виноваты. Как вам вообще могло прийти такое в голову?! Это же абсурд! Я думаю -
нет, я уверена! - что не будь вас рядом, Жене было бы в сто, в тысячу раз тяжелее.
Вы ведь так любили ее. И она это чувствовала, я уверена. Если бы мой папа знал,
как сильно я его люблю... Но в тот день, когда он скончался из-за травм в
больнице, я была в гребаном лагере и даже не смогла с ним попрощаться. Вы же
сделали все, что было в ваших силах. Вы не должны винить себя.
- Спасибо, Мила, - накрыл он своей ладонью мою руку. - Вы умеете утешить.
- Учитель хороший был, - улыбнулась я ему. - Ну так что... Вы отвезете меня к
гаражу?
Арсений Валерьевич пристально посмотрел на меня.
- Нет, - сказал он, вставая. - Оставайтесь лучше у меня. Но никому ни слова,
понятно?
- Понятно.
Я вынула из коробки палитру с красками, огромный альбом и карандаши. Хм...
- Арсений Валерьевич?
- Да, Мила? - уже с кухни донесся до меня голос учителя.
- А вы когда-нибудь позировали Жене?
- Да, а что? - насторожился он.
- Мне нужно потренироваться в пропорциях мужского тела... - смущенно начала
я.
- Кхм... чего?
- В пропорциях мужского...
- Это я слышал, - перебил он меня. - Вы хотите, чтобы я позировал вам? И как вы
это себе представляете?
- Ну... Вы могли бы лечь на диван, а я...
- Нет! - отрезал он, отняв у меня альбом с карандашами. - Тренируйтесь на своем
Жданове.
- Да он крутиться вечно, - обиженно поджала я губу. - И... тело у него не такое
натренированное...
- Что? - опешил от моего нахальства учитель. - Так вы собирались меня...
обнаженным что ли рисовать?
- Э... Ну... Не совсем. Вы могли бы прикрыться чем-нибудь...
- Нет. И даже не думайте об этом.
Позвонили в домофон.
- Кажется, пиццу доставили, - хихикнула я. - Прощай, плоский животик!
Через пятнадцать минут мы уже во всю поглощали "Маргариту", запивая ее колой
и болтая ни о чем.
Тема с позированием была закрыта.
9
После такого спонтанного, но очень вкусного ужина Арсений Валерьевич отдал в
мое распоряжение спальню, а сам лег на диване в гостиной.
Лежа в кровати, я прислушивалась к размеренному дыханию учителя и в какой-
то момент мне вдруг жутко захотелось, чтобы он был рядом. Желание коснуться
его кожи, ощутить вкус его губ было настолько острым, что я застонала и засунула
голову под подушку.
Идиотка. Кретинка! Попалась в собственные сети. Хотела соблазнить учитель, а в
итоге втюрилась в него по уши. И что мне теперь с этим делать? Попытаться
разлюбить? Но с каждым днем учитель завораживал меня все сильнее. А сегодня я
и вовсе узнала его с совершенно иной стороны, о которой в школе вряд ли кто-
либо догадывался. А этот его взгляд... его улыбка...
Черт! Мила, не сходи с ума! Тебе нельзя влюбляться в учителя. Да и Арсений
Валерьевич вряд ли захочет дважды вступать в одну и ту же реку. Потому что если
о наших отношениях станет известно маме, не сносить головы ни мне, ни ему. Да и
кто вообще говорит об отношениях? Арсений Валерьевич никогда не полюбит
такую, как я. Мало того, что характер скверный, в чем я не раз предоставляла ему
возможность убедиться, так еще и фигурой не вышла и на лицо - мышь убогая.
Возможно, он никогда не скажет мне об этом в глаза - воспитан как-никак, но
подумает - а это еще хуже.
Я снова застонала и едва не подскочила на кровати, когда на мое плечо легла чья-
то рука. Вернее, чья это рука я примерно догадывалась. Но что ему понадобилось
от меня посреди ночи?!
- Мила? - услышала я сонный голос учителя. - Вы в порядке? Вы стонали, и я
подумал...
- Э... Нет-нет. Все хорошо. Мне просто... кошмары снились...
- Точно все в порядке? Может воды? Или еще чего?
