Не веря своим глазам, Тильда прикоснулась к шершавым плитам, тронула дверную ручку — всё настоящее. И паркеты и стрельчатые окна и арки в залах и бронзовые подсвечники и отсыпанные белым, похожим на снег песком дорожки в саду, и даже апельсины на ветках. Вот только залы и комнаты были пусты — ни шкафов, ни постелей ни кухонной утвари, не говоря о книгах, нарядах и рыцарском вооружении.
Тильда задумалась, оглядывая просторную бальную залу, и рассмеялась, как девочка, когда посреди царственного великолепия возник обычный кухонный табурет, крепко и неуклюже сколоченный. Лазурная птичка ответила звонким чириканьем и прошлась по проножке пошатываясь, словно заправский пьяница.
Похоже, о грязной работе предстояло забыть — теперь трудиться будет воображение!
Это оказалось… волшебно. Да, волшебно, другого слова не подберешь. Нескончаемый сон, в котором возможна любая причуда. Тильда воображала себе шторы и занавески, простыни и подушки, комоды и кушетки, женские платья и детские игрушки. Если что-то не нравилось — достаточно было повести бровью, и неудачная задумка исчезала. Особое удовольствие Тильда получила на кухне — больше не приходилось спускаться в гостиницу за припасами, достаточно было вспомнить самое редкое лакомство, чтобы оно тотчас появилось на столе свежим и ароматным. Пироги с крольчатиной и печенкой, булочки в сахаре, сидр и эль, морской суп и похлебка с бобами — все, кто когда-нибудь навестит Кандару, смогут отведать лакомства, которыми Тильда Бам, кормила семью. А ещё полюбоваться цветами, которые она выращивала у себя на окошке, поспать под лоскутными одеялами, попить молока из облитых желтой глазурью глиняных кружек, услышать, а то и протанцевать джиллиянку, отбивая такт босыми ногами.
Тильда вспоминала, вспоминала, вспоминала, вытряхивая минуты детства и годы зрелости и наконец поняла — её жизни просто не хватит, чтобы заполнить Кандару. Она не касалась ни рыцарских мечей ни платьев принцесс ни дворцовой мебели, не прочла за жизнь и десяти книг, не видела и десятка настоящих картин. Нужны ещё гости, много гостей. Недолго думая, Тильда вообразила старый чугунный фонарь — точь-в-точь такой, как стоял на окне её дома, зажгла его и поставила на подоконник самого высокого окошка в самой высокой башне. И впервые за проведенные в Кандаре месяцы загрустила всерьёз — даже потешные штучки лазоревой птички не развлекали. Она вспоминала мужа, его рассказы у очага, ровное дыхание в спальне, пестрый шелковый платочек, который он до сих пор, красуясь, повязывал на шею, прочную мебель, сработанную на совесть, смешные гостинцы из дальних стран. Самуэль всегда оставался рядом, защищая её от бед — даже когда уплывал к Поясу Юга. И она думала о муже, всякий раз, когда шила или варила еду, гадала, как заплести косы, и собирала яблоки. Он быль сильный и честный, её Самуэль, он любил надежные вещи и простую пищу. И скорее всего не оценил бы тонкую прелесть иллюзий… как впрочем, и дети, земные от макушки до пяток. Разве что младший сын — он пошел к чудаку-капитану, потому что слоны и сирены были ему важнее полновесных золотых и безрадостного труда.
Первый гость не заставил себя долго ждать — элегантный уродец, королевский портной из Загорья явился в замок, чтобы узнать, какие платья носили благородные дамы в древности — принцессе Загорья исполнялось шестнадцать лет, и она хотела быть самой прелестной. Тильда сильно огорчила его, но после долгих уговоров портной согласился задержаться на день — вспомнить наряды, которые шил и видел.
Сбившийся с дороги к пастбищу личный повар графа Ферье радостно позаимствовал кое-что из рецептов Тильды — заносчивый граф наотрез отказывался от простонародных кушаний, а теперь их можно было под благовидным предлогом ввести в моду. Взамен он поведал о многослойных паштетах, кабанах, в которых запекают живых воробьёв, и тортах о двадцати ярусах, со своим сортом крема для каждого. Угрюмый, покрытый шрамами рыцарь, которого привез красный дракон, вообще ни с кем, кроме Кандары, не разговаривал — Тильда думала даже, что тот немой. После его визита в оружейной появились мечи, копья, кинжалы, стилеты, шлемы и доспехи с тонкой чеканкой. Благородная дама, путешествующая с многочисленной свитой (правда слуги идти в колдовское гнездо наотрез отказались) помогла шикарно обставить замок — после её непродолжительного визита в Кандаре появилась не только изящная мебель, гобелены и редкостные ковры, но и мраморная ванна с горячей водой. Тильде страшно понравилось нежиться в розоватой, благоуханной чаше.
