- Здравствуйте, Виктор Афанасьевич!

   Лечащий врач моей матери сбивается с шага и останавливается посреди людского потока.

   - Егор?! Тебя же ищут все, с ног сбились...

   - Знаю, Виктор Афанасьевич! Давайте пойдем, а то мы мешаем всем.

   Доктор растерянно кивает и начинает двигаться дальше неспешным шагом.

   - А у нас засаду на тебя организовали. Но сняли недавно. Но всех строго-настрого предупредили, что если появишься - сразу сообщать. - Добрейшей души человек, доктор Шаврин, походя, сдает мне с потрохами моих недругов. - Между прочим, из ПГБ, признавайся, что натворил? - голос у Шаврина вроде бы шутливый, а вот глаза смотрят внимательно и цепко.

   - Виктор Афанасьевич! Поверьте, я ничего не натворил! - в двух словах описываю ему свои обстоятельства с о-о-очень большими купюрами - Так что прохожу я как свидетель, да и то, от моих показаний там мало что зависит.

   Шаврин идет какое-то время молча, обдумывая мои слова.

   - А Церковь к тебе какие вопросы имеет?

   - ...?!

   Я реально в ступоре. Вопрос даже не на миллион рублей.

   А Бастилию тоже я развалил?.. С х... ли баня упала?..

   Мужчина осматривает меня своим пронзительным взглядом и поясняет:

   - Про события в вашем училище я немного наслышан. Дмитрий в мае несколько раз заходил, кое-что рассказал, так что я тебе верю. А насчет Церкви... Крутились у нас кроме людей Милославского еще кое-какие личности. И, что характерно, безопасники их как бы не замечали... А я, вот чисто случайно, одного из них знал до пострига. До его пострига, - зачем-то уточняет доктор.

   - И зачем они крутились?

   - Да все затем же. Искали тебя.

   - ...?

   Просто какое-то шоу "Найди меня" имени меня...

   - А вообще, Егор, ты поступил глупо. Я тебя не осуждаю, сам бы наверно испугался. Только есть ведь люди, которым ты и твоя судьба небезразличны. Мог бы прийти ко мне, я бы что-нибудь посоветовал. К наставнику бы обратился, ты же знаешь, цеховая солидарность - не пустой звук. Михаил Игнатьевич опять же переживает до сих пор.

   Интересно, то есть наша "мадам Помфри" не при делах что ли оказалась?

   - Простите. Я, Виктор Афанасьевич, в тот момент ни в ком уверен не был. Слишком ситуация странная была... Как мама? - неловко пытаюсь перевести тему.

   Шаврин понимающе кивает.

   - Все так же, Егор, без изменений. На днях приходил запрос насчет перевода в Петербург, только мы с зав. отделением не подписали. Пока надежда есть, считаю не надо ничего трогать. Как бы наоборот, хуже не сделать.

   - А зачем ее в Петербург хотят перевести? - опять недоумеваю я.

   Мужик, ты сегодня меня решил окончательно загрузить?

   - Так ведь Дмитрия в Царскосельский лицей перевели. Даже год доучиться не дали. Вероятно где-то там, - палец доктора многозначительно показывает наверх, - после всех ваших несчастий его решили убрать подальше.

   Опаньки, вот это финт ушами! А я ведь ходил к училищу, пытался Митьку хоть издали высмотреть, а тут вон оно как... Хорошо, что доктора выловил, а то бы и спалился невзначай.

   Углубившись в свои мысли, упускаю нить разговора и выныриваю только на вопросе:

   - ... Так ты согласишься на обследование у нас в госпитале?

   - Простите, Виктор Афанасьевич, задумался. Какое обследование?

   Шаврин снова терпеливо начинает объяснять:

   - Ты вероятно не знаешь, эта информация не особо афишируется, но почти все одаренные, потерявшие своей источник очень быстро теряют интерес к жизни, многие сходят с ума или кончают самоубийством... - мужчина осуждающе покачал головой. - Причем этот процесс происходит в считанные недели. И чем моложе одаренный, тем быстрее идет процесс. То, что ты стоишь передо мной здесь абсолютно спокойный, спустя почти три месяца, - это феномен! Это явление необходимо исследовать!

   Просто ты, дядя, не знаешь, что я это все уже пережил. И потерю интереса, и боль, и все прочее... Только в другом мире...

   Шаврин продолжал что-то бубнить, а я начал перебирать плюсы и минусы обследования в госпитале.

   Стоп!

