Страдающим от жажды насекомым достается от жаб. Только осы неприкосновенны, разгуливают безнаказанно. Никто не покушается на их жизнь. Заодно с осами неприкосновенны и беззащитные мухи сирфидки. Не зря они так похожи на ос. Им, обманщицам, хорошо. Их тоже боятся жабы.
Как захотелось в эту минуту, чтобы рядом оказался хотя бы один из представителей многочисленной когорты скептиков, подвергающих сомнению ясные и давно проверенные жизнью факты, те противники мимикрии, происхождение и органическая целесообразность которой так показательны и наглядны. Чтобы понять сущность подобных явлений, необходимо общение с природой.
Жабы разленились от легкой добычи, растолстели. Легкая у них жизнь. Их никто не трогает. Кому они нужны, такие бородавчатые, ядовитые. А пища — она сама в рот лезет. Успевай только хватать и проглатывать.
Нелегкое путешествие
Синее-синее озеро в ярко-красных берегах сверкало под жарким солнцем. Мы идем вдоль берега, сопровождаемые тоскливыми криками куличков-ходулочников. Иногда налетит крачка и закричит пронзительно. Поднимаются издалека осторожные цапли, утки-атайки. Не доверяют птицы, откуда им знать, что нет у меня смертоносного оружия, в руках всего-навсего фоторужье, а в душе самые добрые пожелания всему живому на этом озерке среди большой и сухой пустыни.
Слепит солнце, жарко.
А что там трепещется вдали у берега, покрутится на одном месте, затихнет, бултыхнется и снова крутится? Надо прибавить шаг, посмотреть, вдруг что-нибудь особенное, невиданное, неизвестное в этом древнем озере. Все ближе и ближе таинственный незнакомец. Вот он напротив. Придется раздеться, залезть в воду. А в воде оказывается самая обыкновенная жаба.
Что-то с ней произошло? Одна передняя нога ее или парализована, или скрючена судорогой, не работает, и из-за этого никак не может приблизиться жаба к берегу, крутится, и ни с места, устала, изнемогла. Хотя бы догадалась одними задними ногами работать, тогда, быть может, что-нибудь получилось… На руке спокойно уселась, не пытается спасаться, будто так и полагается.
Осторожно мы перенесли жабу на берег. Она попыталась прыгнуть, но опять предательская нога подвела. Перевернулась жаба на спину. Потом будто поняла бесполезность попыток, кое-как доковыляла до самого бережка, залезла в воду, замерла, уставившись на нас выпученными глазами. Мы не прочь посидеть рядом, посмотреть на нашу незнакомку, сфотографировать ее. А она отдохнула, пришла в себя и потихоньку поскакала прочь.
Наверное, жаба плыла с другого берега озера, путь был нелегким, не меньше двух километров, и с непривычки стянуло судорогой у нее ногу. Жаба была большая, толстая и старая. Теперь будет умнее и не станет отправляться в столь далекое и нелегкое водное путешествие.
Ночные визитеры
Долгое путешествие по каньонам Чарына вместе с собакой Зорькой кончалось. Позади остались трудные переходы над отвесными утесами, походы по пустыне, опасная переправа через реку. Сегодня последний бивак. Завтра предстоял обратный путь, в городе ждали многочисленные дела, не сравнимые с маленькими хлопотами и невзгодами минувшего путешествия.
Ночью спалось плохо. Светила яркая луна. Ветки деревьев отбрасывали на белый полог ажурные тени. Страшным голосом вдали прокричала косуля. Не смолкал ни на минуту хор лягушек. Нудно ныли комары. Сгорбившись, они беспрестанно втыкали свои хоботки в редкую ткань марли, пытаясь пробиться через препятствие. Какой, должно быть, заманчивой и громадной тушей представлялась им недосягаемая добыча, укрытая со всех сторон непроницаемой преградой!
Тени от ветвей медленно передвигались по пологу, медленно текло и время, и луна медленно скользила по небу. Засыпая, я услышал шорохи.
— Зорька, чужой! — сонно сказал я собаке, настораживая ее, такую добродушную и к тому же изрядно уставшую после дневных погонь за всяческой живностью.
— Пуф! — ответила собака чем-то средним между чиханием и лаем, как бы подтверждая, что она не спит и все слышит.