Бард-лютнист, которого загнала в замок лютая метель, помог пополнить библиотеку, а в свободное время пел и играл баллады — то томительные и горькие, то бравурные — хоть сейчас на войну, то веселые, как ячменное пиво в кружках. Он был красив чеканной красой мужчины, подошедшего к зениту жизни — умный и лукавый взгляд, лучики морщинок у внимательных глаз, седина в иссиня-черных кудрях и короткой волнистой бородке, черная с серебром куртка, серебряные перстни на сильных пальцах, шпоры на сапогах, рукоятка ножа за наборным, широким поясом. Сильный голос — не просто мощный, способный заполнить звуками зал, но покоряющий сердце. Должно быть, такие барды в давние времена шли перед армиями и пели на полях битвы, поднимая солдат в атаку. Он пел для Тильды лунной ночью Самхейна — истории славных сражений, великой любви и простого площадного веселья. Тильда чувствовала, что нравится, зажигает веселые искры в темных глазах, и тянулась навстречу. Она грезила — как бы сложилась её судьба, откажись она в юности выходить замуж. Круг людей, факела и мячи, охапки свежих цветов, шальное золото, восхищение пьяной от восторга толпы. Музыка — скрипки, флейты, гулкие барабаны, огненная джиллиянка босиком по мостовой. Слезы и поцелуи, страсти и приключения, опасности и чудесные спасения от неминуемой гибели. Дитя в кибитке под пестрым пологом, дитя, которое учат ходить по канату, едва оно встанет на ноги. И любовь бродячего лютниста — он бы понял, как стремится к чудесам душа Тильды, как просят танца легкие ноги и грустится о звездном небе под крышей дома… Когда темень за окнами стала сереть, возвещая рассвет, им не понадобились слова — только взгляды. «Пойдешь со мной?» «Нет».
Бард ушел незаметно. Он оставил на память серебряное колечко с виноградным листком и брильянтовой каплей росы — дары Кандары исчезают бесследно, настоящие вещи живут долго. Дождавшись следующего утра, тронулась в путь и Тильда. На прощанье она обошла замок сверху донизу — да, книг ещё было мало, мебель стояла отнюдь не везде, а картин и статуй до сих пор ещё не появилось. Но она сделала всё, что могла. И если вдруг её сын захочет увидеть настоящие чудеса — он найдет не унылые развалины, а прекрасный волшебный замок. Прощай, Кандара!
Лазурная птичка летела за Тильдой до мостика, потом чирикнула на прощание и повернула назад.
Толстощекий владелец гостиницы «Чудо света» дал важной гостье лучшие апартаменты бесплатно, угостил восхитительным ужинам и строго наказал слугам — прислуживать госпоже Тильде, как королеве. «Что ж вы сразу не сказали-то, что вы из магов, мы бы вас приняли, как положено. Экое чудо вы сотворили — замок подняли. Теперь люди ходить будут, деньги рукой потекут. Да и красиво там, как в раю. Правда что ли?».
«Правда», согласилась усталая Тильда. Мечта закончилась, теперь больше всего на свете она хотела домой.
Когда, миновав перевал, она прибыла в порт Шторм, уже задули злые декабрьские ветра. Ни один приличный корабль не собирался, рискуя жизнью, пробираться в порт Рок. Упрямая Тильда пошла к владельцу китобойной шхуны. Денег у женщины почти не осталось, но непреклонное упорство и, пожалуй, что повод — муж-моряк вскоре вернется из дальнего похода, убедили старого гарпунера. Шхуна вышла в открытое море — и доплыла легко, словно Тильда, и вправду стала волшебницей, наколдовала попутный ветер. Деньги на лодку до островка пришлось занимать у старшего сына. Он хотел было расспросить мать, но решил не задавать глупых вопросов раньше срока.
