Ланни показалось, что молодой спортивный директор говорил в точности как социал-демократ. Он сменил только вывеску. Он настаивал на том, что рядовые члены партии придерживались его точки зрения, и то, что он называл «второй революцией», настанет через несколько недель. Он возлагал надежды на Эрнста Рёма, начальника штаба и руководителя СА, который был одним из десяти человек, осуждённых за измену и заключённых в тюрьму после Пивного путча. Солдат и неизменный борец, он стал героем для тех, кто не хотел изменений в НСДАП и добивался исполнений обещаний. Фюрера должны переубедить, а при необходимости заставить. Так поступают в политике, это было дело не гостиных, а война слов и идей, и, если это необходимо, будут уличные демонстрации, марши и угрозы. Никто не знал это лучше, чем сам Гитлер.

Ланни подумал: «Хьюго сам себя дурачит этим начальником штаба, как раньше обманывался фюрером». Эрнст Рём был гомосексуалистом, который публично признал свои привычки. Невежественный грубый человек, который даже редко делал вид, что добивается социальной справедливости. Когда он осуждал реакционеров, которые были еще в Кабинете министров, он просто хотел больше власти для своих коричневорубашечников и их командования. Но Ланни не собирался даже обмолвиться об этом. Его делом было выяснить, кто были недовольные, и особенно те, кто были у власти в Дахау. Таким людям нужны деньги для удовольствий, а если они ведут борьбу за власть, то им нужны деньги на это. Это хороший шанс найти того, кому можно заплатить, чтобы заключенный проскользнул между прутьев решетки.

Их разговор продолжался долго, и автомобильная прогулка привела их в загородную местность. Красивая равнина, где каждый квадратный метр напоминал чью-то гостиную. Там не было сорняков, как и в целом Фатерланде, а лес был посажен рядами, как сады и, походил на них. Был субботний день, и бесчисленные озера вокруг Берлина пестрели крошечными парусниками, а берега были застроены коттеджами и раздевалками на пляжах. Тенистые дороги были полны Wandervogel, молодыми людьми, путешествующими пешком. Но сейчас все они были одеты в форму СА, и их песни выражали пренебрежение окружающим. Везде строевой плац, полный громких криков команд и пыли от топота ног. Германия готовится к чему-то. Если бы спросить к чему, то ответом было «к обороне», но не ясно, кто желает напасть на них. Сразу после подписания священного пакта против применения силы в Европе.

Еще одной чертой, которой Хьюго походил на социал-демократа, а не на нациста, он ненавидел милитаризм. Он сказал: «Есть два способа, которыми фюрер может решить проблему безработицы. Один, занять всех ненужной работой, в том числе и себя, другой призвать их в армию, вымуштровать и послать захватить землю и ресурсы других народов. Это вопрос, который сейчас решается в кругах, приближённых к власти».

«Жаль, что вы не можете быть там!» — заметил Ланни. А его молодой друг показал то, что было в глубине его сознания. — «Может быть, я буду там когда-нибудь».

Его превосходительство министр-Президент генерал Геринг был рад пригласить мистера и миссис Ланни Бэдд на обед в его официальной резиденции. Он не попросил их принести свои картины, и Ланни об этом не сожалел. Он как-то не мог представить Сестру милосердия в компании с львенком. Он сильно сомневался, что Его превосходительство сильно обманывается о настоящей причине визита Ланни в Берлин. Так или иначе, командующий ВВС Германии обладал своим собственным направлением в искусстве, созданным по его приказу: статуя ню его покойной жены, выполненная по фотографиям и отлитая из чистого золота!

По крайней мере, так сказала Ирме княгиня Доннерштайн. Эти модницы болтали без умолку. Княгиня вылила весь «компромат», а Ирма собрала его и принесла домой. Симпатичный белокурый летчик по имени Геринг, после ранения во время пивного путча бежал за границу и там женился на шведской баронессе. Дама была эпилептиком, а ее супруг морфинистом. Об этом не может быть никаких сомнений, так как все факты были доказаны в суде, когда баронессе было отказано в опеке над ее сыном от первого брака. Позже, леди умерла от туберкулеза, и Геринг, вернувшись в Германию, выбрал Тиссена и бывшего наследного принца в качестве своих дружков, а сестру стального короля в качестве своего «секретаря». Кавычки были указаны тоном княгини, произносившей последнее слово. Предполагалось, что он женится на этой Аните Тиссен, но этого не случилось. Возможно, потому что он стал слишком великим, или слишком жирным! В настоящее время Анита была «в отсутствии», а «в присутствии» была Эмми Зоннеманн, белокурая Северная Валькирия, которая играла в Государственном театре и могла получить любую роль, какую захотела. «Но это не исключает и других «Damen», — добавил змеиный язык княгини Доннерштайн.

