Одну вещь, дядя Джозеф дал ясно понять: Ирма должна осторожно тратить деньги! Ее ответ был очевиден: она жила на деньги Робинов в течение полугода, а когда она вернулась в Бьенвеню, они продолжили вести смехотворно простую жизнь. Нельзя тратить деньги, когда живешь на небольшой вилле, где некуда положить вещи, и нет больших развлечений. Ланни и его мать жили на тысячу триста долларов в месяц, в то время как Ирма привыкли тратить в пятьдесят раз больше. Таким образом, у неё не было никаких проблем уверить своего добросовестного дядю, что она воспользуется его советами. Ее мать решила не приезжать в Европу этой зимой. Она была занята снижением расходов по содержанию недвижимости на Лонг-Айленде. Ланни прочитал письмо и испытал нормальные чувства человека, который узнает, что его тёща не приедет к нему в гости.

Генрих Юнг вызвал Ланни по телефону. «Вы хотели бы встретиться с фюрером?» — спросил он.

«О, черт возьми!» — воскликнул Ланни, опешив. — «Да, я ему не интересен».

— Он говорит, что интересен.

— Что вы ему рассказали про меня?

— Я сказал, что вы были старым другом и покровителем Курта Мейснера.

Ланни на мгновение задумался. — «Вы сказали ему, что я не согласен с его идеями?»

— Конечно. Вы думаете, что он заинтересован только во встречах с людьми, которые с ним согласны?

Ланни предполагал что-то в этом роде, но он был слишком вежлив, чтобы ответить прямо. Вместо этого он спросил: «Вы сказали, что меня можно переубедить?»

Я сказал, что это стоит попробовать.

— Но на самом деле, Генрих, это не так. Вы могли бы рискнуть, если он хочет.

Ланни рассмеялся. — «Конечно, он интересный человек, и мне было бы любопытно с ним встретиться».

— Ну, тогда вперед.

— Вы уверены, что это не повредит вашему положению?

— Мое положение? Я три раза навещал его, когда он был узником в крепости Ландсберг, а он человек, который никогда не забывает друзей.

— Ладно, тогда, когда мы пойдем?

— Чем раньше, тем лучше. Он сейчас находится в Берлине, но он скачет по стране.

— Вы можете установить время.

— Вы свободны сегодня днем?

— Я могу легко освободиться.

Генрих позвонил снова, говоря, что назначено на четыре часа, и он будет ждать Ланни перед штаб-квартирой в три тридцать. Когда они был в машине и назвали адрес, Ланни начал с некоторыми признаками колебания: «Вы знаете, американские манеры не совсем такие же, как немецкие».

— Фюрер, конечно, понимает, что вы американец.

— Я надеюсь, что он не ожидает от меня возгласа Хайль Гитлер!

— О, нет, конечно, нет. Вы пожмете ему руку.

— Должен ли я обращаться к нему в третьем лице? Ланни читал недавнее заявление о введении этого обычая, ранее зарезервированного для королевской семьи. Это означало, обращение в третьем лице.

— От иностранца этого не ожидается. Но лучше, если никто не противоречит ему. Вы знаете, что он находится под сильным давлением в эти дни.

— Я понимаю. Из многих источников Ланни слышал, что Ади был очень возбудим. Некоторые даже называли его психопатом.

«Я не имею в виду, что вы должны во всём соглашаться с ним», — поспешил добавить Генрих. — «Будет все в порядке, если его просто слушать. Он очень любезен при объяснении своих идей людям».

— «Конечно». Ланни держал совершенно честный взгляд. — «Я прочел Майн Кампф, и это будет своего рода постскриптум. Прошло пять лет, а многое произошло».

«Разве это не чудесно, сколько сбылась!» — воскликнул правоверный молодой «ариец».

