соня свою память.

– А я и вообще не помню ели что – то два дня. Только не хочется ехать переодеваться – мы ведь одеты для бани и машина у нас не с собой.

Массажист Миша, смахнув пот со лба, посоветовал им поесть тут же, в кафе при банях.

– Тогда и вас мы приглашаем. Ведь вы спасли мне руку, – позвала его в компанию Соня. Перевела Клоду сказанное ими с Мишей. И вся троица, одевшись, отправилась пировать.

Клод объел кафе в смысле чебуреков. Да и Соня о талии не думала. Зато Миша питался рационально – заказал себе три бутерброда с черной икрой и салат. Выпили шампанское, потом – пиво. А потом стали рассказывать анекдоты на русском и английском.

Если что – обращайтесь, сказал им Миша, проводив до входа в баню. Не жалею, что одного клиента пропустил из-за праздника. Красивые вы люди, – вдохновенно сказал он на прощание. И это было не комплементом, а истиной.

На улице опять был уже вечер и снова валил снег. Но небо больше не казалось Соне космическим вакуумом с проблесками звезд. Снег напоминал ей сребристое конфетти на празднике. В природе все и всегда нейтрально. И только настрой внутри делает мир привлекательным или отвратительным.

Соня подняла руки вверх, обнимая и ловя чудесные крупные снежинки и хлопья из них, – Спасибо вам, Ангелы, я так счастлива!

Клод не знал наверняка, что она сказала, но по – английски повторил то же самое.

Ангелы смущенно между собой переглянулись. – Не нас им надо благодарить. Мы же от них отвернулись с досады. Это не ангельское поведение.

Но и они про нас в тот момент не вспоминали, Проворчал Ангел Клода, – Как это у людей получается – верят, только когда им выгодно?

Ангел Софьи, подумав, возразил: – Они ведь считают, что это Бог их наказывает. А ведь он – как прекрасный отец: помогает, когда просят, старается предупредить о последствиях поступков. Но киллера уж точно не наймет для своего дитя! Людям Им указан безопасный путь по жизни в заповедях, но они с него сворачивают: то в тупик, а то и вовсе сигают с обрыва…

Соня и Клод опять спустились в метро. И теперь Софья затмевала всех вокруг, она просто сияла возвращенным счастьем, будто заново родилась, когда чуть не умерла не то от инфаркта, не то от горя расставания.

Поднявшись наверх из метрополитена оба наткнулись на киоск с цветами. Клод купил букет алых роз и Соня уткнулась в него лицом. С этого момента и до конца жизни она всегда покупала духи только с запахом роскошной розы – чайной, не церемонной, а алой, как кровь, пышной, как восточный наряд наложницы в гареме и пахучей, как рай. Потому что она поняла, что Клод сделает дома с лепестками. И не собиралась отказываться от секса, даже если он снова попытается ее не «утруждать». Жить и любить не может быть вредно.

И она, конечно, не ошиблась. В той самой спальне, где Соня сутки назад стояла и лежала перед окном на полу и умирала, Клод расстелил шелковую простыню поверх покрывала, рассыпал на ней лепестки. Свечей он в доме не нашел, но обнаружил сандаловые ароматические палочки и поджог их. Вскоре чудесный густой, сладострастный аромат навеял грезы о «Камасутре». Но, раздевая Софии, сопровождая поцелуями каждый предмет туалета по всей его площади, он обнажил умащенное при массаже апельсиновым маслом тело любимой. Она лежала, закрыв глаза, и тихонько мурлыкала, вскрикивала, стонала и пытаясь приглушить страсть даже мычала. Но чувства прорывались, глаза увлажнились. И в конце перед оргазмом она вдруг начала рыдать. И никак не могла остановиться. Напряжение последних дней нашло выход в своего рода оргазме сверху. Тепрь билось тело сразу в двух направлениях – вверх и вниз. Испугавшийся Клод гладил Соню по голове, как маленькую и тихонько шушукал что-то невнятное. И Соня постпенно перестала вздрагивать. И хотела было стянуть с Клода свитер и майку.

Но он не позволил себя раздевать:

– Уверен, что сегодня тебе нельзя что-либо делать вообще, поэтому отложим мое удовлетворение хоть на неделю. И все это время я буду тебя целовать всюду до тех пор, пока ты не получишь фейерверк оргазмов еще раз. А ты поможешь мне только рукой. Сожми его у основания и сжимая кольцо пальцев. Надеюсь, это полезно для возрожденной руки.

Соня была разочарована, что он в нее отказывается войти. Но понимала, что это не потому, что он этого не хочет. Потому что его джинсы уже не вмещали его эрекцию. А ведь он поцеловал только лицо, шею и грудь. А когда он затеял игру языком и клитором, Соня уже откровенно орала и вопила. Ее все трясло и передергивало от сладкой муки. Она привстала, освободив член Клода из плена джинсов, и припала к нему губами. Клод закричал от наслаждения и неожиданности и извергся фонтаном вверх.

– О Боже, я не вынесу этого неделю! – сказала Софья, все еще мучимая разбуженным внутри вулканом.

И она повалила на Клода на пол и села на вновь возбужденный член верхом, даже не спустив любимому джинсы.