Ушастая круглоголовка — забавное создание. Попробуйте ее напугать, и она быстро раскроет свою поддельную пасть. Невольно отшатнешься и подумаешь: «Чего доброго, укусит!»

Убедившись, что ее преследуют, она быстро, несколькими боковыми движениями потонет в песке, оставив на месте своего погружения едва заметный узор.

К подобному приему прибегают многие жители песчаной пустыни. Зарываются в песок удавчик, один вид небольшого паучка, песчаная кобылочка.

Удивительно симпатична другая ящерка — такырная круглоголовка. Вот она выскочила из-под ног, отбежала на несколько метров и остановилась, замерла, растворилась на фоне пустыни, стала неразличимой в своей удивительной обманчивой покровительственной окраске. Будто надела сказочную шапку-невидимку.

Поймать эту ящеричку легко. В руках она обычно тотчас же успокаивается, лежит тихо, будто безропотно повинуясь своей судьбе. Но это не мешает ей при случае обмануть бдительность, внезапно спрыгнуть с руки и броситься наутек. Она очень хорошо переносит неволю, легко становится ручной, но ест плохо и постепенно хиреет.

Я очень люблю эту ящеричку с круглой головой, она всегда подкупает своим удивительным миролюбием и покорностью. Однажды эта ящеричка показала неожиданный фокус, когда я ее прикрыл рукой. Внезапно перевернулась на спинку и застыла на месте — вся на виду с ярко-заметным белым брюшком. Притворилась мертвой. Кому она нужна такая! Не ожидал я, что такырная круглоголовка способна на такой обман. Видимо, какая-то особенная, изобретательная. В поведении животных часто заметны индивидуальные особенности.

Я сделал вид, будто обманут, оставил в покое искусную притворщицу, отошел в сторону, подождал. Представление продолжалось недолго. Малютка неожиданно быстро перевернулась и прытко умчалась к ближайшему кустику. Затаилась там и будто вновь надела шапку-невидимку, исчезла с глаз. Снова обманула!

Как-то ночью залаяла собака. Пришлось выбираться из палатки. Наш бивак располагался подле большого бархана. Черное южное небо сверкало звездами, неясными силуэтами виднелись кусты саксаула. Прислушался: будто слегка зашумел песок, качнулся куст саксаула, и вновь воцарилась глубокая тишина пустыни.

На всякий случай направил лучик фонарика на бархан и вздрогнул от неожиданности. В нескольких метрах от меня загорелись четыре ярких зеленовато-синих огонька. Они слегка переместились: замерли, снова шевельнулись. Вдруг одна пара огоньков засверкала красным светом, блеснула зеленовато-синим и еще сильнее покраснела.

Видение было настолько необычным, что я, пораженный, застыл от неожиданности, и в голове пронесся вихрь мыслей о каких-то совершенно необычных животных, обитателях этой глухой песчаной пустыни. Осторожно, сдерживая дыхание, тихо и медленно шагнул к огонькам и узнал своеобразную ночную большеглазую ящерицу — сцинкового геккона. Один из гекконов, очевидно, был осторожней, сверкнул невероятно красными глазами и юркнул в ближайшую норку, другой же не успел от меня удрать, и я его прижал ладонью к песку.

Утром я внимательно разглядел своего пленника. Это было очень своеобразное существо, большеголовое, с резко очерченными широкими полосами, покрытое крупной чешуей. Что-то в нем чудилось древнее и неземное. Геккон передвигался не спеша, будто неуверенно, как ребенок, едва научившийся ходить, покачивая большой головой, увенчанной крупными круглыми глазами. Но иногда это внешне меланхоличное создание совершало неожиданные и резкие скачки, как бы желая наказать меня за излишнее любопытство, и ощутимо кусало за пальцы.

Собака же лаяла не зря. Как я узнал, она зачуяла джейранов. Судя по следам, они тихо подошли почти к самому биваку, потоптались и, испугавшись, ускакали.

Победить недоверчивость геккона казалось невозможной задачей. Всем своим поведением он показывал меланхоличную неприязнь, глядя на меня какой-то особенной безучастной скорбью. И все же, несмотря на неказистость, ящерица была удивительно миловидна и симпатична. В садке геккон ел мало и неохотно. Пришлось его выпустить на волю. На память о нашей встрече я сделал с него несколько фотографий.