Partei- und oberster SA. Fuhrer, Vorsitzender der N.S.DA.P. жил в одном из элегантных жилых домов с ливрейным швейцаром. Фюрер был вегетарианцем и не употреблял ни алкоголя, ни табака, но не был аскетом в отношении внутреннего убранства. Напротив, он числил себя художником и получал удовольствие в переделке своего интерьера. На деньги Фрица Тиссена и других магнатов он купил дворец в Мюнхене и превратил его в показательный нацистский Коричневый Дом. Для квартиры в Берлине он получил модернистскую мебель предельной элегантности. С ним жила супружеская пара, чтобы заботиться о нем. Южные немцы из друзей его прошлого. У них было два ребенка, и Ади играл с ними в какую-то комнатную игру, когда пришли посетители. Он задержал малышей, разговаривая с ними и о них какую-то часть времени. Его любовь к детям была его лучшей стороной, и Ланни был доволен, что не увидел другие увлечения.

Фюрер был одет в простой деловой костюм, и выглядел, как простой и скромный человек. Он пожал руку своему франкоамериканскому гостю, похлопал Генриха на спине, и попросил принести фруктового сока и печенья для них. Он спросил Ланни о его детстве на Ривьере, а дети слушали с открытыми глазами его рассказы о вытягивании невода с каракатицами и малыми акулами. Он рассказал о находке древних римских монет в своем саду и о «мальчике с севера», который танцевал и доставлял удовольствие на арене Антиба пару тысяч лет назад. Собственное детство Ади Шикльгрубера было унылым, и он не говорил о нём.

Некоторое время спустя он спросил, где Ланни встретился Курта Мейснера, и посетитель рассказал о школе Далькроза в Хеллерау. Хозяин воспринял это, как проявление немецкой культуры, а Лан-ни воздержался упомянуть, что Жак-Далькроз был швейцарцем французского происхождения. Правда, школа была построена и содержалась на деньги немецкого патрона. Гитлер воскликнул: «Такого рода вещи будут славой нашей националсоциалистической администрации, там будет такой всплеск художественной и музыкальной гениальности, что будет поражать весь мир». Ланни отметил, что во всем разговоре он считал само собой разумеющимся, что НСДАП скоро будет контролировать всю Германию. Он никогда не говорил «если», он говорил: «когда» — А это был один из предметов разговора, где посетитель, конечно, не собирался ему противоречить.

Они говорили о Курте и его музыке, которая была чистой «арийской», как заявил фюрер. Ничего показного, никакого иностранного влияния. Жизнь во Франции на протяжении многих лет, по-видимому, не повлияла ни в малейшей степени на композитора. Ланни объяснил, что Курт избегал выходить, и выходил редко, только если его вынуждали. Он рассказал о своей жизни в Бьенве-ню и фюрер согласился, что это было идеальной жизнью для художника. «Такую жизнь, я бы выбрал, но, увы, я родился под другими звездами». Ланни слышал, что он верил в астрологию, и надеялся, что он не будет касаться этой темы.

Фюрер всех нацистов хотел, чтобы этот элегантный и чрезвычайно состоятельный молодой иностранец вышел в мир, как новый сторонник идей национал-социализма. С этой целью он делал всё возможное, чтобы быть обаятельным, для чего он не имел никаких способностей. Поэтому он спрашивал точку зрения Ланни по всем затрагиваемым вопросам. Ланни был социалистом, и Гитлер тоже был социалистом, только, практического характера. Из хаоса конкурентного капитализма должен возникнуть новый порядок. Новый порядок будет существовать, потому что он будет основан на реальном взаимопонимании и будет управляться учеными. Не пагубный, вырождающийся социализм марксистов, который отвергли все понимающие люди. Не социализм, отравленный заблуждениями интернационализма, а социализм, основанный на признании великих расовых качеств, которые сами по себе делают такую задачу выполнимой.

Терпеливо и внимательно фюрер объяснил, что его идеи расы не были немецкими в узком смысле. Ланни тоже был «арийцем», как и культурные классы в Америке. У них тоже была действительно «арийская» цивилизация, и такая же была и у англичан. «Я больше ничего не хочу в мире, как взаимопонимания и мира между моей страной и Великобританией, и я думаю, что в наше время не было большей трагедии, чем война между ними. Почему мы не можем понять друг друга и вместе в дружбе добиться нашей общей задачи? Мир достаточно велик, и он полон беспородных племен, которым мы не смеем позволить получить власть, потому что они не способны её разумно использовать».