Ужас! Хочешь одного, а делаешь совсем другое! Вот эти бледные, страдальческие губы княжны. Кто может их сейчас «починить», кроме Кита? А он сидит, сам себя ненавидя и не зная главного — чью сторону принять. Кто тут теперь свой, а кто чужой? Лиза должна быть «своей». Без кавычек. Но тут этот прихвостень Председателя мира, с которым еще недавно воевали почем зря. И кто на чью сторону перекинулся, как разобраться? Может, этот Суперпрезидент будущего сумел всех завербовать…
— Ну да. У каждого свои проблемы, — признал Кит. — Я понял. Чего делать-то?
Послышался монументально-трагический вздох бывшего полковника царской охранки. То ли по поводу общей проблемы — неизбежной и опасной встречи со Спящей Охотницей. То ли по поводу проблемы частной — этих необъяснимо дурацких и непреодолимых неладов между княжной и Китом.
— Позвольте показать, княжна? — как-то уж совсем обреченно спросил он.
— Показывайте, полковник. Показывайте, — не открывая глаз, устало повелела Лиза тоном «куда теперь денешься».
Лев Константинович глубоко залез к себе в полушубок, будто до самого сердца добирался.
— Вот Никита Андреевич, — кряхтя по ходу, говорил он, — имеется одно необычное изображение. Оно доставлено из будущего, не стану объяснять как. Велено предъявить вам.
Полковник вынул, наконец, этот предмет — на вид прямоугольник полупрозрачной, плотной пленки стандартного «фото-размера» десять на пятнадцать.
— Полюбуйтесь… Недурна собою куколка, верно? — как бы с опаской проговорил он.
И показал. При взгляде не сбоку, а прямо «это» оказалось фотографией-голограммой…
Кома-два! Иначе не назовешь того, что случилось с Китом.
Она была как живая, смотрела прямо в душу… Эта девочка лет эдак… ну, ровесница Кита, не иначе.
Лучшее, что мог сделать Кит, — это закрыть глаза, как уже сделала княжна. Он закрыл… Но голографическое изображение Спящей Охотницы, спавшей, выходит, с открытыми глазами и теперь смотревшей на Кита пристально, опасно, прицельно… и как будто умоляюще, никуда не делось. Оно словно отпечаталось на сетчатке Кита — золотистым ожогом.
Кит невольно попытался сравнить эту светловолосую, хоть и стриженую под ёжика, девочку-ровесницу, с Леной Пономаревой… Ну, это было все равно, что сравнить тот слащавый портрет любимой кисули, вывешенный Леной у себя «Вконтакте», с белым барсом на снежной вершине, освещенной солнцем. А если сравнить ее с Лизой…
И вот тут Кит совсем похолодел среди холодных зимних туч. Он понял, что случилось. Он впервые в жизни понял значение этого слова, когда оно не в твоей душе, а в душе близкого человека.
Слово это было — ревность…
Так вот чего так опасалась княжна Лиза! Вот почему она закрыла глаза! Чтобы не видеть лица Никиты, когда он увидит Спящую Охотницу!.. Пономарева на ее месте наверняка бы, напротив, вытаращилась бы… чтобы, если что, разозлиться на Кита по полной программе, и устроить, типа, сцену, какие она иногда любила закатывать Думу. А Лиза…
— Она — киборг, — сказал Кит с такой уверенностью, будто был самым главным знатоком киборгов во вселенной.
Глава третья,
целиком посвященная неразгаданным тайнам души
Лев Константинович охнул и снова перекрестился, только на этот раз — мелко и быстренько.
— Свят, свят, свят, — так же рассыпчато пробормотал он. — Что за птица такая?
— Она, наверно, — киборг, — громче повторил Кит, будто это и был единственно возможный ответ на вопрос… который он, по правде говоря, даже не услышал, находясь в своей новой маленькой коме.