— «Vorsicht[165], Frau Budd!»

Так Ирма узнала новое немецкое слово.

Дочь коммунального короля прожила большую часть своей жизни в мраморных залах, и не испытала благоговения от ливрей лакеев Геринга или мундиров его сотрудников и его самого. Львенок был не для дам, его показали, и она его заметила. Большой стол черного дерева и золотые шторы за ним на самом деле производили эффект. Они заставили Ирму вспомнить ширмы Дика Окснарда, и она не могла понять, почему Ланни надсмехался над ними. Розовые ливреи, белые шелковые мужские бальные туфли и чулки лакеев — да, но вряд ли в дневное время. А медали генерала, казалось, больше подходят для государственного приёма, чем для частного обеда.

Тем не менее, экс-авиатор был очень хорошей компанией. Он хорошо говорил по-английски, и, возможно, хотел доказать это. Он взял на себя большую часть разговора, и весело смеялся своим собственным шуткам. Там помимо гостей присутствовали Фуртвэнглер и другой офицер штаба, которые, разумеется, смеялись над шутками, но сами шутить не смели. Видимо это было чисто социальное мероприятие. Ни слова о выкупе или заложниках, евреях или концентрационных лагерях. Ланни не надо было говорить: «Я надеюсь, что вы заметили, Exzellenz, что я выполнил свою часть соглашения». То, что его пригласили и угостили охлаждёнными яйцами ржанки и жирными голубями, было достаточным доказательством того, что он выполнил свою часть соглашения, и что хозяин принял к сведению этот факт.

Предполагалось, что обладателю восьми или десяти самых ответственных должностей в «Третьем рейхе» было нечего делать, как потягивать коньяк и беседовать с двумя праздными богатыми американцами. Это был сигнал Ланни сыграть свою роль, и рассказать, как совершенно случайно он и его жена посетили Лозанну в первые дни конференции по ограничению вооружений получили массу закулисных сведений о выдающихся личностях, бывших там, в том числе и из Германии. Пришлось упомянуть, что Ланни был в американской делегации в Париже и знаком со многими людьми, что помог немецкому агенту сбежать в Испанию. Он знал руководителей нескольких французских партий, в том числе Даладье, премьера, и он посещал дома нескольких ведущих сотрудников Министерства иностранных дел Великобритании. Не может быть сомнений, что он был молодым человеком исключительных возможностей, и может быть очень полезным для рейхсминистра без портфеля, если случиться оказаться под рукой! Не было произнесено ни слова, но мысль витала в воздухе: «Почему бы не использовать шанс, Exzellenz, и не освободить моего еврейского Schieber-sohn?»

Герр Рейхсминистр Йозеф Геббельс был великодушен, выразив свое мнение, что работы Марселя Дэтаза годны для показа в Германии. Они вполне безвредны, хотя и не особенно изысканны. Ланни понял, что он не может рассчитывать на большее для художника из нации, которую фюрер назвал «негроидной». Но этого было достаточно, чтобы телеграфировать Золтану приехать в Берлин.

Что делать, чтобы получить внимание gleichgeschaltete Presse? Ланни это выяснил еще до приезда своего друга. Появился моложавый, очень деловой джентльмен. Один из тех берлинцев, которые носят в жаркий день котелок и жилет. Его визитная карточка представила его как: Herr Privatdozent Doktor der Philosophie Aloysius Winckler zu Sturmschatten. В вежливой философской манере он сообщил Ланни, что может создать репутацию Дэтазу, либо наоборот. Приват-доцент говорил как человек, имеющий власть и решимость. Он не уклонялся и не опускал глаза, но сказал: «Sie sind ein Weltmann¹⁹⁰, Herr Budd. Вы знаете, что можно выручить много денег от продажи этих картин, если правильно их представить. Так уж случилось, что я Parteigenosse с первых дней оказался близким другом лиц, имеющим большое влияние. В прошлые времена я оказывал им услуги, и они делали то же самое для меня. Вы понимаете, как делаются такие дела».