Если я соглашусь помочь Олегу и каким-то непонятным образом помешаю
помолвке Арсения Валерьевича и Светланы, то эти дети потеряют возможность
вновь обрести семью. Хочу ли я этого? Смогу ли я жить с этой ношей на сердце? Да
и с чего он вообще взял, что учитель любит меня? Возможно, я нравлюсь ему - и
это немудрено, ведь мы столько времени провели вместе. А что, если у поступков
Олега иные мотивы? Может он любит Светлану и пытается таким образом отбить
девушку у друга? А тут я, вся такая несовершеннолетняя и по уши влюбленная в
учителя, и он решил использовать меня в своих целях, а на последствия ему
плевать...
Я все еще ломала голову над тем, как поступить, когда услышала смех Арсения
Валерьевича, а затем и приятный женский голос, принадлежащий, вероятно,
Светлане. Они были где-то поблизости. Я почти ощущала их присутствие.
- Ну? - вопросительно вскинул брови Олег. - Что ты решила, Мила?
- Я не могу...
- Что? - недоверчиво сузил он глаза.
- Я не могу поставить свое собственное счастье выше счастья этих детей. Им
нужны родители.
- Какая же ты все-таки идиотка, Мила! - прорычал Олег и, стиснув меня в
стальном кольце своих рук, самовольно прильнул к моим губам. Глаза мои
расширились, сердце неистово забилось в груди. Я попыталась вырваться, но
мужчина проявил изумительное упорство, удерживая меня. Тогда я сжала губы,
изо всех сил противясь поцелую. Хмыкнув, Олег продолжил целовать мои
сомкнутые губы, не делая никаких попыток разжечь во мне ответные чувства.
- Не вырывайся, Мила, - неожиданно выдохнул он мне в губы, по-прежнему
страстно сжимая меня в объятьях. - Я не хочу делать тебе больно. Пожалуйста...
позволь меня тебя поцеловать…
12
Я зажмурилась и попыталась расслабиться. Но меня словно сковали цепями. Я
едва могла двигаться, тело одеревенело, а вся моя сущность была наполнена
отвращением к себе и к этому по сути незнакомому мне мужчине.
Тогда я открыла глаза и увидела Арсения Валерьевича. Он стоял в нескольких
метрах от нас - странно напряженный, с стиснутыми кулаками. Его взгляд
прожигал меня насквозь, ноздри нервно раздувались.
- Олег! - услышала я его стальной голос, вздрогнув, словно от удара. - Что, черт
возьми, ты творишь?
Не спеша, Олег оторвался от моих губ и, подмигнув мне, выпустил из объятий.
- А, дружище! - обернулся он к другу как ни в чем не бывало, улыбаясь во все
тридцать три зуба. - Не ожидал тебя здесь увидеть.
Арсений Валерьевич пропустил эту шутку мимо ушей и перевел взгляд на
смущенную меня.
- Мила, что вы здесь делаете?
- Я...
- Она со мной, - приобнял меня за талию Олег. - Надеюсь, ты не против?
На скулах учителя задвигались желваки.
- Олег, могу я переговорить с тобой? - произнес он сурово. - Наедине, - добавил
он, едва взглянув на меня.
- Мила, ты не против? - прикоснулся Олег к моей щеке.
Я покачала головой, говорить не было сил.
Они направились по направлению к какому-то кабинету, а я в изнеможении
прислонилась спиной к стене, едва не падая на подкашивающихся ногах.
В сумочке запиликал айфон.
- Мила, ты где пропадаешь? - раздался в трубке суровый голос матери.
- Э... Я... у друзей...
- Где именно? Я могу приехать за тобой.
- Не нужно, мам, - произнесла я слегка дрожащим голосом. - В этом нет
необходимости.
- Ты уверена? У тебя есть деньги на такси?
- Да. Я скоро буду. Не беспокойся.
- У тебя все хорошо? - встревоженно поинтересовалась мама. - Ты как-то странно
говоришь.
- Мама, я в порядке. Устала немного. Меня друзья подвезут.
- Ну смотри, Мила. Я полагаюсь на твое благоразумие.
