Ох стрела, Саша снова вспомнил горячий прощальный поцелуй Хен Со, и посетовал, что не истек кровью раньше, чем этот китайский Казанова покрошил всех врагов и решил пообниматься с умирающей любимой.
Глава 3. Перспектива прошлого.
Наутро Саша встал в каком-то воодушевлении. Пережитое вчера, ошеломило его, и в тоже время, наполнило жизнь новыми красками и новым содержанием.
Как такое может быть? Живешь себе в двадцать первом веке, помнишь детство, школу, и вдруг, кроме этого, как какое-то далекое забытое прошлое, всплывает нечто такое: целая жизнь, в другом теле в другом времени. Яркие эмоции, испытываемые к тем другим людям, живые и настоящие, теплятся внутри, лица родных людей стоят перед глазами. Другой отец, другая мать, он помнит, какими они были, как они смеялись или как гневались.
Черт, он был девушкой, какой-то китайской принцессой – подумать только! Но он помнил это так же ясно, как, например, себя в школе, уже в этой жизни. Он помнит себя несмышленым школьником, конечно, немного другим, чем сейчас, с другими, детскими, взглядами на жизнь, но это был он – и в этом невозможно сомневаться. Так же точно, он помнил себя китайской девушкой. Она другая, жила в другом времени, имела другие взгляды на жизнь, но она – это он, он чувствовал это без всяких сомнений.
Воспоминания все время лежали на поверхности. Забытое прошлое пронизывало всю его жизнь. В детской игре с китайским домиком совпадало почти все. Имя девушки Чиан Ми – измененное Чанг Мин. Страж, которого она любила, был просто Хен – сокращение от Хен Со. Одна из фигурок монахов была отцом девушки, и Саша помнил, что ему все время не нравилось, что эта фигурка худая, а толстых монахов в комплекте не было. Детский мозг адаптировал имеющиеся элементы, превратив игрушечный китайский храм в дворец, а фигурки – в действующих лиц той истории.
Он играл в это и никогда не задумывался, откуда все это взялось. Ни он, ни кто-либо вокруг, наблюдавший за его играми, никогда не видел в этом что-то необычное. Сколько детей в мире играют в свои прошлые жизни, и ни их родители, ни они сами, не осознают этого?
Рыцари и Азенкур тоже проявлялись в играх и предпочтениях. Саша до сих пор любил исторические фильмы про средневековые войны. И помнил, как в школе, когда вскользь прочитал в каком-то учебнике про эту битву, очень заинтересовался, ходил в библиотеку, и, найдя какую-то энциклопедию, прочитал об этом всю статью. Он как сейчас помнил, что узнав о победе англичан, подумал: «Ага, они-таки взгрели этих французиков!». И опять, вот же забавно, ему не пришло тогда в голову обратить внимание, почему он так подумал, и откуда всплыло подобное неполиткорректное обозначение жителей Франции, которые ему, вроде бы, на тот момент ничем не насолили.
Сколько таких случаев было в жизни? Вероятно, много, и все их он просто никогда не замечал, а сейчас уже и вовсе успел позабыть.
Саша машинально собрался в Академию, продолжая поражаться, как не вспомнил раньше, и как все это удивительно.
Учеба начиналась с двух часов, первая половина дня была посвящена работе в лаборатории, где он подрабатывал, как младший сотрудник. Но и там, Саша, бомбардируя пластинку альфа-частицами, возвращался мыслями к приключившемуся вчера открытию прошлых жизней. Неужели это все она? Как Сана Серебрякова это с ним проделала?
****
– Что-то ты отстраненно выглядишь, – заметил Толик, когда они вновь сидели на обеде в столовой.
– Лучше не спрашивай…
– Что, побывал вчера на какой-то жаркой вечернике без меня?
– Ага, типа того, обе были просто убийственные в прямом смысле слова.
– Даже на двух? Мне впору обидеться, Саня. Как ты мог пойти туда без меня? Наверняка получил поцелуй какой-нибудь жгучей красавицы, а я опять…
Саша, вновь пивший газировку, поперхнулся и закашлялся.
– Толик, только не надо о поцелуях. Пожалуйста, – взмолился он.
– Ну ты даешь! У тебя же девушка есть, а ты обжимаешься на вечеринках с другими?
