Балаш. (загораживая ей дорогу). Гюлюш!
Гюлюш. Уйди с дороги, Балаш, не путайся в ногах! Возьми лучше эту чадру, брось в сундук и крепко запри. (Снимает с Севиль чадру и бросает Балашу. Ведет Севиль за руку к столу). Иди, Севиль! Общество иногда кружит голову, но ты не бойся, уверенно ступай! Знакомься. Это Эдиля, целуйтесь. В светском обществе принято целоваться с гостями. Так! Это Абдул-Али-бек. Постой-постой, его целовать не надо, еще жена драться начнет. Целовать можно только вдовцов, и то тайком. А это, как он сам говорит, или господин Корыто, или господин Поднос. Кому как нравится, а ему все равно.
Мамед-Али. Ничего подобного, меня звать господин Кувшин.
Гюлюш. Очень приятно. Одним словом, господин Инвентарь. Ну, это мой отец. Он одет в платье покойника, но ты не бойся-это временно.
Балаш. Гюлюш...
Гюлюш (не обращая внимания). Теперь садись рядом со мной.
Эдиля. Но у Севиль нет бокала...
Гюлюш. Она и без того пьяна.
Мамед-Али. Дайте ей чашку.
Эдиля. Шах и мат, Гюлюш. Если она не будет пить, и я не буду. Балаш, слово за вами.
Балаш. Нет, нет, она пить не будет.
Севиль. Я в жизни не пила... Я не умею...
Эдиля наливает ей водку.
Гюлюш. Ты подожди, я принесу твоего ребенка - как бы он не заплакал там (быстро уходит).
Атакиши. Слушай, Севиль, что у тебя там в стакане?
Севиль. Клянусь, я сама не знаю.
Мамед-Али. Это водка. Голова болит - пей водку. Глаза болят - пей водку, и из чашки.
Абдул-Али-бек. Совершенно верно. И я сейчас об этом думал.
Входит Гюлюш с ребенком на руках.
Эдиля (идет ей навстречу и холодно останавливает ее; тихо). Гюлюш!
Гюлюш. Вам, мадам, стало жарко? У нас есть холодная вода.
Эдиля. Гюлюш, бросьте колкости. Скажите, чего вы от меня хотите?
Гюлюш. Сострадания к этому ребенку.
Эдиля. Я вас не понимаю.
Гюлюш. От кого это письмо?
Эдиля. Я его люблю.
Гюлюш. Вы его положение любите.
Эдиля. Разрешите мне это знать. Вы знаете, что жизнь - борьба.
Гюлюш. А вы видите, как ваша соперница слаба.
Эдиля. Это не моя вина и не ваше дело.
Гюлюш. Не ваша вина, но мое дело. Поднять ее, твердо поставить на ноги и помочь ей, чтобы она могла бороться с вами. - это мое дело и мой долг.
Эдиля. Вы этого не сумеете. Вы еще ребенок.
Гюлюш. Это покажет будущее...
Балаш (подходя к ним). Что вы секретничаете?
Гюлюш (избегая разговора с ним). Мы кончили. (Проходит мимо и подает ребенка Севиль).
Эдиля. Балаш, я этого не ожидала!
Балаш. Умоляю, Эдиля, простите меня.
Эдиля. Если вы не сделаете сегодня всего того, что я скажу, между нами все будет кончено.
Балаш. Вы только прикажите, Эдиля. Моя жизнь принадлежит вам.
Эдиля (подходит к столу). Вы что, господа, молчите? Уж не пост ли объявили на разговоры?
Абдул-Али - бек. Правильно. И я сейчас думал об этом.
Мамед-Али. Ничего подобного. Я уже разговелся целой чашей, а теперь составляю тезисы к экономической программе нашей партии.
Гюлюш (шутливо). Какая это ваша партия?
Мамед-Али. Наша партия? Это партия, ожидающая второго пришествия.
Атакиши (благоговейно встает). А скоро явится святой имам, наследник пророка?
Маме д-Али. Ничего подобного. Он не явится. Я сам явлюсь к нему, и мы встретимся на том свете.
Эдиля. Выпьем!
Гюлюш. Я готова.
Эдиля. Пусть Севиль также пьет!
Севиль. Я ведь никогда не пила.
Балаш. Эдиля, неужели вы считаете ее человеком? Она же не сумеет.
Гюлюш. Она сумеет. Она многое может делать лучше, чем другие. Отсекать предрассудки Востока болезнями Запада - и то дело. Пусть средство негодное, но цель хороша. Пей, Севиль! Кто бежит, не должен бояться падения.
Севиль пьет.
Гюлюш (пьет). Ура! Музыканты!
Эдиля. Вальс!
Входит Бабакиши с мешками за плечами. Все с недоумением разглядывают его. Севиль делает движение к нему.
Балаш (сурово). Это еще кто?