Я тупо посмотрела на экран, оповещавший мне, что "звонок завершен", затем
уставилась на размытое - из-за пелены слез - отражение в висевшем напротив
зеркале.
Хрупкая фигурка в длинном, цвета спелой черешни, струящемся шелковом
платье, абсолютно закрытом спереди и обнажавшим красивый - что уж
скромничать? - изгиб спины сзади. Бледное лицо, обрамленное распущенными
каштановыми волосами, потускневший взгляд и грустные карие глаза, в которых
по-прежнему стояли слезы.
Идиотка! Какого черта я сюда притащилась? О чем только думала, наряжаясь в
это дурацкое платье? Чего я ждала? Что Арсений Валерьевич тут же упадет к моим
ногам, сраженный моей неземной красотой? Или может быть надеялась, что он все
еще помнит тот поцелуй и что ему просто нужно время, чтобы понять как сильно
он меня любит? До каких пор я буду наступать на одни и те же грабли? Ведь жизнь
неоднократно доказывала мне, что я недостойна счастья, что все, кого я люблю,
равно или поздно оставят меня...
- Мила?
Я вздрогнула, открыв глаза. Из зеркала на меня смотрело два отражения. Мои
сверкающие от слез глаза встретились со странно потемневшими глазами учителя.
- Позвольте, я отвезу вас домой, - произнес он, когда я обернулась, и мы оказались
лицом друг к другу. - Я вижу, вы устали. В вашем положении нельзя
перетруждаться...
В моем положение?
Черт. Он же думает, что я беременна.
Так значит, вся эта забота, жалость - все это из-за мнимой беременности? То есть
сама я ничего не значу для него? Он по-прежнему видит во мне провинившуюся
девчонку, которая нуждается в наставлении и покровительстве...
И тут я рассвирепела.
Да сколько можно бегать от собственного "я"?! До каких пор мы будем играть в
эти дурацкие игры под названием "у кого лучше получится скрыть свои истинные
мотивы и чувства"? Разве мы не взрослые люди, которые обязаны отвечать за свои
поступки, говорить то, что думают, и прислушиваться - хотя бы изредка - к голосу
совести и рассудка?
Все! Устала! Достало меня это притворство! Не хочу строить из себя ту, кем я не
являюсь на самом деле!
- Я не беременна, - произнесла я, высоко задрав голову. - Я выдумала это, чтобы
насолить вашей невесте. Между мной и Темным ничего не было. Я девственница,
понятно вам? А сюда я пришла, чтобы... сказать, что люблю вас. Но я ни в коей
мере не претендую на ваше сердце. Разве могу я конкурировать с мертвой
девушкой? Ведь она была и будет вашей единственной любовью, не так ли? Мне
лишь остается... пожелать вам счастья, вам и вашей очаровательной невесте, и
попросить... Позаботьтесь, пожалуйста, о Маше и Саше, станьте для них такими
родителями, о которых они могли только мечтать, любите их, как родных, пусть
они ни в чем не будут нуждаться...
- Что-то еще? - спросил он, в упор глядя на меня. Каменное лицо, непроницаемый
взгляд.
У меня закружилась голова, стало больно дышать.
И это все, что он может сказать? "Что-то еще?"
Мне захотелось топнуть ногой, наорать, залепить ему пощечину, послать его куда
подальше... Но я лишь глубоко вздохнула, выдержала короткую паузу и
произнесла еле слышно:
- Да, есть еще кое-что...
И шагнув ему навстречу, я в неудержимом порыве обхватила его лицо ледяными
руками и прильнула к его губам, закрыв глаза и задержав дыхание. Арсений
Валерьевич молча стоял, не делая никаких попыток обнять меня. На поцелуй он
так и не ответил.
- Простите меня, - прошептала я, оторвавшись от его губ. - За все.
А потом я подхватила подол чертова платья и выбежала из холла - прямо на
улицу.
- Уверена, что это нужно? - спросила мама, протягивая список необходимой мне
литературы.
- Уверена, - решительно кивнула я, забираясь с ногами на постель и углубляясь в
чтение.
Последние две недели были насыщенными на события.
После вечера в честь помолвки Арсения Валерьевича и Светланы Александровны