Однажды пискливый геккончик помог мне раскрыть маленькую загадку.

Долго мы выбирали место для стоянки у реки Или. Хотелось найти участок, чтобы легко можно было подходить к воде, чтобы рядом было дерево, в тени которого можно укрыться от солнца. Наконец такое место нашлось возле старой туранги. Погода стояла тихая, и река беззвучно катила свои мутные воды.

После обеда, предаваясь в тени получасовому безмятежному отдыху, мы все одновременно услышали какие-то странные поскрипывания, тихие и отчетливые. Доносились они со стороны старой туранги. Будто кто-то на ней переговаривался друг с другом. К вечеру эта таинственная перекличка усилилась.

Я несколько раз подходил к дереву, прислушивался. Но туранга, будто нарочно, желая утаить от меня свою тайну, переставала поскрипывать.

После жаркого дня ночь выдалась безветренная, душная и тихая. Еще с вечера с запада поползли облака. Теперь они закрыли небо, исчезли звезды. Такая ночь после жаркого дня ужасна. Ее иногда в народе называют воробьиной за то, что якобы от нее гибнут воробьи сотнями. Никто из нас не спал, все мучились от духоты. Кое-когда поскрипывала туранга.

«Обязательно утром займусь деревом, попытаюсь узнать, в чем дело», — думал я и с этими мыслями забылся тяжелым сном.

Судя по всему, в тугае год назад был пожар, и одна сторона ствола старой туранги обуглилась. Может быть, под нею обосновались какие-нибудь личинки древоточцев и крепкими челюстями точат древесину, издавая эти странные звуки. Кора легко отслаивается. Под нею влажно, белой пленкой вырос грибок. Сюда за поживой забрались муравьи-пигмеи, бродят короткокрылые жучки, оказавшись на свету, носятся в возбуждении желтые гамазовые клещи, копошатся колемболы. Нашлась и одна большая личинка жука-усача. Если бы таких личинок было даже несколько, вряд ли они могли скрипеть так часто и громко.

Еще под пластами старой коры виден целый лабиринт щелей с многочисленными обитателями: бродят в них ложноскорпионы, заплетаются в коконы гусеницы бабочек совок, возле большого розового червеца, очень похожего на аргосового клеща, крутятся муравьи в ожидании сладкой подачки. А вот, наконец, выскочил геккон, за ним другой, третий. Тут их собралась целая орава, и, наверное, если обыскать все дерево, наберется еще немало. Все они, поглядывая на меня серыми с черной щелью немигающими глазами с каким-то особенным загадочным выражением, шустро перебегали с места на место и ловко прятались в щелки. О том, что на туранге живут пискливые геккончики (так их называют зоологи), я знал давно и писал об этом раньше, но сейчас как-то и в голову не пришло. Так вот кто здесь, в этом небольшом государстве живых существ, обосновавшемся на дереве, издавал скрипучие брачные мелодии. И как я сразу не догадался!

Прежде, обследуя турангу и интересуясь ее обитателями, живущими под корой, всегда находил на каждом дереве по одному, редко по два геккончика. Дерево было их охотничьей территорией. Сейчас же целое скопище этой миловидной ящерички оказалось здесь не случайно. Они устраивали свидания и распевали призывные песни.

Зоолог С. В. Мараков, написавший книгу «В джунглях Прибалхашья» о природе дельты реки Или, пишет, что в тугаях, когда стихал ветер и наступала тишина, вдруг раздавались то ли шорохи, то ли шепот. Он не мог догадаться об источнике звуков. «Может быть, — писал он, — это шевелятся птицы, нашедшие ночной приют в ветвях деревьев, или само дерево расправляет воспаленные знойным солнцем листья и ветки» (Изд. «Наука», М., 1969). Не были ли это песни геккончиков?

Для этой ящерички характерна одна непременная особенность поведения. Она отличный скалолаз и древолаз, свободно передвигается по вертикальной стене и даже бегает по потолку. Ранее считали, что этой способности гекконы обязаны особым присоскам на пятипалых лапках, вырабатывающих клейкое вещество. Недавно же установили, что необыкновенная цепкость ножек этого животного обусловлена кожными пластинками, на которых расположены микроскопически маленькие крючковидные отростки. Они так малы, что для них даже стекло — шершавая поверхность…