- Нет. Если только...
- Да?
- Вы не могли бы полежать со мной рядом... пока я не усну?
- Мила, я...
- Я не принуждаю вас. Если вы считаете это неприемлемым, я пойму.
Я видела, как блестят в темноте его глаза, как бурно вздымается грудь под белой
футболкой. Наконец, он вздохнул, также молча развернулся и вышел из комнаты.
Да уж. Кажется, я вконец обнаглела. О чем я вообще думала, ляпнув подобную
чушь? "Не могли бы вы полежать со мной рядом?" Ты серьезно, Мила?
Я села в постели, обхватив колени руками, и уже собиралась всласть себя
обругать, когда услышала легкий скрип половиц, а через пару секунд в комнату
вошел Арсений Валерьевич с подушкой и пледом в руках.
- Двигайтесь, - произнес он как ни в чем не бывало.
Я послушно отодвинула свою подушку к противоположному краю и с
замирающим сердцем принялась наблюдать, как Арсений Валерьевич положил
свою подушку на соседнюю сторону, а затем растянулся на постели во весь свой
немаленький рост, в нескольких сантиметрах от меня. Кажется, в ту минуту я даже
забыла как дышать. Так с отвисшей челюстью и глазела на повернувшегося ко мне
спиной учителя, пока не услышала насмешливое:
- Как же вы собирались рисовать меня обнаженным, если так реагируете на мое
присутствие?
Он еще смеет издеваться надо мной?
Я вернула нижнюю челюсть обратно и легла на бок, едва не касаясь грудью
широкой спины учителя. Я легонько подула на его шею и ощутила, как напряглись
мышцы его спины. Арсений Валерьевич резко втянул в себя воздух.
- Мила, соблюдайте, пожалуйста, дистанцию, - хрипло произнес Арсений
Валерьевич спустя какое-то время. - Иначе я уйду.
- Я смущаю вас? - придвинувшись ближе, шепнула я ему на ухо.
- Меня смущают ваши действия, - раздраженно бросил он и сел на постели. -
Ответьте мне на один вопрос, Мила. Почему вы из кожи вон лезете, чтобы казаться
плохой? Вы ведь не такая на самом деле.
- А какая я? - с вызовом посмотрела я на него снизу вверх.
- Знаете, кого я вижу, смотря на вас? Маленькую заблудившуюся девочку,
одинокую и беззащитную, истосковавшуюся по любви и просто немыслимо
нуждающуюся в нежности и ласке. Но я не тот, Мила, кто сможет дать вам все это.
Однажды вы встретите мужчину, который сможет разглядеть в вас то, что вижу я.
Только с таким человеком вы сможете быть счастливы...
Он говорил еще что-то, но я уже не слушала. Соскочила с кровати и бросилась в
ванную комнату. Там меня снова вырвало. Опустившись на пол возле унитаза,
обхватила голову руками.
Разве мог учитель знать, какую боль причинял своими словами, лишая надежды
и обнажая давно похороненные чувства? Значит он пытался помочь... Как
психиатр душевно больному человеку. Да кто я, собственно, для него? Лишь
девчонка, в которую он имел неосторожность вселить надежду... Нет, я с самого
начала понимала, что возможность того, что учитель полюбит меня, была
слишком... ну просто ничтожно мала. Но мне почему-то казалось (или же я просто
хотела в это верить?), что он видит во мне не только девочку, у которой умер отец и
которой необходима его помощь. Потому что именно так думали все остальные:
многочисленные психологи, по которым таскала меня мама после смерти отца,
учителя, жалость которых - неприкрытая, едва ли не выставленная на показ -
заставляла меня из кожи вон лезть, чтобы сочувствие в их глазах сменилось чем
угодно, пусть даже злостью или презрением. А ведь я действительно думала, что
наконец-то встретила человека, который рассмотрел во мне личность...
Какая же я дура! Почему мне нужно обязательно что-либо доказывать? Учителю -
что я вовсе не маленькая девочка, матери - что самостоятельная и что рисовать -
мое призвание, Темному - что я не девушка на одну ночь, Катьке Перовой - что я
все-таки могу соблазнить учителя... Ну и чего я добьюсь, доказав им все это?
