Тонкие солнечные лучи, пробивающиеся сквозь дырочки рэтэма, создавали фантастический узор внутри помещения, а дымок от костра, плавающий у купола яранги, от ярких солнечных лучей переливался всеми цветами радуги.

«Как в сказочном шатре, — подумал Петров. — Уж не колдунья ли Эльгинэ?»

Мысли о поступке Данилова мешали Петрову, он хотел об этом не думать, но, попивая чай в яранге его стариков, вспоминал прошлое лето, когда снег лежал еще в городе, по улицам Магадана майская поземка мела, а в квартире Петрова неожиданно появился Пины, загорелый на весеннем тундровом солнце, веселый, немного под хмельком.

— Болеешь, Петров? — недоверчиво спросил Пины.

— Вот… как видишь…

— А я к тебе, помогать работать… как прошлую экспедицию… ты обещал снова взять…

— Обещал, — вздохнул Петров. — Только сначала на юг надо, к Черному морю, врачи говорят. Потом можно в тундру.

— Сначала в тундру, — упорствовал Пины. — Там лечиться будем. Я завтра приду.

Он попил чаю и быстро ушел.

Вернулся он через пять дней, да не один, а с Серегой, который только что прилетел на практику к Петрову. С собой Пины принес промасленный, видавший виды рюкзак.

Оказалось, Пины все эти пять дней провел в прибрежном поселке Ола у рыбаков, промышлявших подледным ловом навагу, расспросил-разузнал обстановку и добыл-таки двух нерп. Одну он отдал рыбакам за аренду карабина, вторую принес Петрову.

Втроем устроили они царский обед. На первое — сырая нерпичья печень, строганина, на второе суп апана — похлебка с кровью и с луком, на третье нерпичьи ребрышки с чесноком.

— Давно я так не ел, — вздыхал Петров. — Сразу морем запахло, в тундру потянуло…

— Так в чем же дело? — поймал его на слове Серега, а Пины ему лукаво подмигнул.

— Вот, — показал Пины на три больших полиэтиленовых пакета, которые он сложил в углу кухни.

— Да, да, возьмешь с собой, — не понял Петров. Он видел в пакетах срезанный с туши нерпичий жир — чукотское лакомство, особо ценимое у оленеводов. Сам Петров обычно при любой трапезе в тундре старался обходиться без нерпичьего жира, он его не любил.

— Банки нужны, большие, — сказал Пины.

После обеда Пины натопил две трехлитровые банки нерпичьего жира. Остатки сала вместе с пакетом положил в морозильник.

— Тебе, — сказал он Петрову. — Каждый день пить. Полчашки три раза в день. Потом чай или еда. Толстый будешь, как я.

— Попей немного, Петров. Не надо курорта. Или возьми одну банку с собой на курорт. И там пей. Таблетки хорошо — нерпа лучше. Я знаю. Сам болел. Стал здоров. Поедем, Петров, в тундру. Кончай болеть. Мы тебе помогать приехали.

Было Время Таяния Ночей, с каждым днем прибывало солнце, вот уже и весна скоро кончится, круглый полярный день будет.

Венеру Многоодежную пастухи на утренней пересменке уже не различали, и Чикейвеем — Песчаную Реку, Млечный Путь то есть, вторую неделю никто не видел, весна и на Чукотке весна, только немного лучше, чем в других местах, потому что тут от смены времен года почти ничего не меняется, кроме настроения.

Хорошим было настроение Петрова. В тундру они вылетели без задержек, базу организовали быстро и на хорошем месте (Пины выбирал), нерпичий жир пил Петров ежедневно, а через месяц действительно не узнал себя. Одышка пропала, не стало кашля. «Это все воздух тундры. Лето пришло».

Через неделю с верховьев Росомашьей к летнему стойбищу Рахтугье пришли две лодки. Обитатели стойбища и «наука» встречали гостей. Данилов был удивлен, но искренне обрадовался Петрову. Пины с Серегой помогали разгружать лодки. В двух лосиных шкурах было завернуто мясо. Петров пожалел, что нет внутренностей животных, голов и ног, нечего брать на анализ. Он знал, конечно, что Данилов убил летних лосей без лицензий. Но еще больше удивился, когда старики вынесли две медвежьи шкуры, в которых тоже было завернуто мясо.