Он неспроста повторил… Сначала он сказал, чтобы успокоить княжну Лизу: «Лизон, проблемы нет: она ведь — железка такая, и ревновать меня к ней — все равно что ревновать к стиральной машине… ну, с кучей опций всяких». А потом он попробовал успокоить самого себя: если она — киборг, то ты — придурок, если и в нее втюришься…
А вдруг нет, не просто киборг? Кит слышал, как папа однажды проронил с затаенной опаской, словно отстраняясь подальше от чего-то, такие слова: «Красота — страшная сила!». На что тогда папа смотрел, Кит не помнил, давно дело было. Они в зоопарке гуляли, но папа смотрел не в клетку с перуанскими ламами, а куда-то в сторону, а Кит в этот момент на своем старом мобильнике «Поле битвы» добивал… И тут оно обрушилось. То есть не тогда, а сейчас. Если эта девчонка с густым серебристым ёжиком на головке красивой такой, просто совершенной формы, а еще с золотистой — «персиковой!», с ужасом осознал свои познания Кит — кожей и вишневыми угольками глаз — были они как те, угрожающие угольки в глазах барских львов, только живые угольки, а не паровозно-топочные, как у железных зверюг, — если вся эта Спящая-С-Открытыми-Глазами-Охотница в голубом костюме, типа, дайвера, не просто киборг… То даже если она не убьет Кита, когда он ее починит, все равно Киту — конец! Он не знал, что делать. И как со всем этим теперь справиться.
— Так что же она такое, если — киборг? — донесся до Кита голос княжны — требовательный, но осторожный.
«У меня дома самолет может упасть, а в нем — мама. Отправьте меня домой, в мое время, а?» — вот что захотелось выкрикнуть Киту в ту минуту… Но он уже знал, что в этой игре нельзя перескочить через несколько уровней… Самолет замер там в небесах его века — и всю дорожку к нему он обязан пройти по-честному… не сидя дома, перед ноутбуком, в игре! Впадать в истерику, рвать волосы на голове — бессмысленно, этим только скорее погубишь самолет и маму. Надо собраться, взять волю в кулак, все страхи перебить, как чудовищ в стрелялке.
— Киборг — это кибернетический организм. У него одни органы — нормальные, как у человека, а другие — искусственные… ну, синтетические, — пояснил Кит с учетом того, что пояснял людям отсталым, из прошлого века.
— Так позвольте узнать, он изначально человек или кукла? — полюбопытствовал Лев Константинович.
Кит подумал. Получалось из его научно-фантастических познаний, что в начале был человек.
— Вообще-то, это в начале человек… Ну, в большинстве случаев. — «Эх, Википедию бы сюда!» — взмолился Кит. — Но он либо заболел, либо попал в какую-нибудь катастрофу… Или его надо улучшить для жизни в космосе. У него заменяют органы… и все такое.
— И если у него все заменить, он перестанет быть человеком? — хитро прищурился Лев Константинович.
Кит подумал. И честно ответил:
— Не знаю… Если все заменить. Ну, и мозг тоже.
— И сердце? — вдруг подала голос княжна.
— Сердце — это вообще… С искусственным сердцем у нас и сейчас много людей ходит, — с необъяснимым облегчением сказал Кит.
— И они все еще люди? — вдруг строго сведя брови, спросила княжна.
Кит вспомнил таких людей, которых показывали по телевизору. Они улыбались счастливо… благодарно… и робко… Конечно, люди!
— Конечно, люди! — так и бросился на их защиту Кит… но тут же взял себя в руки. — Нет, ну если еще и мозг заменить… — Он подумал, возможно ли это в будущем… наверно, возможно. — Тогда уж не знаю…
— Тогда просто откройте нам, будьте так любезны, ваше мнение, славный представитель будущей расы, — с той же примиряющей, но лукавой хитрецою, попросил Лев Константинович. — У этого вашего киборга душа есть?
Кит не знал, что ответить. Совсем не знал! Потерялся! Вот бы порыться насчет души в Википедии… Кит спохватился, сунул руку за пазуху. Коммуникатор был на месте, в кармане джинсовой куртки, под шинелью. Пули, слава Богу, в него не попали… Кит чуть не вытащил его, но опять спохватился — в 1918 году Интернета еще не было, это точно!
— Позволю себе подсказку, — проговорил Лев Константинович и покашлял, как бы давая Киту собраться на экзамене. — Остается ли она, душа, там, в этом переделанном организме до конца? Или терпит-терпит, пока из ее власти вырывают те или иные важные органы тела и заменяют их, а потом, когда искусственного в теле становится больше, чем естественного, она не выдерживает такого насилия, холода и тяжести заправленного в тело железа… или чего у вас там заправляют?