Сон не был долгим. Проснулся я от ощущения, будто кто-то вежливо, но настойчиво подталкивает меня в бок, пытаясь разбудить…
Луна светила еще ярче. Зорька мирно спала. Теперь уже наяву я ощутил толчок в бок и вздрогнул от неожиданности. Нет, не почудилось. Что-то небольшое, темное шлепнулось на стенку полога и отскочило обратно. Другой такой же темный комочек тоже бросился в атаку на полог. Со всех сторон прыгали и отскакивали таинственные существа.
Что им здесь было надо, зачем они сюда собрались, да и кто они такие? Вихрь вопросов и предположений промчался в сознании за какие-нибудь несколько секунд. Может быть, это совсем необычные животные, случайно дожившие до наших дней, такие же, как и растущие здесь реликтовые ясени, сохранившиеся с раннего четвертичного периода?
В это время в кустах раздался шорох, треснула веточка. Зорька — какой она все же молодец — подняла голову, прислушалась, заворчала. Возле нее тоже прыгали странные ночные визитеры. Она на них не обращала внимания. Шорох прекратился. Мало ли кто мог приблизиться к нашей стоянке, лисица, косуля, заяц…
Я присмотрелся к странным ночным визитерам и узнал… жаб. Их собралось возле полога не менее десятка. Толстые, бородавчатые, пучеглазые и большеротые, они окружили полог со всех сторон и, прыгая на белую, сверкающую при луне марлю, прилежно собирали с нее больших, жаждущих нашей крови комаров.
Неожиданно раскрытие ночной тайны меня развеселило.
— Милые жабы! Ешьте на здоровье комаров, истребляйте эту нечисть, омрачающую общение человека с природой! Только, пожалуйста, не толкайте меня в бока и не мешайте спать.
Эту реплику я произнес вслух, за многодневное путешествие привык к разговору с собакой и с самим собой. Моя Зорька смотрела мне в глаза, безуспешно пытаясь понять смысл сказанного.
Рано утром, едва только солнце зазолотило вершины гор Богуты, я на ногах. В ясеневой роще лежит глубокая тень, утренняя свежесть, прохлада. Постепенно запевают птицы, просыпаются жуки-навозники, бегут по своим делам чернотелки, всюду снуют озабоченные муравьи, муравьиные львы деловито обновляют ловушки-воронки.
Последний раз тщательно упакован рюкзак. Последний раз в пеший поход… Я бросаю прощальный взгляд на реку. Она, как и прежде, торопливо бежит по своему пути. В воде мелькает небольшая палочка. Может быть, она плывет издалека, и ее путь пролег мимо моих биваков на берегу реки. Теперь у меня другая дорога, чем у воды, мне в другую сторону, к большому шумному городу.
Раздвигая густые кусты, я пробираюсь через заросли и выхожу на дорогу.
Ловкая засада
Наконец после жаркого дня в ущелье Темерлик легла тень, повеяло приятной прохладой. Муравьи-жнецы открыли двери своих подземных дворцов, повалили толпами наверх, растеклись ручейками по тропинкам во все стороны. Я иду рядом с ними вдоль самой оживленной их дороги, минуя полянку, заросшую солянками. Далеко они забрались! Вот цепочка муравьев ныряет под кучу сухих веток саксаула, лежащих на земле. За нею видны скудные заросли пустынного злака. Там, наверное, идет заготовка провианта. Неожиданно краешком глаза замечаю что-то необычное: серый комочек выскакивает из кустов, прячется обратно, снова выскакивает и прячется, и так ритмично, будто молоточек постукивает по тропиночке трудолюбивых муравьев. Вот серый комочек выскакивает дальше обычного, подпрыгивает, падает на землю, неловко переворачивается на спинку, показывая белое брюшко, и, вновь перевернувшись, становится серым. Я узнал жабенка. Животик его раздулся, бока выдались в стороны. Успел набить свой желудок!
Какой все же хитрый, забрался под хворост, затаился возле муравьиной дорожки. Добычи сколько угодно, успевай заглатывай! Где же, как не здесь, такая удачная охота. Если гоняться по пустыне за каждым муравьем, много сил потеряешь. Возле входа в муравейник бдительные сторожа поднимут тревогу, пойдут в атаку. А тут раздолье, никто не замечает проделки. Ловко устроилась изворотливая хищница! Может быть, я ошибся, и вовсе не муравьями насытился жабенок? Придется поинтересоваться содержимым желудка маленького обжоры. Только как решиться на убийство этого, в общем, милого пучеглазого создания?