   Я что, всерьёз это обдумываю? Сделать из себя подопытного?.. Потерять мобильность?

   Выкуси!!!

   Как я буду объяснять тебе и твоим мозголомам, что я получил гораздо больше, чем потерял?

   С чего я вообще об этом думаю?

   Резко останавливаюсь, встряхивая головой, и замечаю, как на кончиках пальцев дражайшего Виктора Афанасьевича формируется какая-то техника.

   Вот же сука! Как теперь вообще кому-то верить?

   Главное, не дать себя коснуться!

   Резко бросаюсь в обратную сторону, но люди, идущие за нами, тормозят мой рывок. Выпрыгиваю на проезжую часть. Визг тормозов, мат водителей, крики прохожих. Хорошо, что успел слегка подтянуть свою физуху за последние месяцы. Наперерез мне выскакивает полицейский, удачно обхожу его справа. Сзади слышится топот уже нескольких человек. Мчащийся мимо мотоциклист внезапно дает по тормозам и оказывается прямо передо мной. Пытаюсь его обойти, но неизвестный вместо рывка приглашающее хлопает по заднему сиденью.

   Была - не была!

   Мчимся по дороге, удаляясь преследователей все дальше и дальше.

   Поднимаю вверх руку с оттопыренным пальцем (догадайтесь каким).

   Йо-ххооо! (всегда хотел это крикнуть, но повода как-то не находилось...)

   Интерлюдия 7.

   Апрель, почти три месяца назад.

   Узнав, чей внук пропал, глава ПГБ решил допросить его брата лично.

   Допрос подростка продолжался уже второй час. Юноша уверенно называл пароли, явки, тайные квартиры, телефоны, в общем, все, что являлось государственной тайной с грифом "Перед прочтением сжечь". Описывал свои предполагаемые действия в обстоятельствах брата. Секретарь, поначалу присутствующий на допросе, давно был изгнан вон.

   Вопросы к мальчику все меньше касались нынешнего дела и все больше уводили в прошлые дни.

   - А расскажи-ка мне, отрок, за что не любил Елизар Андреевич князя Львова-Шуйского? - от общего идиотизма ситуации Милославского пробило на странный слог.

   Подросток, до сих пор глядевший на Тихона Сергеевича влюбленными глазами - еще бы, кумир детства! - неожиданно потупил взор и покраснел.

   - Так он этот... ну... мужеложец он! - нашел в себе силы ответить смущенный Митька.

   - О, как...

   - А доказать, молодой человек, можете? - вмешался в беседу присутствующий здесь же безымянный сотрудник ПГБ.

   Дмитрий, не испытывая никакого трепета в обществе двух государевых людей, вопросительно уставился на Тихона Сергеевича. Тот, подумав, кивнул подчиненному на выход.

   - У государя в Зимнем, в библиотеке есть тайник, устроенный дедом, там письма, фотографии...

   - Где?!!

   - Слева от крайнего подоконника есть фальшивая панель, за ней каменная кладка, надо нажать вот так, - Дмитрий изобразил руками как, - тайник откроется.

   Милославский совсем не по благородному обхватил голову руками и взвыл.

   Когда-то давно, еще в прошлом веке, на заре своей карьеры он в компании товарища по службе стоял навытяжку перед всесильным человеком и также восторженно ел его глазами. А Елизар Андреевич Васильев-Морозов, глава Имперской Тайной канцелярии, Постельничий Его Императорского Величества, его воспитатель и фаворит, одной фразой на ушко государю ломавший жизни или наоборот, приближая к царю, принимал решение по их дальнейшей судьбе. Много воды утекло с тех пор. Расформирована уже давно Имперская Тайная канцелярия, разделившись на Приказ государственной безопасности и личную службу безопасности императорской фамилии. Нет больше самого Великого Постельничего - умер в ссылке под Рязанью, а вот, поди ж ты, отправил ему посылочку...

   Первым же указом после своей коронации, новый государь Константин-II, потерявший от бомбы террориста-смертника жену и отца, отправил в отставку Васильева-Морозова. Сам сломленный после случившегося, разом постаревший и потерявший харизму, Елизар Андреевич спешно передал дела Милославскому и Лопухину-Задунайскому - бывшему товарищу Тихона и отправился в родной городок доживать век. За ним приглядывали, но без огонька. Жил старик одиноко, визитов не приветствовал, а единственный сын, прижитый в позднем возрасте, к отцу был равнодушен. Так что наблюдение велось к концу жизни Великого Постельничего спустя рукава. А тут такой подарочек.