– Отстань, ты не знаешь, о чем речь, а мне долго объяснять. Скажем так, я был сам не свой.
– Блин, Санёк, опять смешал коктейли? Как я тебя понимаю, ты уверен что, после поцелуя ничего больше не было?
Саша опять поперхнулся и отставил стакан в сторону.
– Слушай, Толик, ты можешь вставлять такие фразочки не тогда, когда я пытаюсь допить свою колу?!
– Прости, я больше не буду. Но что ты так реагируешь? Так ты уверен?
– Более чем, после поцелуя я уже был практически мертв.
– Да, Саня, кто же пьет перед сражением…
Саша уставился на друга:
– Что ты сказал?
– Э-э… Ну ты прости, если обидел.
Саша тем временем пораженно разглядывал его.
– Офигеть! Это же ты!
– Э-э…
– Мой оруженосец! Ты был моим оруженосцем, Томасом!
– Саня, похоже, ты вчера чересчур много выпил.
Саша вглядывался в друга и все более уверялся в том, что не ошибся. Конечно, лицо немного другое, лишенное крестьянских грубых черт, но в то же время, что-то в нем есть от того самого Томаса, эти светлые волосы и смеющиеся зеленые глаза. Точно, глаза. Это были глаза его оруженосца Томаса. Саша не мог в это поверить!
Он воскликнул:
– Ты ничего не помнишь? Тринадцатый век, битва при Азенкуре, я упал в реку пьяным?
– Ты что несешь, Санёк? Поцелуй той жаркой девицы, похоже, окончательно лишил тебя мозга. Какой еще тринадцатый век? Сейчас двадцать первый, Саня.
– Поразительно, ты был моим оруженосцем, ха-ха, это многое объясняет!
– Ты что, пытаешься меня оскорбить? Дохлый номер. И не был я никаким твоим оруженосцем!
– Ну да, слышал когда-нибудь о реинкарнации?
– Интеллигентные и образование люди, Саня, типа меня, такой ерундой не интересуются.
– А про столетнюю войну между Англией и Францией слышал?
– Чего? Как может война длится сто лет? Не выдумывай.
– Да уж, ты все такой же интеллигентный и образованный, Томас, как я посмотрю, – засмеялся Саша.
– Смейся-смейся, хотя я даже не понимаю, о чем ты, – обижено сложил руки на груди Толик, и отвернулся.
К ним подошла Нина.
– Привет, Толик, – поздоровалась она, а на Сашу взглянула довольно неприязненно.
Она от чего-то считала, что Саша дурно влияет на Толика и вообще человек не из тех, с кем стоит проводить много времени. Что бы, интересно, сказала Сана об этом? Но такое ее отношение было понятно, почти все, с кем общался Саша, считали ее ботаничкой и заучкой, ей от этого не было повода питать особую симпатию к самому Саше.
У нее была короткая стрижка, темные волосы. Большие круглые очки. В принципе, Саша находил ее симпатичной, хотя не в его вкусе. Он любил девушек чуть ярче. Но если бы не эти очки, мешковатые кофты, что она все время носила, и ореол упертой хорошистки, многие бы обращали на нее внимание.
– А со мной что не здороваешься, Нинка? – поинтересовался Саша. Он, при всем ее отношении, всегда был не против с ней поболтать. Все-таки они учились в одной группе, она разбиралась в физике, а девушки, с которыми Саша проводил время обычно, о физике имели весьма призрачное представление.
Нина холодно проговорила:
– Во-первых не Нинка, а Нина. А во-вторых, с тобой я не здороваюсь. Опасаюсь, знаешь ли, вдруг я от этого превращусь дурочку-блондинку.
– Да ладно, тебе бы не помешало, – брякнул Саша неосмотрительно, за что заслужил колючий взгляд.
Она села рядом с Толиком, поставив сумку на стол.
– Нина, Санька обзывает меня оруженосцем!
Нина посмотрела на Сашу строго. С очками на лице, у нее это получалось очень выразительно:
– Что? Ты уже не знаешь, как еще обозвать своего друга?
– Да это не обзывательство, что ты сразу?
– Он говорит меня, звали Томас и при каком-то Аренкуре или Аракуре, я уронил его в реку или он сам туда свалился.
– Что? Азенкур?
– Прикинь, он не знает, про Столетнию войну, а ты с ним водишься, – усмехнулся Саша.
