Сейчас многим её тайна показалась бы делом обычным, а Иннин ужас – по меньшей мере наивным. Сколько их стоит у метро, на дорогах, в ресторанах и гостиницах – путан, бабочек, шлюшек дешёвых и дорогих. Уже и общество готово признать, что этот ночной заработок обычен и приемлем, что красота и молодое тело – такой же товар, как мозги, совесть и чувство долга. Голод не тётка, ещё не тем заставит заняться. Это тебе не ленинградская блокада и не война, когда ненависть к врагу и любовь к родине толкали людей на подвиги. Сейчас нам не до идеалов. Если у всего народа крыша поехала, если земля под ногами шевелится, а небо гремит и посылает молнии, то здесь действует один инстинкт – выжить, и лозунг – разбогатеть. А многие уже разбогатели, добыли себе сусальное счастье, и вокруг них всё ликует, вертится, блестит мишурой, фейерверки в небе, как огненные змеи. Что же ей, бедной советской студентке – подыхать?
Далее следовал парад междометий. Ах, это ужасно! Она понимает, что вас, господин Никсов, ничем не удивишь, но вы послушайте! Нет, вы представьте, представьте… Она студентка четвёртого курса, помочь некому. Родители в Сибири, сами копейки считают. Муж – неудачник, паскуда и подлец – тоже студент, и больше всего на свете хочет доучиться, получить диплом. Он перепробовал огромное количество левых заработков. Что он только не делал! Нанялся к каким-то азербайджанцам, пытался торговать. Но при его горячем нраве заработать у них было совершенно невозможно. Они тоже горячие парни. Муж растратил чьи-то деньги, подрался, попал в больницу. Вышел, репетиторствовал, но нигде не уживался. В одном месте хозяЕва (слово-то какое чужое!) мало платили, в другом были откровенные сволочи. Работал грузчиком, но тоже подрался. И добро бы только его били, так нет, он в долгу не оставался. Удивительно, что он вообще не сел. В ту пору он был ещё помешан на политике, шастал на какие-то демонстрации, чтобы защищать свободу. Сейчас она не может с достоверностью сказать, за кого, собственно, он выступал – за Горбачёва или Ельцина, за белых или за красных. Институт бросил, не до учёбы ему было. И все у него виноваты, а он один в чём-то неведомом прав. Голодали, да… а вокруг полное равнодушие, словно знакомый ей мир заселили марсиане, монстры.
Инна без конца курила, от волнения захлебывалась дымом, с яростью гасила окурок в пепельнице и тут же закуривала новую сигарету.
Найти работу подруги помогли. Всё-таки «иняз». Со знанием языка можно было рассчитывать на чистую клиентуру. В лучших гостиницах Москвы она была своим человеком. Зарабатывала очень прилично, но поначалу боялась засветиться, боялась не только французские духи купить, но даже одеться прилично. Однако не будешь на работу ходить абы в чём. Андрей смотрит на неё и говорит: «Откуда шуба? На какие шиши?» А она в ответ: «Родители помогли. Отец занялся кооперацией. Теперь у нас всё будет». Муж очень приободрился, решил челночить. Долларовые купюры уже в руках держали, было на что товар покупать.
Но с челноками у Андрея тоже не заладилось. По какому-то дремучему делу он угодил в греческую тюрьму. Правда, ненадолго: через четыре месяца уже выпустили. Она меж тем кончила институт и решила, что пора переходить в отряд приличных гражданок и завязывать с ночной профессией. Но не так от неё просто было отвязаться.
Вот здесь её Андрей и застукал у гостиницы. Застукал и сразу всё понял. Швейцара подкупил на её же деньги, тот и сообщил – кто она и что. У неё и кличка была – Мэг, а если полностью – Magpie, что по-английски означает «сорока». Так прозвали не из-за того, что она золото любила, и не за скороговорку. Хотя, правда, если нервничала с клиентом, то начинала очень быстро говорить. Но её кличка просто объясняется: по фамилии она – Сорокина. Англичане и тем более японцы выговорить её фамилию были не в состоянии, отсюда и кличка появилась.
– Что вы на меня так смотрите? Фамилия в жизни человека играет очень большую роль. У вас тоже стрАнная фамилия.
– Почему стрАнная? Никсов.
– У вас в роду англичане были?
– Не знаю.
