- Есть кое-что любопытное, кэп, - по-свойски обратился к нему "Ермак", единственный, "кто" позволял себе такое.

- Слушаю,- внутренне напрягся Арсений Павлович, ожидая новостей. Он знал, что корабль не будет тревожить его по пустякам.

- Я тут заметил зависимость между излучением звезды и показателями поля планеты. Оказывается, она обратно пропорциональна, причем до бешеного количества знаков после запятой.

- Выведи графическое изображение.

Перед глазами Лопатина, прямо на изображение космической глубины, наложилась диаграмма, замелькали числовые зависимости.

- И в самом деле, - прошептал, Лопатин, - излучение звезды растет, а параметры поля на Давиде падают. Ты экстраполировал зависимость?

- Да. По моим подсчетам поле может совсем исчезнуть спустя всего четыре месяца, имею ввиду земное время, конечно.

- И Голиаф будет на пике своей мощи, то есть абсолютно нестабилен...

- Скорее всего. Учитывая его размеры и массу, после того как излучение звезды достигнет пиковой величины, а поле на Давиде перестанет существовать, звезда сколлапсируется за минуты.

Надо было рисковать, признался сам себе Лопатин, или просить помощи, что совершенно не хотелось. Он не слыл натурой гордой и жадной до славы, однако сейчас, глядя на космического гиганта с расстояния всего в двадцать астрономических единиц, Арсений Павлович, вдруг, неожиданно для самого себя, ощутил вызов, брошенный ему звездой и её загадочной планетой. Этот вызов он должен был принять и противопоставить ему свою волю и весь научный потенциал, которым располагал.

- Пошлём десантный челнок,- сказал он Баренцу, - с аппаратурой, но без людей. Посмотрим, что может произойти с ним, а заодно и с экипажем, когда десантолет будет преодолевать поле и недружелюбную атмосферу Давида.

Начальник отдела безопасности космических экспедиций УГКР ничего не ответил. Лицо его в этот момент было словно выточено из камня - монолитное, какое-то неживое, неестественное. Он знал, что разгадки тайн не всегда проходили гладко, а цена ошибок, допущенных при исследовании того или иного явления, могла быть огромной.

Спустя три часа, опять же по внутреннему распорядку "Ермака", десантный челнок, чем-то напоминающий застывшую и сильно вытянутую по длине каплю воды, способный выдерживать колоссальные нагрузки различных внешних воздействий, стартовал в открытый космос, направляясь на покорение пока что непреступной для людей планеты.

- Минута до входа в атмосферу, - сообщил оператор, ведущий десантолет дистанционно.

- Сбавь немного скорость, - ответил ему Баренц, - всё же пилоты действовать будут плавнее и тоньше.

Спустя минуту капля челнока вошла в слои атмосферы Давида. Взвыли от натуги инерционные и гравитационные компенсаторы - маленький кораблик нещадно болтало из стороны в сторону.

- Пока все в норме, хоть и на пределе возможного, - сообщил оператор.

- Посмотрим, что будет дальше, - шепнул на ухо Баренцу Лосев.

А дальше следовало таинственное аномальное электромагнитное поле планеты, которое челнок преодолел лишь ценой практически полной потери защитных экранов.

- Обалдеть, - крякнул оператор, - поле сожрало восемьдесят процентов энергии силового щита, а нам еще впереди Бог весть что предстоит.

- Рискуем потерять челнок, - сказал хмурый Баренц. - Обратно возвращать его смысла нет, через поле уже не проскочишь, остается только садиться на планету, и надеяться, что в дальнейшем нам все же удастся посещать Давида регулярно и относительно безопасно.

Ещё около полутора часов оператор искал место для посадки челнока, во все глаза разглядывая местные пейзажи. А посмотреть было на что. На высоте километра от поверхности планеты пылесмоговая атмосфера Давида резко обрывалась, уступая место сильно разряженной кислородно-азотной!

