У Драко было только это, только эта связь с внешним миром, другого выхода не было. Конечно, другой выход был, зачем врать, вот только этот выход являлся для парня верной смертью. Люциус страшно разгневался после того, как его сын ушел с егерями, променяв шелк статуса аристократа на оборванное существование. Но Волан-де-Морт во время очередного собрания пресек Люциуса, сказав, что для мальчика нет сейчас лучшего шанса оправдать себя.
«…сначала такой триумф, когда твой сын убил Дамблдора, а потом такой позор. Он сбежал с мальчишкой Поттером!» – доносились сплетни с того собрания, когда Темный Лорд наказывал Люциуса. А наказывал он прям от души, мучая Малфоя-старшего так, что от его криков трещали окна в непрочных рамах поместья чистокровных.
Это все, чем Драко дорожил – вот такое существование. У него и вправду ничего больше не осталось, кроме воспоминаний. И уже в тот момент, когда прошлая школьная жизнь начинала казаться сном, парень в бешенстве бежал к Скабиору и вымещал на нём всю злость. Ругань, крики, практически драки, но потом слизеринец успокаивался, а всепонимающий – и как Скабиор вообще в егеря подался – мужчина усаживал Драко рядом у костра и говорил с ним, просто говорил, часами напролет. Они говорили обо всем, и из этих разговоров Драко многое узнал о своем «начальнике». Хоть главным в стае был Фенрир Сивый, Скабиора все слушались даже больше, чем самого оборотня. Скабиор следил за собой, как бы смешно это не звучало, учитывая условия, в которых им приходилось жить. Заношенные и порванные, на первый взгляд, штаны и мантия на самом деле были многократно зашиты, и на них стояла гравировка, неприметная сразу. Скабиор был егерем не всегда. Худое его лицо, обезображенное шрамом в полщеки, не выражало особых эмоций, когда они не требовались, ведь в работе охотника самое главное – держать себя в руках: жертвы обычно не слишком согласны с тем, что их хотят убить. Скабиор редко улыбался, но когда тень усмешки все же проскальзывала на его губах, это казалось лучом света в этом постылом мраке ущербной жизни. Он не хотел быть егерем, никто не желает им становиться, но после очередного падения Министра Магии (уже не припомнить, какого по счету), Скабиор покинул свой пост – он был заместителем начальника по работе с маглами. Веры в победу чистокровных, веры в победу Волан-де-Морта у мужчины никогда не было, но когда закончились последние кнаты в копилке бывшего сотрудника Министерства – а в тот момент Первая Магическая Война была в самом разгаре – Скабиор подался в егеря. Прислужник Министерства, но не настолько ему обязанный. И в одну из «битв местного значения» Волан-де-Морт спас его. Немыслимо, невообразимо для образа Тома Реддла, но это было так. Им надо было захватить кого-то или что-то, никому точно даже не было известно это, был отдан приказ убивать всех и каждого. Что ж, егеря слепо вершили суд над невинными волшебниками, но в этот раз все пошло не так: множество волшебников, которые именовали себя Орденом Феникса, выскочили вперед, заслоняя собой что-то, и дали отпор. Бой был удачный, если рассматривать его с точки историка.
-…но когда ты там, ты видишь это все совершенно по-другому…
Они в очередной раз сидели у костра, и Драко с упоением слушал эту историю. Совершенно спокойный сейчас, кроме того, что заинтересовался жизнью Скабиора. Его истории были для Малфоя отдушиной. Он читал Скабиора как книгу, и мужчина с удовольствием рассказывал о себе ещё и ещё. Было видно, что ему давно хотелось поделиться своими переживаниями, да только кто поймет. Но теперь, теперь рядом есть Драко, которому на самом деле интересно, который не прикидывается другом, который вправду становится для Скабиора другом.
- А ты когда-нибудь любил? – осмелился задать интимный вопрос Малфой.
- Нет, мне повезло, я не был рабом этой слабости, – поэтично ответил егерь.
– А ты?
- А я любил. Вернее, люблю. Скаб, послушай, – он развернулся к мужчине, – мне нужна помощь. Помнишь, я рассказывал тебе про Гермиону?