– Вы, наверное, думаете, что ваша фамилия от Ники: победный, так сказать. Может быть, даже кто-то вообразил, что вы – родня президенту Никсону. Дудки… Никс, чтоб вы знали – английский водяной. Тот самый – в тихом омуте и непроточной воде. Или как раз в проточной живут никсы, я забыла. О чём я, мама родная? В общем, я собиралась просить прощения, ждала разноса от мужа, но Андрей сказал, что я ни в чём не виновата и прощать меня не за что.
Им надо было выжить, и она выжили. Инна нашла себе приличную работу, а Андрей, вопреки горячим заверениям, так и оставался безработным. То есть он без конца находился в поисках работы. Но он хотел ощущать себя мужчиной, а потому не хотел зарабатывать меньше жены. Они плохо жили. Любовь давно ушла. Вместе их связывала только привычка. Впрочем, это она так думала – про привычку, а Андрей свою выгоду уже понял. Потом он пошёл работать в охрану.
В этот момент ей предложили перейти на новую работу – к Лёве, и она согласилась. А дальше – счастье! Боже мой, как она влюбилась! Она в него влюбилась сразу, как только увидела. И не смотрите, что сейчас он обрюзг, полысел. Бизнесменская жизнь никого не красит. Это ведь сплошные нервы! А пять лет назад это был красавец. И главное, фантастически умён.
Вы бы знали, чего ей стоило скрыть роман от Андрея. Потом-то выяснилось, что он всё знал. Вот чему этот вечный безработный, подлец и паскуда, выучился за последние годы, так это соглядатайству. Ей вообще кажется, что он знал каждый её шаг. Лёва сделал ей предложение, которое она с благодарностью приняла. Дело осталось за малым – развестись. Но не тут-то было. Андрей сказал, что никогда не даст ей развода. Ещё он сказал, что браки совершаются на небесах, что жена – от Бога, и уж если небеса послали ему золотую рыбку, то он с ней никогда не расстанется. Милуйся со своим бизнесменом сколько твоей душе угодно, вообще он в любовниках её не ограничивает. Но за любовь она должна платить, и не кому-нибудь, а своему законному супругу. А попробуешь бунтовать – он немедленно сообщит Лёвушке, что его возлюбленная – валютная проститутка.
– Надо было во всём сознаться Льву Леонидовичу, – строго сказал Никсов.
– Вы не знаете, какой наивный и чистый человек Лёва, вы не знаете, из какой он семьи. Отец его – серьёзный человек, доктор наук, профессор, тогда он ещё был жив. Мать у него, царство ей небесное, вся в работе, в электростанциях и гидротехнических сооружениях. Дома только и слушали: нижний бьеф, верхний бьеф… Уже не строили ни черта, а она всё моталась по объектам, потом простыла и умерла в одночасье. Вот тебе и бьеф! Кажется, от инсульта. Единственное, в чём я могла сознаться – что замужем и что муж не даёт мне развода. А что делать? Подождать… Всё как-нибудь устаканится.
Никсов смотрел на Инну тяжёлым, недобрым взглядом.
– А как ваш благоверный сюда, в деревню, попал?
– Не знаю. Я уже говорила Лёвушке – не знаю.
– И зачем он приехал, вы тоже не знаете?
– Нет.
– Может быть, он ревновал? Если бы он в воскресенье вечером был жив, я бы решил, что это он стрелял в Льва Леонидовича.
– Такое предположение – полный абсурд! Зачем убивать курицу, которая несёт для него золотые яйца?
– Ага… и мечет чёрную икру… Ладно, я понял. Закончим на этом разговор.
– Но я не договорила! Дело в том, что мы виделись с Андреем в ту ночь. Я умоляла его уехать.
– А он просил у вас денег.
– Как вы угадали?
– Загадка слишком проста. Вы дали?
– Дала. Но совсем незначительную сумму. Больше у меня просто не было.
Инна смотрела на сыщика умоляюще и всё время норовила доверительно взять его за руку: мол, пойми и учти в своём расследовании.
– Идите спать, Инна. Вам нужно отдохнуть.
Никсов дождался, когда её шаги стихнут, после чего сам вышел в коридор. Весь дом спал, только рядом с комнатой хозяина безмолвным истуканом – даже дыхания его не было слышно – торчал охранник. Очевидно, второй находится вне дома. Не с них же опрос снимать! Никсову очень хотелось поговорить с Хазарским, и чем быстрее, тем лучше. Пока люди находятся под непосредственным впечатлением от случившегося, они куда более откровенны и разговорчивы, чем спустя день-два после событий. Но Никсов даже приблизительно не знал, где искать Хазарского в большом доме.