Бабакиши (радостно улыбаясь). Да это же я, Балаш. Неужели, как говорится, не узнаешь? Угли возил продавать...
Севиль (в волнении, перебивает его). Отец!
Атакиши (узнав друга, радостно бросается к нему). Да ты ли это, Бабакиши, черт тебя возьми! Откуда бог несет? Здорово, дружище, здорово! Дай-ка, я обниму тебя. Целый век не видались.
Обнимаются.
Эдиля. Что это значит?
Балаш. Сегодня, как назло, нищие и странники со всего света собираются около меня.
Бабакиши. Послушай, Атакиши, что это, как говорится, за физиономия у тебя? (Смеется). С каких пор ты таким эфенди заделался? Вот взвалить бы на тебя в этаком наряде мешок в восемь пудиков да поглядеть, как по всем швам ты с треском лопнешь.
Балаш (неожиданно громко). Ладно, ладно! Нечего шута разыгрывать! Проходи в другую комнату! Ну!
Бабакиши (с удивлением). Как ты сказал?
Атакиши (с ужасом). Сын!...
Балаш. Выходи, говорят тебе! (Грозно наступает на Бабакиши).
Перепуганная Севиль с трепетом смотрит на отца и мужа. Гюлюш приготовилась к борьбе.
Атакиши (в сильном волнении). Стой! Не тронь! Для тебя, подлеца, я урывал от себя последний кусок хлеба, чтобы ты учился. Мои двери всегда были открыты для всех! А ты гонишь теперь моего гостя? Довольно! На тебе! Бери! (Срывает с себя сюртук, феску, воротник и бросает Балашу в лицо). На! Не хочу! Дай мне мой тулуп! Гюлюш!...
Гюлюш (возбужденно хохочет). На, вот твоя шуба! Вот твоя папаха! (Бросает старую одежду Атакиши в камин). И это, и это! (Туда же бросает сюртук и феску). Жизненный путь проходит по узенькому мостику над бездной. Назад нет дороги. Надо идти вперед. Всегда вперед!...
Атакиши. Гюлюш! Меня, раздетым, в такую стужу?...
Гюлюш (перебивая). Да, раздетым! Ты оказался голым перед лицом жизни! Лето проспал, теперь зима. Тебя не он раздел, жизнь раздела, она и оденет. Тебе не к лицу эта одежда покойника. Тебе нужна иная одежда.
Атакиши уходит, уводя с собой Бабакиши.
Балаш. Против меня поднялся сегодня весь мир...
Гюлюш. Ха-ха-ха! Говорила же я, что надо гвоздями прибить! Да крепко! (Уходит с Севиль).
Мамед-Али (уходя). Ни солнца нет... Ни луны нет... Ни мира нет... И все... И больше ничего!
Абдул-Али - б е к (следуя за ним). Послушай, а что же есть?
Мамед-Али. Ничего, ровно ничего. (Уходит).
Эдиля (после долгого молчания). Я ухожу.
Балаш. Эдиля, будь великодушна ко мне! Ты видишь, как я мучаюсь! Даже в собственной семье никто меня не понимает.
Эдиля. Вижу, Балаш! Твой немой отец оказался великолепным оратором.
Балаш. Эдиля!...
Эдиля (небрежно). Балаш последнее мое слово: в этом доме никого не должно быть, кроме меня с тобой.
Балаш. Эдиля, пусть Севиль сидит себе в уголочке. Она никогда не посмеет пискнуть. Я буду только с тобой.
Эдиля. Невозможно, Балаш. Я говорю решительно. Не захочешь разойдемся навсегда, а захочешь - вот мои руки и вот мои губы. Выбирай!
Балаш. Я на все готов! (Обнимает и долго целует ее).
Входит Севиль со стаканом воды. Видя целующихся, она застывает на месте. Рука ее дрожит, разливая воду.
Севиль. Балаш!
Балаш. Кто тебя звал?
Севиль. Ей-богу, Балаш, меня Гюлюш послала... воды вам принести.
Гюлюш (входя). Я ее послала. Все, что в этом доме, чуждо друг другу. Этот гардероб и эта полка. (Дергает за полку, и она со всей посудой падает на пол). И это тоже. (Показывает на пианино и на нишу с восточным инвентарем). И эти муж с женой! Все они - чужие друг другу! Вот, несчастная, землетрясение, о котором я говорила тебе. Рано или поздно этот дом должен был развалиться, и, чем раньше, тем лучше.
Эдиля. Да что она, с ума сошла, что ли?
Гюлюш (взглянув на Балаша, который все еще обнимает Эдилю). Вы хотите продолжать начатый вальс, мадам? Музыканты, вальс! (Берет Севиль за талию и возбужденно кружит по комнате). Не стой же как вкопанная. Двигайся! Жизнь борьба! В бараньем бою надо-иметь крепкие рога3. (Напевает вальс и продолжает кружить Севиль).