- Помню, конечно… – улыбнулся Скабиор, но улыбка быстро исчезла с его лица: – И не думай, Драко, не смей подвергать её опасности.
- Ты рассказывал мне про те средства связи, которые вы использовали, чтобы Министерство не отследило вас. А если так попробовать?
- Это очень рискованно, Драко, но…И не смотри на меня так. Я не рыдал на «Омелия покидает Хогвартс»*, не растрогаюсь и сейчас, – он шутливо пригрозил Малфою пальцем.
- Я не могу так больше, – жалобно произнес парень. – Мне нужно увидеть её, прошу.
- Ох, хорошо, – сдался Скабиор, театрально вздыхая. – Но только если ты попадешься, пеняй на себя. Я тебя предупредил. Если что-то случится, ты не имеешь права выдавать нас, и меня в частности, понял?
- Понял. Рассказывай уже детали.
Месяц тянулся слишком долго. Слишком медленно и в то же время слишком быстро. У Гарри и Гермионы была куча времени на решение одной проблемы, и параллельно катастрофически мало было дано на решение другой. Дурсли были предупреждены и уговорены, хотя они меняли решение по сто раз на дню (руководил «парадом» Вернон Дурсль). И пусть Гарри уже давно махнул на это рукой, Гермиона упорно доказывала им по десятому, а может, и по сотому кругу, что их упрямство ни к месту, что им надо доверять Гарри и Ордену, что в Министерстве небезопасно и что им надо будет покинуть этот дом, если им дорога жизнь. Когда сил не хватало у Гермионы – после криков дядюшки Вернона любой сойдет с ума – они закрывались в комнате Гарри, ставили Оглушающее заклятие и вновь продумывали план поиска крестражей. Где они могут быть, с чего начать, как они вообще выглядят? Четко разобрались ребята только в том, что все крестражи должны быть очень значимы, иметь большую ценность для Волан-де-Морта. Гермиона предлагала Гарри множество вариантов того, где может находиться чаша Хельги Пуффендуй, но парень со временем вообще начал отрицать то, что она может быть крестражем.
- Подумай, Гарри, ведь ты видел память Волан-де-Морта, ты знаешь, как для него это важно. Значит, чаша может быть одним из крестражей.
- Я уже ни в чем не уверен. А может, у меня галлюцинации и тебя тут нет?
- Хватит страдать ерундой, сосредоточься на чем-то более важном, чем жалость.
- У меня самобичевание через 15 минут, не выбивай меня из графика.
- Твоя ворчливость, видимо, заразна, – вздыхала Гермиона.
И они, точнее, она, по новой прокручивала варианты того, что может быть крестражами и где они в таком случае могут быть.
В один из таких дней, в принципе, ничем не примечательных, когда до совершеннолетия Гарри оставалось две недели, возле дома на Тисовой улице раздался хлопок. Кто-то трансгрессировал, не иначе. Гермиона, которая первая услышала этот звук, пробормотала что-то Гарри, который в недоумении посмотрел на неё, резко выронившую свой тост с джемом и убежавшую в коридор. Волшебная палочка всегда была при себе. Использовать магию в присутствии маглов запрещено, но ничего страшного, у Министерства достаточно поводов и без этого, чтобы упрятать юных волшебников в Азкабан.
Она рванула дверную ручку на себя как раз в тот момент, когда Драко хотел постучаться. Обескураженная, взволнованная, забывшая про все обиды. Она сейчас перед тобой, ну чего же ты стоишь тут, глупец? Подойди и обними ту, ради которой рискуешь жизнью. Но Драко просто стоял, глядя на неё, как в первый раз.
- Зачем ты пришел? – прошипела Гермиона.
- Я…ты мне нужна.
- Ты мне не нужен, Драко, – процедила она, выходя на порог.
- Кто там? – подал голос спешащий на помощь Гарри.
- Все нормально, я разберусь сама, – так она обычно отвечала, когда к ним навязывался продавец библии или пончиков.
- Я люблю тебя…
- Сколько ещё раз мне сказать, что ты мне не нужен, Драко?
- Я не верю этому.
- А чему бы ты поверил?
- Ну скажи наконец правду, неужели это так сложно?!
- Это не сложно, потому что я уже сказала правду.
- Ты хочешь, чтобы я ушел?
- Без сомнений.