Дело в том, что Ангел Софьи никак не мог к нему пробиться по интуифону – может за своими мыслями и грохотом праздничного неба он не улавливал импульсы между пальцами. А между тем Ангел Сони уже почти час ждал, когда Хранитель Клода внушит тому мысль вернуться в дом к Софье. Всю неблизкую дорогу до гостиницы мужчина возмущенно повторял: «Как она не понимает», «Как она могла!», «Что она делает с нами», вторя своему Ангелу.

В гостинице у него оказался не оплаченным номер, пришлось оформляться заново, вносить выставленные вещи. Это как-то сбила Клода с воинственного настроя. Он лег в горячую ванну.

И едва расслабившись, вдруг явственно представил, что в другой ванне так может лежать Соня с перерезанными венами. И тут же вскочил из воды. Наспех протираясь полотенцем, он натягивал на себя прежнее белье и одежду. Клод вдруг почувствовал, что минуты решают все.

Инфаркт у столь молодой женщины он предвидеть, конечно, не мог бы. Все же он не присутствовал лично ни при том, как из артерии ее матери бил фонтан крови, не тогда, когда новоявленный муж перерезал опять ту же артерию «розочкой» из бутылки у своего компаньона на глазах у Софии и пытался убить ее саму.

Опять же, не был он и при отказе тормозов в ее машине не видел лично, как Соня отчаянно развернула на полном ходу свою машину в столб из-за того, что отказали тормоза, и она одновременно хотела не убить кого-то и умереть вместе с мужем-садистом. Не был он с нею и в тот момент, когда она в прострации от горя бежала прямо под машины и прошла сквозь Ангелов. Словом, будь он врач, то понял бы, в какой опасности ее сердце. Но он только почувствовал, что Соня может что-то сделать с собой.

Гнев его улетучился. Он судорожно пытался вспомнить, что именно Софии говорила, после каких ее слов его охватила злость.

Его Ангел заботливо влил воспоминание в его голову из своей – ведь он тоже присутствовал при этой драме.

– Я боюсь любого брака, – выдала тогда Софья Клоду, собиравшегося срочно оформить брак с нею: – А, у нас все так…драматично, нелогично, быстро. Что если мы поссоримся уже в самолете? И я окажусь одна в чужой стране, что тогда меня ждет: бордель! У меня тут теперь скоро будет квартира. Свекрови придется уехать из страны.

А ты – ты уезжай. Видишь, какие тут нравы – зло за злом и злом погоняет. Но это родное зло. А оно все-таки лучше чужого. – Соня тогда опустила глаза, как перед прыжком в воду:

– Я никуда не поеду с тобой. Пусть лучше я всю жизнь буду уверена, что эта любовь была настоящей, а не очередным обманом, что ты и правда был моим мужчиной, какого я просила у Бога. Я отказываюсь от мольбы. Бог, Англы – они мало что могут изменить в материальном мире. А жить надо здесь и сейчас.

Воспоминания его немного успокоили – вроде бы она собиралась жить.

А он в тот момент подумал, что сам он без нее не станет жить. Твердо решил для себя.

Но Софи ничего не решает твердо. Каждый час ее мнения и настроения меняются. – Успокаивал Клод сам себя, И какой-то из «изменившихся» часов может стать последним. Поэтому Клод выбежал за дверь номера, стоптав задники ботинок пятками без носков, прихватив дубленку и надевая ее на ходу. К счастью, такси привезло кого-то с праздника в гостиницу, и даже ловить машину не пришлось. Но задержка предстояла позже: свой ключ он оставил у Софии в прихожей, чтобы избежать искушения вернуться. В прошлом браке он сам не раз умолял свою прежнюю жену уйти. И подумал, что если Софии хочет – он должен исчезнуть из ее жизни. Дурак! Дебил!!!

Когда Клод домчался, он долго звонил в домофон. Но Софи ему так и не открыла. Она сквозь боль и полудрему от воцарившегося в комнате мороза слышала переливы звонка. Но помнила, что у Клода есть ключ. А никто другой ее не мог заставить ползти к выходу. Тем более, что лежала она на втором этаже пентхауса, и ей предстояло спуститься по ступенькам в прихожую.

Клод не знал, что делать. И стал пинать дверь подъезда. К нему подошел сзади охранник агрессивно стал выводить его за ворота вокруг многоэтажки, что-то объясняя на непереводимом русском. Что-то вроде того, что раз не открывают – видеть не хотят.