— Так тебе же нельзя убивать медведей, — напомнил Данилову прошлое Петров.

— А я заклинание сказал, — смутился тот, — моление сотворил, просил прощения.

Серега тоже удивился. Он знал историю Петрова и про Данилова знал. Свирепость какая-то появилась в его добром рыжем лице.

— Это ж предки твои, — хмыкнул он. — Я вот этим карабином всех твоих предков в округе изведу!..

— Идемте пить чай, — предложил Петров.

А Пины, как и обещал, наловил чиров. Больших, жирных, ладных таких, каждый что твой поросенок. И Пины оказался прав — чир это всем рыбам рыба. Хотя, конечно, он не возражал бы, если б попалась нельма. Но на нельму готовит снасть Серега. Вот поймает рыбу — и будет счастлив.

И возвращался Одиссей в Итаку кратчайшим путем — через Чукотку. Была пурга. Зевс сидел на одинокой сопке — Олимпе, на него падал снег, и было ему холодно.

— Гера, — обратился он к жене, — сшей мне кухлянку. — И кинул ей оленью шкуру.

— Хорошо, — сказала Гера.

Но шить не стала, а перепоручила это своей дочери Афине, богине, которая слыла мудрой воительницей и искусной рукодельницей.

Афина — покровительница кухонных склок и мастерица крупной вязки — отложила в сторону спицы и закурила.

— Мало того, что я у него в секретаршах, так еще и шитье на мне висит, — ворчала Афина. — Эх, хорошо раньше было! Жили себе в тепле, никаких одежд, накинешь простыню, сбросишь босоножки и чешешь по зеленым лугам. Кругом виноград и музыка. Напьешься нектару — благодать! Эх!

У входа на Олимп послышался шум и неясная возня.

— Кого там нелегкая принесла? — поднялась Афина и пошла открывать дверь. В приемной были Гера и Афродита.

Вскоре там поднялся такой невообразимый гвалт, что бедный Зевс, кряхтя и держась за сердце, решил встать и навести порядок. Но тут в его кабинет проскользнула тень — и Зевс удивился.

— Кто ты? — спросил он.

— Охотник.

— Откуда?

— Оттуда, — махнул охотник в сторону побережья Ледовитого океана.

— А звать-то как?

— Кеукей Вася.

— Чего надобно?

— Совета и помощи.

— Зачем?

— Чукча и грек — братья навек, — не моргнув глазом, сочинил Вася.

— Ладно. А сюда-то как попал? Там же три фурии…

— Я им принес нерпу.

— Ну и что?

— Я написал на нерпе — «Прекраснейшей». Теперь они ссорятся, а я, значит, сюда, под шумок…

— Ну, молодец! Ну, веселый и находчивый! Хоть сейчас в, телевизор!

Вася сочувственно смотрел на голого Зевса:

— Холодно, дедушка Зевс? — вежливо спросил он.

— И не говори! Колотун!

— А что вы тут делаете, на сопке?

— Осваиваю Север, — поежился Зевс.

Вася вздохнул и отдал старику свою кухлянку.

— Берите, у меня есть запасная.

— Ну, спасибо, юноша. Расскажи, как доехал.

— У Геркулесовых Столбов легла моя дорога, — ответил Вася.

— А-а, у Геркулесовых Столбов, где плавал Одиссей? — вспомнил Зевс.

— Ага…

— Одиссей! — позвал Зевс. — Смотри, вот тоже любитель приключений!

Кеукей и Одиссей познакомились.

— Ну, так рассказывай, не томи душу, как там у вас, поди еще холоднее?

— Так мы привычные, — скромно ответил Вася.

— Долго, чай, добирался?

— Долго-о-о…

— Знать, по делу… — вздохнул Зевс. — Выкладывай!

— Мне нужна жена, — твердо сказал Вася.

Зевс и Одиссей переглянулись.

— Какая? — в один голос спросили они.

— Она должна быть Самой Красивой Девушкой, — твердо ответил Вася.

Зевс и Одиссей еще раз переглянулись.

Зевс вспомнил судьбу своей незаконнорожденной от Леды дочери Елены и загрустил.

— Ты что, с земли свалился? — сказал он. — Больше красивых женщин нет.

— Должны быть, — упорствовал Вася.