Сама поверхность более всего напоминала некое плоскогорье огромного планетарного масштаба. Горы, острые пики иссиня-черных скал, возвышались от горизонта до горизонта сплошным частоколом, скрывающимся в вечной полутьме, поскольку свет от Голиафа сквозь плотные слои атмосферы практически не пробивался. Унылый, давящий на психику пейзаж притягивал к себе взор, но людей на звездолёте внезапно охватило чувство безмерного одиночества, и оператор поспешил выключить передачу изображения.

Сразу стало легче, хотя в рубке "Ермака" повисла гнетущая тишина.

- Придётся связываться с Землёй, просить помощи, - нехотя проскрипел Лопатин.

- Да, - согласился Савва Баренц, - нашего технического потенциала не хватит для исследования такого объекта. Как это ни прискорбно, но первый раунд остался за Давидом.

А Арсению Павловичу в этот момент показалось, что лучше бы он и вовсе не сталкивался с Давидом и Голиафом.

Зубры науки.

Эти люди имели множество титулов, регалий и даже прозвищ. Некоторые из них звучали достаточно смешно или даже, возможно, оскорбительно, однако слова очень точно характеризовали их отношение к миру в целом и познанию его в частности.

Вселенная для этих людей была гигантской лабораторией, в которой можно было проводить различные эксперименты, часто отнюдь не безопасные, целью которых было изучение всего и вся. Когда возникала какая-нибудь очень важная проблема, загадка или тайна, они могли не спать днями и ночами, забывать абсолютно обо всех и обо всем, потому что единственное, ради чего они жили, могла считаться разгадка. И чтобы её добиться, они шли напролом, штурмовали проблему гипотезами, теориями, парадигмами, часто терпели неудачи, но всегда, в итоге, добивались своего.

Зубры науки - так их окрестили менее именитые и востребованные коллеги по научному совету ВКС. Когда Лопатин передал на Землю сообщение о том, что исследовать необычный объект своими силами не удастся, желающих помочь разгадать тайну Давида и Голиафа набралось огромное количество. Но как только информация подверглась всестороннему изучению и анализу на ученом совете, было принято решение привлечь именно Зубров к разгадке сей тайны.

Главными назначили профессора ЦИФК, Эрнца Хаффнера, и руководителя ИВК, Киото Хаара, японца по происхождению.

Спустя две недели после просьбы о помощи на орбите вокруг Давида уже сооружалась научно-исследовательская станция, разворачивались приборы, хитроумная машинерия и аппаратура, позволявшая всесторонне исследовать и изучать.

"Ермак", по понятным причинам, не мог нести в своем нутре всего, что вздумается, а самое главное, у экипажа звездолёта Лопатина отсутствовали столь видные и сильные умы человечества.

- Господин капитан, - обратился к Арсению Павловичу Эрнц Хаффнер, - мы, понимаем, что именно за вами остаётся главенствующее право принимать те или иные стратегические решения, однако...

- Я все понял, профессор, - ни чуть не смущаясь того, что перебил известного учёного, ответил Лопатин, - это ваша епархия, делайте все, как вам виднее, я мешать не стану.

- Очень хорошо, господин капитан.

- Я бы только хотел быть в курсе всего, мне больше ничего не нужно.

- Это всегда пожалуйста. Вот как раз сейчас мы боремся с проблемой проникновения десантолетов через слои атмосферы Давида к самой поверхности. Как вам известно, силовой каркас челнока практически истаивает после знакомства с полем, и мы вынуждены совершенствовать наши щиты.

- Каким образом вы это делаете? Наращиваете энергоёмкость?

- Нет, - улыбнулся Эрнц с толикой превосходства во взгляде, - это слишком топорно и глупо. Гораздо эффективней видоизменить само поле, сделать его принципиально другим. Я не уверен, что вы все до конца поймёте, начни я объяснять физику явления, скажу лишь, что наше поле особым образом поляризует вакуум по всей обшивке челнока, таким образом, воздействие Давида практически сходит на нет.

- Когда можно будет приступать к исследованию поверхности планеты?