Но Клод отбивался от него и отчаянно кричал «суицид».

Но охранник – бывший урка – не знал такого замысловатого слова. И, отпустив Клода, набрал номер на мобильнике и позвонил своему начальнику домой – заодно и с новым годом поздравил. Рассказал, что прорывается тут любовник адвокатской вдовы, ломится в дверь подъезда и кричит: «Суицид».

На удивление, начальник охраны не отмахнулся от сигнала. Он видел Клода и понимал, что тот зря тревогу поднимать не станет – не тот тип личности.

– Спроси у иностранца, он за Соню беспокоится?! Если да – то впусти. Тут в газетах писали, что она чокнулась от ревности. Может, и правда. И скорую вызови, срочно!

– Но как я его впущу, если у меня и ключа нет от подъезда, и тем более от квартиры. Там же бронированная дверь!

Да… озадачился начальник охраны.

Он решил ввиду таких обстоятельств сообщить Иллариону о странной ситуации: вдруг у владельца здания втайне от жильцов есть дубликаты ключей от дверей квартир. И тут он не ошибался. Но Софья-то недавно сменила замки!

– Сквозь звуки шлягера в доме голос Иллариона был почти не слышим. Да и долго объясняться с человеком, полноценно отметившим Новый год, смысла не было. Начальник охраны прокричал коротко:

– Софья Орлова умирает в закрытой квартире. Есть ли у Вас, шеф, дубликаты ключей от ее двери?

– Илларион потому и был лидером, что мыслил не стандартно.

– Она замки должна была бы сменить… Вызывайте пожарных и МЧС, дайте им на лапу, пусть поднимутся по лестницам снаружи, разобьют окно на верхнем этаже и откроют дверь изнутри для «скорой». Ее, надеюсь» вызвали?

– Только что. Ее Ромео тут у подъезда «кипишь» поднял.

– А… – чуть разочарованно протянул Илларион. – Пусть отношения с Соней он и не собирался продолжать, зная мстительность своей Наны, но все же он побывал с красавицей в постели. И его неприятно поразил тот факт, что у юной вдовы спустя день после этого появился любовник, из-за которого она, как писали в газетах, спятила.

– Насколько я знаю, ее хахаль – каскадер – пусть лезет вместе с пожарными в окно или вместо них. Я не против. – И Илларион отключился. Но взял на заметку себе ситуацией поинтересоваться.

Начальник охраны позвонил своим подчиненным и передал инструкции. В МЧС позвонил сам. И выехал на место: надо ведь спасателям будет зеленых забашлять для стимула, да и медикам придется рассовать по кармашкам их белых халатов приличную сумму.

Благо, в новогоднюю ночь пробок нет, да и все дома, принадлежащие Иллариону, строились кучно, в центре. Так что Гия – полное имя Георгий Цхелава (начальник охраны Иллариона и его двоюродный брат) жил в трех минутах езды от дома Софьи. Как и многие в группировке он в Софью был тайно влюблен. Но для тех, с кем ее муж – адвокат работал жена Павла была табу по многим причинам.

Надо сказать, что он, как никто, был в курсе всей истории Сони. И вновь открывшиеся обстоятельства к влюбленности прибавили жалость и желание защитить. Ведь только Гие, как родственнику, рассказал Илларион о том, что поведала Софья о своем замужестве, об его кастрации, о том, что муж ее подкладывал под зарубежных партнеров и избивал потом. Ведь, оказалось, что Павел женился на ней, чтобы скрыть, что Нана кастрировала именно его, выдав за неизвестного насильника. Гия изумился выдержке этой женщины, которая жила монашкой изредка становясь проституткой, и всегда под страхом смерти. Да еще потом в столб на машине врезалась. Столько жути на одну девчонку! Ей ведь теперь только двадцать два не исполнилось, в феврале будет день рождения.

С такими мыслями въехал в широко распахнутые по случаю чрезвычайной ситуации обычно широко распахнутые ворота покрытой по фасаду гранитом многоэтажной «свечки», в которой по одной квартире на два этажа.

Оказалось, что пожарная машина подъехала позже «скорой». Охранник уговаривал врачей подождать, не уезжать на другие вызовы. Гия просто подошел, пожал врачу и медбрату руку, в каждую свою ладонь, вложив по сотне баксов. Поздравил с праздником, принюхался к «Спасибо». И тяжело вздохнул – оставалось надеяться, что мастерство не пропьешь…